Закон Жизни (СИ) - Георгиевич Ярослав. Страница 23

Мне выдали трофейный пистолет и кожаный мешочек с порохом и пулями. Говорят, с того как раз и сняли. Оружие привело меня в ужас своим архаичным видом, отсутствием хоть каких-то приспособлений, чтобы нормально целиться, тяжестью, и, главное — долгим и неудобным процессом перезарядки. Но отказываться, само собой, я и не подумал.

Промежду прочим, гномы намекнули, что ношение огнестрела на территории Империи контролируется и не поощряется, но представители подгорного племени обычно бороду кладут на все эти запреты, и их, чтобы не портить и без того натянутые отношения, никто не досматривает. Поэтому, пока я с ними — могу свободно владеть, главное, не светить перед посторонними.

Ещё Тюрин, как обещал, подогнал бумагу на владение Валерией, в которую требовалось вписать моё имя. Это оказалось проблемой. За всё время я так и не вспомнил, как же меня на самом деле зовут. В самом деле, не называться же «Волчонком», как прозвал Гурт, или теми уменьшительно-ласкательными, которыми терроризировала моя спутница.

Пока пытался вспомнить хоть что-то ещё из своего прошлого, и так не слишком здоровая голова совсем разболелась, и я уже было совсем хотел согласиться стать «по бумагам» простым представителем животного мира, как вдруг словно озарение снизошло. Нет, то, что я вспомнил, точно не было моим именем, в этом я уверен, как и в том, что имею две ноги и очень полезную штуковину, которая болтается между ними. Но назваться так почему-то показалось хорошей идеей. И грамотный Тюрин старательно вывел в пустом месте, оставленном писарем, закорючки, соответствующие транскрипцию слова «Фенрис» на общеимперском.

Так что, всё утро прошло в хлопотах. И только к полудню, наконец, мы остались с моей новой собственностью более-менее наедине, сидя вдвоём в мерно качающемся фургоне, и меня наконец отпустила головная боль — настолько, что я смог думать о чём-то ещё, кроме неё. Я как раз размышлял, с чего бы начать нелёгкий разговор, когда Валерия опередила меня.

— Точно всё хорошо?

— Да хорошо, хорошо! Спасибо. Сегодня вроде почти не мутит, да и башка болит не сильно. А главное, нам, наконец, можно не переживать по поводу еды и безопасности. Ради этого готов вытерпеть всю боль мира!

— Так уж и всю… Не надо говорить такого! Я и так, Рогатый видит, чуть не родила, когда увидела тебя в крови!

Ещё раз улыбнувшись в ответ — всё-таки, до чего же приятно осознавать, что кому-то ты не безразличен — я всё-таки поднял волнующую меня тему. Одну из тех, по крайней мере, в которых требовалось расставить точки над «ё».

— Ты это… Не переживай. Как появится возможность, и ошейник с тебя снимем, и бумагу эту поганую сожжём.

Мне пришлось повернуться к девушке, настолько значительным показалось молчание с её стороны. И встретившись с большими зелёными глазами, я просто потонул в том потоке признательности, благодарности, нежности, облегчения… Короче, девчонка переживала, и я почувствовал себя последней сволочью, что не начал этот нелёгкий разговор раньше.

— Правда? И ты не воспользуешься своей властью?

— Ну, ёлки. Конечно, воспользуюсь! До этого не делал ничего, а тут вдруг возьму и прозрею что можно, да? Успокойся. По голове мне, конечно, прилетело знатно, но не настолько, чтобы изменять себе. Люди не вещи, чтобы продавать их и надевать ошейники. Хотя… Иногда это на пользу бывает, не спорю. Но не в твоём случае.

— И так будет всегда-всегда?

— Конечно. Что бы ни случилось.

— Можешь повторить перед Правдой?..

— Зачем? Тебе мало того, что я уже сказал?..

— Мне так будет спокойнее! Ну пожа-а-алуйста, Волчик…

— Ну ладно. Вот, перед этой вашей Правдой. Я никогда не воспользуюсь той властью над тобой, которую даёт эта бумажка, — я повторил ту последовательность жестов, которую Гурт когда-то использовал, усыновляя меня. Как только сделал это, Валерия тут же прижалась ко мне и спрятала лицо где-то на груди. По характерным вздрагиваниям и по тому, как промокла одежда, понял — надо утешать, что в течение следующих минут и делал.

