Доктор. Заново (СИ) - Афанасьев Семён. Страница 47

Своего ноута я по запаре не взял. Можно было бы поспать — но будить будут каждые полчаса. Да и неспортивно это, если пришёл поддерживать Лену. Кстати, она, видимо, с кем-то о чем-то договорилась, и кроме нас двоих и Асели в комнату больше никто не заходит, только если позвать их по рабочим делам.

Девочек в очередной раз куда-то дёргают. Вернее, дёргают Аселю — что-то нужно срочно заполнить. Я не вникал, что. А Лена плетётся с ней за компанию что-то там засвидетельствовать. После ещё получаса моих блужданий от стены к стене, они залетают обратно взмыленные, как кони. Лена бросает:

— Мы на секунду! — и они по очереди скрываются в санузле. Хм, загадочно… Во время этой их «пересменки», Аселя выходит, а Лена туда наоборот залетает. Пользуясь моментом, спрашиваю:

— Асель, можно я в интернете посижу? С твоего компа?

— Да без проблем… Только как вернусь — сразу освобождаешь, окей?

— Конечно, — удивляюсь я.

Она поясняет:

— Ну тут делать бывает в паузах нечего, но большинство людей личных компов не носит. Сидят с телефонов. А если нужно какой-то большой личный текст набрать — на телефоне же это горбато делать. Рабочий комп исключён. Вот все ко мне щемятся. Бывает, дашь человеку на полчаса, пока сама занята — а потом не сгонишь по часу. Вот сразу предупреждаю: как вернусь — ты встаёшь.

— Конечно, разумеется. — подымаю брови.

— А что ты там, кстати, так подолгу пишешь? — интересуется вышедшая из санузла Лена.

— Записки врача, — заметно стесняясь говорит Асель. — Уже почти шестьсот тысяч знаков.

— Какой интересный способ измерения проделанной работы, — смеёмся мы с Леной.

— Зря ржёте, — обижается Асель. — когда было двести тысяч знаков, я эти записки от нечего делать выложила на фейсбуке. Ну, я тогда ни знаками, ни чем-то вообще не оперировала. У меня сразу откуда-то за неделю — двадцать пять тысяч подписчиков. С сотни близких хорошо знакомых друзей. Я тогда в гнойной работала, у нас ещё некомплект по штату был, в общем, домой что называется еле доползала. Взяла как-то в каком-то трансе — и выложила на фейсбук «личные впечатления». Через неделю захожу — мой аккаунт только что не дымится. Более двух тысяч сообщений в личку. Комментарии — живут своей жизнью, за три часа даже четверти не прочла. И отдельно — письмо от одного издательства. Предложили «добить» до пятисот тысяч — и тогда издадут. Но условием поставили — убрать с фейсбука и изо всех других открытых публикаций, если есть.

— А ты что? — живо интересуюсь я.

— А я — самостоятельная восточная женщина. Которая всегда привыкла думать мозгами и все предложения воспринимать критично.

— Так, ты мне тут парня не испорть! — обвивает моё плечо рукой Лена, все смеёмся.

— Так что дальше-то? — тороплю. Правда интересно.

— Ну а дальше я не поленилась, перевела за свободные два дня половину на китайский и послала знакомым в Пекине. Частично — запостила самостоятельно в китайском вечате, чтоб посмотреть реакцию.

— Иии? — это уже Лена. — Ты не рассказывала!

— А чего рассказывать, тебя всё равно в соцсетях нет! Ну что «и»? Врач — он везде врач. Если коротко, издаться вообще лучше будет в Китае, благо, перевести себя сама могу. Там — похожая реакция, но с поправкой на количество читателей в большую сторону. Редактор тамошний потом только стилистику поправит. Хотя, у них всё, что пишет оперирующий в неотложке хирург или реаниматор — автоматически неприкосновенное. Редактор может только рекомендовать. А так, на уровне социального стандарта считается, что «кроить» изложение спасающего жизни врача — неэтично. В общем, этнопсихология, не объяснишь. Там пожить надо.

— А почему издаться лучше в Китае? — спрашиваю я.

