Вор - Перегудов Александр. Страница 2
У Прошки так поленья и разлетаются. Раскраснелся парнишка.
— Бог на помочь, хозяин, — шутливо крикнул ему Савелий. — А я сейчас в «Пролазе» был.
— Ну, што?
— Есть. Кое-што попало.
— Ну-уу?.. — Глаза у Прошки расширились. — Ну-ка, покажь.
— Да у меня нету… Там оставил. Вот к вечеру схожу, принесу.
Радостно на душе у Савелия: красный зверь попал, — это раз, а, во-вторых, чувствует он, что поймает вора. Уж он его выследит. По следу пойдет.
Вспомнил, как в прошлый раз тоже по следу шел, а след-то на проезжую дорогу вышел, ищи его тут. Хоть всю дорогу обшарь, не найдешь ничего.
А в избе жена Савелия, Арина, топила печку. Дрова в печи горели жарко. Арина, раскрасневшись, возилась с чугунами и горшками. Вкусно пахло жирными щами. Савелий глотал слюну и поторапливал жену. А пока она собирала на стол, начал набивать патроны. На тетеревов задумал сходить: решил выследить ту стайку, что утром у «Пролаза» встретил.
Когда Арина поставила на стол дымящуюся миску со щами, он сказал:
— Поди-ка, позови Прошку.
— Да я уже ходила — нету его там. Удрал куда-то. Вот я его до вечера проморю, узнает тогда.
После обеда Савелий почувствовал усталость. Ноги сделались тяжелыми, и во всем теле была какая-то лень. Хотелось полежать на печи, но он пересилил себя:
«Нет, это не дело… Уж раз решил следить, так нечего отлынивать.»
Надел полушубок, потуже подпоясался кушаком и вышел на двор.
У крыльца лыж не было; вокруг тоже нигде не видно.
— Эх, уж эти уборщики… — ворчал Савелий. — Сказано, чтобы не трогали лыжи, — опять уйду скоро… Нет, надо кому-то засунуть.
Минут десять искал по двору и- не мог найти. Наконец, случайно увидал конец одной лыжи, торчащий из-за поленницы дров.
— Вона, — куда нелегкая помогла затащить. Постарался кто-то.
Вытащил лыжи и пошел со двора.
В поле, чтобы побороть лень и усталость, пошел быстрее. Скоро прошел поле, прошел лес и вышел на мелкие кустики.
Мороз немного ослаб. Шапки снега на кустах искрились под солнцем. Четкая черная тень двигалась сбоку, перегибаясь и ломаясь на неровностях снега.
Спускаясь в овраг, Савелий вдруг заметил на противоположном берегу оврага мелькнувшую в кустах черную фигуру.
«Он!.. Пымаю!.. — замелькали в голове мысли. — Эх, жаль, что ружье не захватил, пустил бы ему в зад дробью!»
Быстро спустившись на дно оврага, Савелий торопливо начал подниматься вверх. Черная фигура опять мелькнула за кустами и остановилась, потом резко метнулась в сторону.
«Увидал! Врре-ешь, настигну!.. Уж я тебя настигну! Врре-ешь, чортов кум!.. Врре-ешь!..»
Торопясь, слишком прямо вверх забрал, соскользнула одна лыжина, разъехались ноги и ткнулся Савелий головой в снег. Пока выкарабкивался, ругал себя на чем свет стоит:
«Ку-да полез, дурак!.. Ку-да!.. Отложе, наискось брать надо, а ты — прямо! Эх, дура-ак!.. Седые волосы полезли, а ума нет… Эх!.. Теперь „он“ стегает по ровному месту, — гонись за ним. Как же, догонишь, держи в оба… Эх, ма-а!..»
Но в душе все-таки была надежда догнать вора.
«Может, „он“ лису-то с собой тащит, мешать она ему будет. А ежели не догоню, то еще одна лиса пропала. Эхма-а…»
Выбравшись наверх, метнул вокруг взглядом. Далеко-далеко, меж кустами, согнувшись, бежала маленькая черная фигурка.
«Далеко удрал, анафема», подумал Савелий и, подметив, что фигурка бежит, заворачивая к проезжей дороге, пустился ей наперерез. Бежал, ощупывая под полушубком охотничий нож, и думал: «Не догнать, далеко убег „он“. В овраге я замешкался, а то пымал бы.»
Черная фигурка, оглянувшись несколько раз, переменила направление бега, пошла прямиком, как и Савелий. Впереди были высокие кусты. Добежав до них, она пропала.
Савелий смекнул, что наперерез бежать — ничего не выйдет, не видно вора. Повернул лыжи к «его» следу. Решил по следу бежать, проследить, куда пойдет «он».
