Расколдуйте это немедленно! - Гаврилова Анна Сергеевна. Страница 1

Анна Гаврилова, Кристина Зимняя

РАСКОЛДУЙТЕ ЭТО НЕМЕДЛЕННО!

Глава 1

Город внизу радовал глаз россыпью огней, но полюбоваться этим дивным зрелищем решила только я. Ребята жарили сосиски на костре, который развели прямо посреди крыши, и болтали, приправляя рассказы «как я провел лето» шутками и смехом. Я же, устроившись на парапете с гитарой на коленях, крутила в руках неоткрытую банку с давно нагревшимся пивом и смотрела вдаль.

Группу свою я любила — таких безалаберных разгильдяев специально искать станешь и не найдёшь, — но единственное исключение в лице нашей первой красавицы Илоны Боровицкой изрядно подпортило удовольствие от общения. Ну вот сколько можно объяснять, что не нужен мне её любимый Дэн Роков? А этот балбес ещё и подначивает всё время — и не поймёшь: то ли и вправду клинья подбивает, то ли Илонку раззадоривает. Вот и сегодня зачем-то начал мою новую стрижку нахваливать, а у Боровицкой от этих комплиментов чуть пар из ушей не пошёл.

— Машенька, что же ты от коллектива отрываешься? — промурлыкал возле уха неслышно подкравшийся предмет моих невесёлых размышлений и попытался обнять.

— Денис, отвянь по-хорошему, — передёрнув плечами, чтобы сбросить его руки, отрезала я.

— Мышь, ну не куксись, — уже нормальным голосом продолжил парень. — Пойдём! Как-никак начало третьего курса обмываем, а ты отлыниваешь! Обижусь — сама в деканат за хвостовками ходить будешь, — пригрозил Дэн, к несчастью, являвшийся у нас главным разгильдяем — то есть старостой.

— Уговорил, шантажист недоделанный, — буркнула я. — Минут пять ещё посижу и приду.

— Жду, Мышенька, — «обрадовал» Денис, взъерошив пятернёй мои без того растрепанные волосы и сбив при этом на нос примостившиеся на макушке темные очки.

Сквозь чёрные стёкла ночной город разглядывать было совсем не интересно, но едва я потянулась, чтобы вернуть аксессуар на прежнее место, как за ухом прошипели: «Я предупреждала!» — и сильный толчок в спину отправил меня навстречу ветру.

* * *

Кажется, я даже не заорала. В голове стремительно завертелись картинки из недалёкого будущего. И особенно ярко представлялись почему-то не рыдающие на кладбище родители, не сестра Катька, перетаскивающая свое барахло в мою комнату, а нервный тик полицейских, обнаруживших моё тело, и заголовки в новостных лентах. Не каждый же день с крыши недостроя спрыгивают студентки в обнимку с гитарой и банкой пива. С фланелевой рубашкой в клетку, кружевными трусами и молотком в рюкзаке, да ещё и в тёмных очках — последние, очевидно, чтобы не так страшно лететь было.

Я истерично хихикнула. Нелепо! Нелепо вот так вот закончить жизнь в неполные двадцать. Не хочу! Я ещё столько всего не успела. Институт не закончила, замуж не вышла. Песню свою лучшую не написала.

И Филька! Они же Фильку голодом заморят!

Мысль о несчастной доле полосатого чудовища была последней перед тем, как темнота вокруг взорвалась ослепляющим светом.

— Эннэ крау кори шас! — Голос был красивый — звонкий и в то же время глубокий. Незнакомые слова звучали веско, уверенно. Наша литераторша за такое «с выражением» исполнение точно бы высший балл поставила, а что непонятно ничего — так мало ли на каком там наречии ангелы с душами общаются.

Я была совершенно уверена, что угодила прямиком в рай — ну не могли же меня после такой глупой и преждевременной смерти в ад отправить! Должна же быть в мире справедливость, правда?

Ответ на этот животрепещущий вопрос пришёл внезапно и болезненно. Путём столкновения моего тела с чем-то твердым. Слепящий свет сменился чередой разноцветных вспышек, пиво, не выдержав длительной встряски, вырвалось из-под слетевшего язычка и окатило меня пеной.

