ЧВК Всевышнего - Орловский Гай. Страница 4

Михаил прервал с отвращением:

– Добро может прожить без зла, а зло без добра не может!..

– Потому оно необходимо, – согласился Азазель невозмутимо. – Стремление искоренить или уменьшить зло всегда рождает еще больше зла!.. Потому у людей такой быстрый прогресс в науке и культуре.

– Почему?

– Зло никогда не спит, – пояснил Азазель, – в отличие от добра, к тому же часто просыпается.

Михаил сказал сердито:

– Беда в том, что очень мало таких, кто умеет делать добро; зато все умеют творить зло!

– Это да, – согласился Азазель с похвалой, – в этом люди преуспели!.. Молодцы, это у них называется здоровой конкуренцией. По Дарвину.

Михаил молчал и смотрел сузившимися глазами. Азазель слишком серьезен, от его слов веет холодом и опасностью. Он вроде бы не знает, хотя и знает наверняка, что любое сотрудничество с силами Тьмы компрометирует, пятнает, и как ни оправдывай себя, но это шажок в сторону Тьмы.

Азазель сказал с сочувствием:

– Люблю тебя, Мишка. Хороший ты, хотя еще дурной. Мало что понимаешь в этом мире, почаще спрашивай у Макрона. Тот знает, что враг врага может некоторое время быть другом, если есть общие интересы, понял? А потом снова можно разойтись по свои стороны баррикады и бросать камни друг в друга… нет, один в другого… Ладно, уже поздно, топай спать, а утром подрастрясем жирок, что ты вволю и бесцеремонно нагулял за последние десять минут…

Михаил молча отправился в спальню. Едва лег, пришлепала мокрыми ластами, как утенок, Обизат, почти неслышно скользнула к нему под одеяло. Михаил не сразу понял, что сегодня успела помимо фильмов о войне посмотреть что-то из порнухи, очень уж старается, но как-то театрально, что и понятно, в порнофильмах никудышные актеры, преувеличенно вздыхают, стонут и гримасничают, но как сказать ей, что она смотрела вовсе не учебные фильмы, чертов Азазель с его шуточками…

– Ты красишь ресницы? – спросил он.

Она на мгновение перестала двигаться, затем возобновила, но уже не так интенсивно, ответила с настороженностью:

– Не-ет…

– Ого, – сказал он, – а такие длиннющие, густые и красиво загнутые!.. Наверное, родители отдали тебе все лучшее. А таких дивных глаз еще не видел…

Она совсем притихла, он продолжал рассматривать ее глаза, она замедленно опустилась рядом и чуть прикрылась одеялом.

– Тебе… не нравится?

– Что ты, – возразил он, – у тебя самые красивые глаза на свете!.. Они не только зеленущ-щие, как самые чистые изумруды, но сияют! Никак не налюбуюсь…

Она помолчала в замешательстве, голосок ее дрогнул:

– Ты их уже видел…

– Но насмотреться не могу, – заверил он. – Ты вся чудесная.

– Ой, – сказала она опасливо, – я что-то делаю не так? А почему ты не говоришь?

Он обнял, как опечаленного ребенка, погладил по голове и даже слегка поскреб ногтями спинку, что сразу выгнулась горбиком навстречу его пальцам.

Рано утром Бианакит, демонстрируя пунктуальность, явился минута в минуту перед завтраком, поздоровался со всеми и даже с Сири, сел за обеденный стол, привычно спокойный и невозмутимый, от него пахнуло надежностью и стабильностью.

– Какие планы?

Азазель сказал с удовольствием:

– Грандиозные и победные! Сперва кровожадно сожрем гуся, Сири и Обизат приготовили по какому-то хорватскому рецепту, разделаемся со вторым блюдом и завершим роскошным десертом!

– А затем? – уточнил Бианакит.

– Вы с Обизат копите силы, – распорядился Азазель, – только не засните, а я тут быстренько смотаюсь в одно место на окраине Москвы, кое-что уточню по мелочи.

– Один? – уточнил Бианакит.

– Конечно, – подтвердил Азазель. – Я всегда один. Естественно, захвачу мальчика, нужно натаскивать для будущего спасения мира.

Бианакит взглянул с сочувствием на Михаила, тот нахмурился и сердито засопел.