Жарко стало. Лицо разгорелось. На ходу отпустил немного кушак, чтобы посвободней было. Уставать начал.
«Эх, тяжело после обеда бегать… Утром замаял бы его, а теперь уйдет…»
Добежал до высоких кустов и пошел по чужому узкому следу, но чувствовал, что упустил вора. С полчаса шел он кустами и, наконец, попал на проезжую дорогу.
«Так и есть!.. Снял „тот“ лыжи и пошел но дороге, — ищи его тут.»
Погрозил вдоль дороги кулаком и пробурчал:
— Погоди, анафема, — я тебя залучу. Ты у меня попрыгаешь. Погоди, чорт.
Постоял, постоял на дороге и повернул обратно. Опять в «Пролаз» пошел посмотреть, цела ли лиса.
Лиса была цела, и Савелий немного успокоился.
«Значит „тот“-то только шел к ней, когда я спугнул его. Та-ак… Теперь ноне-то „он“ не придет больше, побоится.»
Сел на низкий пень, распустил кушак и, отдыхая, осматривался вокруг. Солнце к лесу клонится, — недолог зимний день. На востоке небо едва заметно туманиться начало. Вверху белые облачка застыли. Тихо вокруг: ни звука, ни шороха.
Долго сидел на пне Савелий, а потом встал и подошел к лисе. Погладил рукой пушистый бурый мех, тронул пальцами острые ощеренные зубы, подумал:
«Надо опять здесь лису оставить, да оставить-то ее боязно — волки или еще какое зверье не сожрало бы. А домой все же брать не нужно; завтра опять на лису буду „его“ ждать. Рано встану, до свету приду сюда».
Достал из кармана полушубка бечеву, захлестнул петлей задние ноги лисы и, перейдя овраг, схоронил ее в густых ветвях старой ели.
III
Прошка быстро шел по проезжей дороге. Утирая с разгоряченного лица пот, думал: «Удрал теперь… А ведь чуть-чуть тятя-то не словил. Была бы трепка.»
Навстречу попался обоз, и парнишке пришлось сойти в сторону и переждать, пока пройдут лошади. Это его надолго задержало. Он беспокойно оглядывался по сторонам, каждую минуту ожидая, что вот-вот из-за поворота покажется отец.
Когда проехал обоз, Прошка вылез из сугроба и побежал к деревне, стуча по обледенелой дороге привязанными на веревке лыжами. Жаль Прошке лису. Было бы у него две шкурки. Одна на дворе в укромном уголке спрятана, а вот другую прозевал. Теперь жди, когда еще отцу на потраву попадет.
Как только выпал первый снег, задумал Прошка у отца двух лис стащить. Шкурки решил продать скупщику, а на вырученные деньги купить ружье. Терпенья нет ждать, пока отец подарит.
«Эх, жаль лису… Если тятька не возьмет ее нонче, то завтра беспременно в „Пролаз“ слетаю. Моя лиса будет. Опосля пусть ругается. Опосля, как куплю ружье, так на коленки встану: „Прости, мол, тятька, — я лис таскал… Прости, Христа ради“… Простит, он простит. Тятька добрый.»
Торопится Прошка, старается дойти до дому раньше отца. А то догадается он, кого ловил в «Пролазе». К своей избе прошел задворками. На дворе спросил у матери:
— Тятя пришел?
— Нет еще… А ты где шатаешься?.. Вот я не дам тебе жрать-то, — будешь тогда от обеда бегать.
У Прошки сразу отлегло от сердца…
Темнело, когда Савелий подходил к деревне. Вспыхивали и прояснялись звезды, но мороз полегчал.
Вечером за ужином Савелий говорил Прошке:
— Ты вот все шатаешься, все лодыря гоняешь, а того не можешь сделать, чтобы отцу патронов набить. А еще ружье просишь. Куда тебе ружье!
— Да я, тять, хоть сейчас набью. Вот после ужина.
— Ладно. Посмотрим, как набьешь.
— А ты, тять, зверя-то принес?
— Какого зверя?
— А которого стравил?
— Нет. Некогда было мне ноне, — нахмурился Савелий, вспомнив, что упустил вора. — Пусть лежит там; на морозе не испортится. Не утащут. Воров у нас нету. Воров-то из ружья стреляют, — учат.
Разделся и полез на печь.
Прошка начал набивать патроны.
Савелий, лежа на печи, никак не мог заснуть, а тут еще Прошка стучит. Не вытерпел, крикнул с печи;
— Брось!.. Ну тебя к лешему, с патронами-то!.. Спать не даешь.