И когда, наконец, она перестала всхлипывать, снова начала улыбаться и немного нервно посмеиваться, я решил — пришло, наконец, время перейти к следующей, не менее важной части разговора, и получить кое-какие ответы.

— Ты там как, успокоилась?

— Да. Только скажи. А если кто-то придёт и заявит права на меня… Что тогда?

— Скажу, чтобы шёл в дупу. По обстоятельствам — либо сразу в лесу прикопаю, либо бумажку покажу. Так пойдёт? Довольна?

— Да!

— Можно тогда спросить ещё кое о чём?

— О чём? — девчонка напряглась, явно подозревая что-то нехорошее.

— Не переживай, ничего такого. Просто, ты же помнишь, что я говорил про себя. Про то, что ничего не помню, ну вообще ничего. И поэтому… Просто не понимаю некоторые вещи. Например, почему гномы носят топоры, когда у них есть огнестрельное оружие. И почему Гурт… Мой приёмный отец, кузнец. Почему он ковал меч, и считал, что сможет продать его. Ведь такое оружие бесполезно против ружей и пистолетов.

— Да, если бы не знала твоей истории, удивилась бы… Это же каждый знает!

— Вот-вот. Так я и знал… Нет, не знаю я ничего. И вообще, знаешь что? Представь, что я твой маленький ребёнок.

— Ребёнок? — Валерия звонко рассмеялась, а её насмешливый оценивающий взгляд пробежался по мне сверху вниз и обратно. — Ребёнок, ха-ха…

— Ага, именно. Вот представь, что я на самом деле твой отпрыск, который недавно родился и ничего не знает, прямо совсем ничего, кроме того, что ты ему рассказываешь. И объясни мне всё, пожалуйста. Я ведь правда ничего не понимаю.

Я удостоился ещё одного взгляда, куда более задумчивого. После которого девушка ещё раз прыснула в ладошку, а затем постаралась сделать серьёзный вид, что почти получилось, и начала рассказывать мне всё то, что знает сама. А я завороженно слушал, в прямом смысле ловя каждое слово, и иногда задавая наводящие вопросы и прося разъяснить что-то, что по Валерия проскакивала и опускала, как само собой разумеющееся.

Поразительно, как же я умудрился столько времени прожить в этом мире, по сути, не зная о нём ничего. Что Гурт, что Валерия, все, видимо, считали, что это и так общеизвестные истины, им и в голову не приходило объяснять мне их. А я, дурак, не додумался расспросить, не провёл полноценно исследование…

Первое, это то, что я и так уже давно понял и во что практически поверил. Магия, или нечто очень близкое ей по сути, действительно существует. Не шарлатанство, не какие-то фокусы, нет, что-то настоящее, реально работающее, дающее силу и могущество. Чего я не мог знать — это что способности к колдовству передаются по наследству, и все могущественные чародеи являются выходцами древних родов. Так уж сложилось исторически. Когда-то, обладавшие способностями взяли власть силой, извели конкурентов, и с тех пор соблюдают строгие правила для сохранения «чистоты» крови, живя в собственном, полностью изолированном от посторонних мирке династических браков.

Следующим фактом, слегка пошатнувшим моё видение всего происходящего вокруг, стало понимание реальности богов. Что Рогатый, божество власти и могущества, про похождения которого Валерия успела рассказать много историй за время пути, которые я принимал за обычные мифы и суеверия, что та пресловутая Правда — все они якобы могут вмешиваться в течение повседневных событий, и как помочь, так и сыграть против. Всё зависит от того, кто и с чем к ним обращается.

Если принять, что все эти жесты, символы, атрибутика — вовсе не пустые суеверия, а на самом деле работающие механизмы, которые можно и надо использовать, многое становилось понятным. Как, например, появление у меня бирки, которое оказалось не просто набором бесполезных ритуалов, замешанных на суевериях. Нет, то было самое настоящее чудо, которое я, слепец, не увидел. Вернее, не захотел видеть.

Но и это ещё не всё. Как описанное связано с использованием оружия? Всё предельно просто. Колдовство и благословения высших сущностей могут как давать защиту, так и помогать миновать её, или иным способом вредить противнику. Но есть два момента. Один, что все эти штуки действуют тем слабее, чем больше расстояние от использующего их. То есть, грубо говоря, зачарованная чародеем пуля, выпущенная в упор, гораздо смертоноснее той же пули на излёте, и дело вовсе не в энергии и импульсе — вернее, не только в них.