Собачья площадка - Голубев Игорь. Страница 37
Виолетта открыла на звонок.
В дверях стоял этот… С шиномонтажа. Ничего парень.
— Здравствуйте, я вот по какому поводу, вы, наверное, слышали про вчера? С Машей…
— Да, это ужасно. До станции без приключений не доберешься. Я теперь все время на троллейбусе. Дольше, но безопасней.
— Кто там? — донеслось из глубины квартиры.
— Это ко мне. Это насчет Маши, я тебе рассказывала.
В прихожую высунулся Иванов.
— Извините, выйти не могу, собаку держу, — в щель сказал Иванов.
— Мы тут посоветовались. Свидетелей не было. Доказать никак нельзя, а её Рута порвала человека. Надо дать, чтобы замяли. Рублей пятьдесят. Можно больше.
— Да, да, конечно… — Виолетта полезла в сумку за кошельком.
— Ничего не надо давать. Это пустое. У них денег куры не клюют. Выйдет одно унижение, и больше ничего. Грачей не знаете? Знаете.
— Но Погер же сказал…
— Что вы мне про Погера рассказываете. Погер живет отжившими категориями Уголовного кодекса. Жизнь изменилась, и узнать её можно только через бинокль… Как ваша собака? Я очень сожалею, но моя сильнее. С вами я мериться силами не намерен, да и не смогу. Скажу одно — того, что было во дворе, уже не будет. Можете расценивать это как угодно, но никак не как угрозу. Ваше время кончилось. Началось время прагматиков, и содрать за шину, как вы сдираете с остальных, не сможете. Во-первых, потому, что у меня нет машины, и, во-вторых, по этому же самому. Виолетта, не давай.
Валерий стоял как оплеванный салага. Никогда, даже в армии, не испытывал этого чувства.
— А вот и дам. Возьмите…
Виолетта протянула Валерию две сотенные бумажки.
— Это, наверное, много.
— Ничего. Для приведения дома в порядок хватит.
Она посмотрела на дверь и вдруг явственно увидела, как её муж стоит с той стороны и слушает. Стало удивительно легко и свободно. Она тут же вспомнила, что в их отделе на работе появился новый симпатичный курьер.
Раньше подобных мыслей у Виолетты просто не возникало.
Бунт, равнодушно подумал муж. Николай ткнулся носом в собачью шерсть и ощутил приятный запах живого человека. Это существо стало для него роднее родителей.
Ну и дела, подумал Валерий. Ему ещё предстояло обойти десятки квартир.
Глава 26
Было уже часов двенадцать. Мытарь одеревенел от объяснений, но собрал солидную сумму. Собрав, очутился как бы в вакууме. Дом затих. Можно было услышать даже перемещение тараканов по воздуховодам.
До чего же люди не хотят расставаться с тем, что имеют, подумал он. Он, считавший село деда лучшим местом на всем белом свете, вдруг вспомнил, как били какого-то студиоза, который приехал помогать селу и посмел понравиться местной барышне, за идеал. Тогда тоже никто не вмешивался. Закон был — не лезть. А девкам хотелось иногороднего. И били студиозов.
Он зашел за подполковником, во-первых, для поддержки, во-вторых, для солидности и, в-третьих, нужен был свидетель — все-таки деньги чужие. К деньгам Валерий относился трепетно, то есть на дело не жалко, а в долг не давал.
Бубнов сегодня ещё не похмелялся, и это радовало. Ради такого случая из шкафа был извлечен китель с двумя рядами пластмассовых планок.
— Может, на живые сменить? — спросил Семен Семенович, указав на планки.
— Хватит с них и этого, и потом, не в президиум идем заседать, а давать в лапу.
— Согласен. Только давать будешь ты. Я не приучен. У тебя жвачка есть? Во рту погано.
— Лаврушку пожуй. У меня от жвачки изжога. Так за разговором спустились во двор.
— Что-то мне не по себе, — пожаловался подполковник, — на эти деньги наняли бы кого, и то дело. Хоть Погера.
— Погер по уголовному не мастак. Валерий спустился по лестнице, где раньше располагался вход в первое полуподвальное помещение.
— Мрамором отделали. Еще полгода назад простой бетон был, — указал Валерий на ступени.
— Умеют.