– Хорошо, – сказал Бианакит. – На кухне еды столько, будто к войне здесь готовятся, винный погреб у тебя огромный, хоть и не совсем погреб, так что как-то скоротаем время, попивая твои коньяки и рассматривая мир на экранах.

Он придвинул к себе тарелку обеими руками, все такой же спокойный, не задающий лишних вопросов, идеальный солдат, дождался, когда Сири переложит ему со сковороды парующего мяса, взялся за нож и вилку, уже освоив сложнейшие приемы, как ими пользоваться.

Обизат, сидя рядом с Михаилом, ела быстро-быстро, как мышь, время от времени поглядывая на своего господина и повелителя с таким обожанием, что ему становилось неловко. Азазель держался приподнято, явно в прекрасном настроении, сам налил всем легкого вина, поглядывал на завтракающих с довольным видом, и только Михаил чувствовал, что на самом деле Азазель не так уж и беспечен, а это «по мелочи» может быть не совсем по мелочи.

Азазель, смакуя сочное мясо, сказал с чувством:

– Жизнь, сколько ее ни кляни, все-таки стоит того, чтобы ее прожить! Хотя глобальные проблемы усложнились настолько, что за их решение не берутся даже подростки.

– Сложный мир, – подтвердил Бианакит, – но как в нем готовят, как готовят!..

– Да, – согласился Азазель, – такой жалко было бы потерять.

– Не потеряем, – заверил Бианакит бодро. – Первый потоп не дал результатов, Творец не станет повторять безуспешную попытку.

Михаил нахмурился, такая вольная трактовка не нравится, сказал язвительно:

– Второй попыткой может быть огненная буря, как предсказано.

– Человек не таракан, – ответил Азазель, – везде выживет!.. Вы ешьте, ешьте, а то такие серьезные. Подумаешь, Апокалипсис!

Дальше завтракали в молчании, даже с десертом разделались почти в тишине, если не считать звяканье ножей и вилок.

Бианакит первым доел торт, запил крепким кофе и поднялся из-за стола.

– Пойду взгляну, – сказал он, – взяли за ночь Эль-Риад или не взяли, как обещают уже с неделю.

Обизат торопливо подхватилась с куском торта в руке.

– Думаешь, за ночь смогли? Там две недели бои!

– Обещали, – ответил Бианакит на пути к гостиной. Экран по его жесту включился сразу на нужном канале, Михаил услышал звуки оружейной канонады и глухие удары взрывов, настолько отчетливые, словно бомбят по ту сторону дома. – Обизат, садись, наслаждаемся!

Азазель вытер рот салфеткой, глаза блестят довольством, бодро встал. Михаилу почудилось, что он напевает какой-то древний гимн, то ли скифов, то ли сарматов.

– Готов?

Михаил подхватился, едва не опрокинув тарелку.

– Что брать? Стандарт?

– Ого, – сказал Азазель с удовольствием, – какая чувствительность! Для милитариста нехарактерно. Да, пары пистолетов с запасными обоймами хватит. Ты же с двух рук бьешь воробьев на лету?

– Я не бью воробьев, – возразил Михаил. – Птички не люди, на них вины нет. Это тебя бы прибил с удовольствием. Выступаем?

– Через две минуты, – ответил Азазель деловито. – На той стороне никто не ждет, потому готовься действовать быстро. Мне удалось нащупать группу, что прошла через портал, о котором говорили, понял?

– Который под совместной охраной?

– Да. Потому бей всех, кроме главного.

– А кто там главный?

– Ты же теперь чувствительный, – напомнил Азазель. – Ощути и выруби для допроса.

Михаил задержал дыхание, когда Азазель ухватил его за плечо. Пространство сжало его тело, словно противоперегрузочный костюм, коротко блеснул свет.

Михаил даже не успел подогнуть колени, как подошвы уперлись в твердое.

– Видишь, – шепнул Азазель, – как работаю!.. А ты будто вселенную на себе прешь!.. И сопишь так противно… А запах, запах…

Михаил торопливо огляделся. Местность как будто с картины передвижников: синее небо, чистая луговая трава, небольшая речушка с ивами вдоль берега, березняк невдалеке, мощная дубрава на той стороне, а слева добротные коттеджи, за ажурными заборами из металлических прутьев.

– Организованная преступность предпочитает города, – сказал Азазель наставительно, – но базы располагает вот в таких местах. Здесь сараи, подвалы и даже как бы бомбоубежища, хотя и не бомбоубежища…