— О, Плющ ползучий, что это?! — Красивый голос с переходом на русский несколько утратил свою завораживающую привлекательность, зазвенев истеричными нотками.

Проморгавшись, я уставилась на вытянутое от изумления лицо незнакомого парня гламурной наружности. Выпученные глаза цвета первой весенней зелени, длинные золотистые волосы, жёлтая туника и, главное, характерные заострённые уши данного индивида просто кричали — нету во вселенной справедливости! Потому что вместо заслуженного рая мне явно достались кома и бред!

За моей спиной раздался стон, и я забарахталась, намереваясь встать. Стукнулась локтём, с трудом села и попыталась перекинуть за спину гитару, благо ремень, на котором она висела, позволял проделать подобный фокус. Гулкий звук от соприкосновения любимой «балалайки» с чем-то явно не мягким заставил похолодеть от ужаса — только бы не поцарапалась! Сзади кто-то взвыл. Кое-как сообразив, где руки-ноги и как они должны работать, я всё же умудрилась подняться и оглянулась, ёлки, лучше бы я этого не делала!

На мелких, похожих на гальку камешках в весьма неудобной на вид позе валялось ещё одно порождение коматозного бреда. Оценить смазливость физиономии оного мешали вздувающаяся на лбу шишка, кровавый ручеек, сбегающий вдоль брови, и подбитый глаз. Но характерные уши были на месте и даже, кажется, зловеще шевелились. Или это мне померещилось с перепугу?

Правая рука индивида была неестественно вывернута и, похоже, попросту сломана. Зато в левой нарастал угрожающего вида шарик из серо-синих светящихся полупрозрачных ниток.

— Мама! — почти беззвучно прошептала я.

Но покалеченный услышал и растерялся. Всего на миг, но собраться с мыслями и метнуть в меня серо-синее нечто уже не успел — на его и без того отбитую голову со смачным шмяком приземлился мой несколько задержавшийся в полете рюкзак. Шарик скатился с ослабевшей ладони и лужицей расплавленного металла растёкся по камням, а через миг и вовсе исчез.

Я осторожно тронула ногой поверженного противника и, убедившись, что признаков жизни он не подает, подхватила свой «багаж» и рванула прочь что было сил.

— Куда? — закричал мне в спину ушастик в жёлтом.

Да если бы я знала, куда! Главное, подальше от места аварии, пока не обвинили во всех смертных грехах и страховку не затребовали.

— Стой! — гремело мне вслед.

Ещё чего! Ищите другую дуру!

Присыпанная галькой тропинка, по которой я неслась, неожиданно оборвалась — в самом буквальном смысле. Я попыталась затормозить, но не сумела и, споткнувшись напоследок о какую-то корягу и оставив под ней свою кроссовку, кубарем покатилась вниз.

Хана гитаре! Под эту скорбную мысль мой лоб встретился с булыжником, и наступила темнота.

* * *

Всё тело нещадно кололо — будто я вдруг ни с того ни с сего йогой занялась на утыканной гвоздями койке или в яму с ежами свалилась. Собственно, очнулась я оттого, что самый любвеобильный ежик, наверное, воображая себя пушистым котёнком, потёрся своей «шубой» о мою щёку. Я застонала от боли и открыла глаза, чтобы обнаружить себя в неласковых объятиях кустарника.

— Ты слышал? — раздался неподалеку уже знакомый голос белобрысого ушастика, возвращая меня из комы абсолютной в её бредовую вариацию. — Это наверняка Оно!

— Последний раз повторяю, — устало отозвался неизвестный собеседник блондина, — нет здесь никого. Кроме нас троих, на всю округу ни одной достаточно крупной ауры. Только шалор в берлоге дрыхнет.

Я осторожно отвела в сторону колючую ветку, принятую в отключке за ежа, и выглянула из-за неё на каменистую дорожку. Первое знакомство с миром глюков состоялось в лучах заката, теперь же была уже ночь, но, несмотря на тоненький серп луны, едва различимый сквозь облака, и парочку неярких звезд, беседовавших на тропинке я видела не хуже, чем при солнечном свете. Только несколько бесцветно. Длинноухий, предположительно эльф, от которого я сбегала, разговаривал с долговязым субъектом в плаще средневекового образца а-ля инквизитор — в таких обычно ролевики шастают.

— А если… — попытался возразить ушастик.