— Не умеют, а пользуются и обдирают.
— Чья бы мычала.
— Я норму знаю.
Чуб умолчал, что норму устанавливает сам и она иногда существенно превышала общепринятые негласные расценки. Но драл, как ни странно, со своих старых и проверенных клиентов. Хотя почему странно? Раз-другой возьмет по-божески, а потом взвинтит. Клиент к мастеру привык. Качество видел. Обращаться к другим просто в голову не придет, — значит, расценки повысились везде.
Валерий решительно толкнул дверь, и они вошли в коридор, отделанный пластиком. В конце коридора виднелась приоткрытая дверь, из-за которой доносились гортанные голоса. Чуб приложил палец к губам и остановил Бубнова. С минуту они стояли прислушиваясь. Ждали. Может, перейдут на русский. Не перешли. Спорили жарко, с южным темпераментом.
Взяткодавцы громко постучали. Говор мгновенно стих. Дверь рывком распахнулась, и открывший удивленно вытаращил глаза на двух славян, словно те были космическими пришельцами.
— Что нада? — спросил сидевший за столом Казбек.
Это были не клиенты. Больше того, он узнал а, одном владельца большой черной собаки, жителя этого дома. Когда-то тот помог в переоборудовании магазина. За деньги, естественно, помог. Военный не был знаком кавказцу, а вот форма с характерного цвета погонами очень даже знакома, рождала нехорошие воспоминания и вообще настораживала.
— Здорово, мужички…
Кавказские «мужички» промолчали.
— Мы, собственно, насчет вчерашнего… По поручению актива жильцов нашего дома, — начал Валерий, как умел, и с ужасом понял, что речь надо готовить заранее, но там, на поверхности, все казалось очень простым, а здесь слова куда-то подевались. Может быть, впервые Чуб кожей ощутил, как унизительно давать деньги. Может, брать проще, промелькнуло в голове, и он с досадой подумал, что его котелок занят ненужными сейчас размышлениями.
— Мы решили не раздувать этого дела. Маша сказала, что в общем-то так ничего и не произошло. Порвали плащ. Собака защитила хозяйку. В конце концов, твои люди сами виноваты. Согласись. Здесь не горы и порядок для всех один.
— С Машей я сам разберусь, понял, да? Она моя продавщица.
— Так вот… Я и говорю, давайте это дело замнем для ясности.
И опять никакой реакции. Этакое разглядывание одной стороной другую. Впрочем, реакция была. У подполковника. О том, какие вулканические процессы бурлили внутри отставника, говорил обильно выступивший пот и сильно побагровевшее лицо. Еще у него начал подергиваться подбородок.
Подполковник, воспитанием и службой вышколенный на прямых и ясных отношениях с подчиненными, раз и навсегда оговоренных уставами, и непростых, но все-таки до определенной степени понятных отношениях со старшими по званию и должности, с самого начала не очень веривший в успех этой миссии, был сильно взвинчен. Сам того не подозревая, он полностью подтверждал диагноз встречи, поставленный Ивановым. К инородцам в армии относился не просто терпимо, а по-отечески. Учить армейской жизни самых темных начинал с сортира, где первым делом отучал сидеть на унитазе в позе «орла». У него быстрее всех в подразделениях аульские парни выучивали команды, без которых армейская жизнь не имеет смысла: строиться выходи, шагом арш, нале-напра-кругом, подобрать животы, подтянуть кладила, замудонцы, смирна!
Так вот… Подполковник терпеть мог ещё минуту-две, но Валерий этого не замечал и вновь повторял, как заведенный, просьбу от лица актива.
— Валер, кончай, не видишь, они русского языка не понимают.
Бубнов вырвал из рук товарища пакет, перехваченный резинкой, и хлопнул его на стол. От удара резинка лопнула, и деньги разного достоинства, но все купюры не меньше полтинника, легли веером перед глазами присутствующих.
— Это вам на лекарства для вашего сукиного сына, который залез под юбку к уважаемой русской женщине. Больше ничего не получите. Я бы и этого не дал. Попросили.
Повисла мхатовская тишина. Может, и более раннего происхождения. Ярославльского. Когда актер Волков на сцене, вспоминая забытый текст, десять минут натягивал сапоги, а зал, замерев, с интересом наблюдал за процедурой.