— Деньги. — Асель зачем-то плюёт три раза, повернувшись головой назад, потом стучит по пачке с бумагой для принтера, старательно избегая пластиковой крышки стола, потом признаётся, — вот на экран смотрите. Даже говорить вслух не буду, чтоб не сглазить. Это — цифра у нас. И для этого надо отовсюду удалиться, с фейсбука, с контакта, и так далее. А вот — цифра в Китае. Они, правда, считают знаки иначе, но нашими знаками я уже прикинула — семьсот тысяч наших знаков надо. И ниоткуда удаляться не нужно. Я сейчас на фейсбуке оттачиваю, что и как. Сам текст. Потом в китайский текст переношу только чистовой вариант. Вот.

— Мать, ничего себе, ты, оказывается, звезда? — удивлённо присвистывает Лена.

— Ну да, — скромно улыбается Асель. — Тебя ж в фейсбуке нет, ты и не знаешь.

— Да я ж тогда при разводе как удалилась отовсюду, так до сих пор и ни ногой…

— А сейчас-то чего?

— Ну-у-у, сейчас уже, конечно, можно. Особенно бывшего подраконить, муа-ха-ха. У меня теперь Мелкий есть, — Лена кладёт сзади голову мне на плечо. — Но тут два момента. Мелкий у нас ещё школьник — это раз. Стремновато как-то на весь мир сознаваться. А второе — у нас так всё стремительно закрутилось, что я опомниться не успела, как к нему переехала. Да и не до соцсетей сейчас.

В этот момент в двери снова засовывается чья-то голова и спрашивает:

— Ну вы где? На пяти минут же договаривались?!

Девочки, ойкнув, опрометью кидаются на выход, А я, с разрешения Асели, сажусь на её комп. Флешки с интернетом в нём нет, потому раздаю на комп сеть со своего телефона, выхожу в фейсбук и из любопытства нахожу там Аселю.

Присвистываю. Ничего себе, около полусотни тысяч подписчиков. [7]

«Врачебные записки. Наркоман

27 мая 20.. г. в 09:22

Врачебные записки.

Наркоман

Его перевели из терапевтического отделения с диагнозом пневмония. Не смотря на лечение, состояние необъяснимо ухудшалось. Молодой прокурор из высокопоставленный семьи. Характерное психомоторное возбуждение, сниженный иммунитет, тяжесть течения банальной пневмонии, истощенность натолкнуло на подозрение наркомания. Больной вначале отрицал. Мать при сборе анамнеза закатила скандал, обвинив в не профессионализме, отец хмуро отмалчивался. Но по прошествии 4 часов нахождения в реанимации, больной сам стал требовать наркотики, анализы крови были неутешительны. Решено потихоньку выводить его из абстинентного синдрома.

— мы будем тебе вводить наркотики, они чистые, короче по продолжительности, дозу потихоньку будем уменьшать, время между приемами увеличивать.

— Ты что колол?

— Герыч, ради бога, быстрее вколите!

— Ты должен будешь нам помочь, полного расслабона не получится, херовато будет. Главное — соберись и терпи. Завтра утром тебе проведут гемосорбцию, почистят кровь. — объясняет ответственный.

— Быстрее только!

Назначаем больному также седацию и, зафиксировав руки, обездвиживаем. После 2 инъекций наркотика проходит 6 часов, действие наркотического препарата уже прошло, больной становится беспокойным. Я сижу в ремзале, единственный врач на все отделение, вся бригада на экстренных наркозах и вызовах. Больной находится в не моей дальней палате, для среднетяжелых. Но сквозь стеклянную стенку вижу подозрительные манипуляции, пациент умудрился развязать левую руку, бегу в палату. Он умудрился выхватить шприц у медсестры и уже размахнулся, чтобы ударить, отталкиваю ее и отвожу от удара, но сама оказываюсь в опасной близости, еле отклоняюсь, игла проходит рядом с глазом.

— Ты что творишь?

— Отпустите меня! Мне срочно нужно домой! — пытается замахнуться еще раз, но обессиленно откидывается на кровать, бросает шприц, пытается развязать правую руку. Делаю шаг навстречу.

— Не подходи, сука! — хватает снова шприц.

— Когда следующая инъекция промедола? — спрашиваю медсестру.

— Через 3 часа — испуганно отвечает.

— Мы тебе сделаем ее раньше, успокойся.

— Говно ваш промедол, только мучаете меня, я не выдержу 3 часа.

— возможно мы сделаем его прямо сейчас, отдай только шприц! — Приготовь диазепам, — тихо командую медсестре.