Закон Жизни (СИ) - Георгиевич Ярослав. Страница 4

— Ага. А потом из-за угла тебя так: «бам!» — и всё. Ментов-то тоже нет, реанимацию не изобрели, а гнумы эти твои там, может, вообще за гастарбайтеров бесправных… А ельфы — дикари, скальпы снимают и пленников мучают. Или, ещё лучше, поймают тебя, обзовут еретиком, и на костёр потащат…

— А я им такой, н-на фаерболом по роже!

— С чего, фаерболом-то? Кто тебе сказал, что ты вообще там колдовать сможешь?

— Ты что, книжек не читал?

— Да уж не меньше твоего будет. Но скажи, с чего ты решил-то, что будешь в каком-то там другом мире крутым и непобедимым? Может, там кто другой есть, покруче? А может, и вообще все?..

— Ну тебя. Как там? Скучный ты! Нет в тебе романтики! Все мечты опошлил, негодяй…

— Так а кто, если не я! Для того друзья и придуманы, чтобы с небес на грешную землю спускать.

— Вот именно, кто, если не ты. Я же, вообще-то, поговорить с тобой хотел…

— Так а мы тут что, не трындим, разве? Кстати, пошли ночью комету смотреть, я телескоп нарыл, здо-ро-венный!

— Да иди ты с этой своей кометой, чего смотреть на них! Говорю же, разговор есть…

Глава 4

Прихожу в себя резко. И тут же выкидываю из головы странный, слишком реальный сон. Сон, который оборвался на полуслове, так и не поведав, о чём таком важном я хотел поговорить с безымянным другом.

Ещё не начав толком соображать, я уже отчётливо понимаю: что-то стряслось. На улице гомон, крики, плач и причитания. Басят мужские голоса, верещат и стенают женские, испуганно пищат детские. Вставая чуть не падаю, перед глазами всё начинает плыть и крутиться. Как же эта слабость успела достать… Но, главное, кости, вроде, целы. Ноги-руки пополам не складываются, хоть и болит практически всё.

Кое-как, шатаясь и держась за стеночку, дохожу до двери. Перед тем, как толкнуть, обращаю внимание на деревянную ручку. Она кажется почему-то забавной, хотя вырезана хорошо и отполирована до блеска.

Вываливаюсь на двор и осторожно бреду на голоса, в сторону калитки. Ощущение, будто передвигаюсь по палубе корабля в шторм, или что внутри плещется не один литр спиртного. Но с каждым шагом чувствую себя увереннее.

Вы спросите, зачем я это делаю, почему не лежится спокойно в не очень удобной и мягкой, но всё же такой желанной, кроватке? А всё предельно просто: хочу посмотреть. Такие вопли вряд ли значат что-то хорошее. Надо обязательно узнать, что случилось. Может, настала пора уходить огородами…

Дохожу, аккуратно выглядываю. На улице — тьма народу. Сравнительно, конечно, но, судя по всему, едва ли не всё население деревни. Сочные, крупные звёзды и две луны дают достаточно света, и я с любопытством разглядываю собравшуюся толпу. Женщины в длинных юбках и платках, мужчины в смешных башмаках, коротких штанах и каких-то туниках, босоногие детишки. Все сгрудились на улице, все смотрят в небо.

Тоже поднимаю глаза. Долго не могу понять, что же так привлекло их внимание. Всё те же луны, светлая полоска от горизонта до горизонта, мигающие звёзды, которые кажутся неестественно большими и странно близкими — всё, конечно, смотрится чудесно и удивительно, но оно таким было и раньше. По крайней мере, в прошлый раз — точно…

Неожиданно, удаётся расслышать обронённое кем-то: «комета», и я будто прозреваю. Она действительно крупная, красного цвета, напоминает формой меч. Смотрится, конечно, великолепно, но… Пожимаю плечами — мол, бывает, и не такое случается. Мало ли чего местная деревенщина не видела. Мне вон, эти две луны кажутся куда более удивительными, а они из-за такой фигни вой подняли.

Хочу уже развернуться и тихонечко удалиться обратно в дом, но не тут-то было…

— Вон он! Варвар! Хватай его!

— Хватай! Тащи сюда! В жертву!

Все, кто был на улице, внезапно поворачиваются и начинают тыкать в меня пальцами. Злобно скалюсь в ответ. Дураку ясно, что ничего хорошего меня здесь не ждёт, и сейчас самое время задать стрекача. Но не вариант, я же еле ползаю. Просто не убегу. Тем паче, обступили уже со всех сторон, даже от калитки как-то незаметно оттеснили. Остаётся одно — встретить судьбу, какой бы она ни была, с гордо поднятой головой. Как бы пафосно ни звучали эти слова, но кроме как помереть с достоинством, я сейчас ни на что не способен.

— Сожжём! В жертву варвара!

Кольцо людей сжимается, сверкающие фанатичной ненавистью глаза всё ближе. В руках у многих дреколье и вообще всё, что под них подвернулось. Прилетает брошоенный кем-то камень. Картины бесславного конца проносятся перед глазами, заставляя всё внутри холодеть и сжиматься. Ноги невольно подкашиваются. Ёлки зелёные, это реально страшно! Воображение рисует запах палёного мяса, треск лопающейся от нестерпимого жара кожи, разъедающий лёгкие дым…

Не хочу! Сдохнуть, сейчас, в этой вонючей дыре?.. Да ещё на костре? Это бред какой-то! Я не варвар! А даже если бы и был им, то за что меня сжигать? Просто за то, что не такой, как все, а в небе какая-то дурацкая комета?

Внутри погано. Но я стою, пялюсь на обступивших во все глаза… Наверное, так смотрит мышь на змею. И стараюсь не показать, что творится внутри. Подозреваю, выходит плохо…

И тут, совершенно неожиданно, раздвигая плечами деревенских, как айсберг Титаники, появляется Гурт. Что такое этот айсберг, что он делает с «Титаниками»… Не знаю, и не хочу знать, не важно это. А важно то, будет ли кузнец заступаться второй раз, или присоединиться к остальным.

И он заступается! Реально удивив меня, уже готового к худшему. Знакомый бас прокатывается над толпой, отражаясь от осатаневших лиц и даже возвращая взглядам какую-то каплю разумности.

— А ну, разошлись, окаянные! Чего надо, куда прёте?

— Варвар!.. В жертву!.. — несётся со всех сторон.

— Пацан мой гость!

— Комета!.. Предсказание!.. Сжечь!.. — из адского гомона можно вычленить только отдельные слова, но общий смысл понятен.

— Комета, да. Вона она, в небе висит! Только вот, скажите мне, люди добрые, каким местом комета энтая к полудохлому пацану относится? А?

— Ради милости Рогатого…

— Если это действительно Та Комета, если грядёт час Большой Битвы… Не поможет никакая жертва! Не трожьте пацана!

— Сжечь…

— Сжечь? В жертву? Да вам всем Око напекло! Не дам пацана. Он дурной, не помнит ничего! Нельзя таких трогать! И… Эй, постойте, чей там голос из выгребной ямы? Тулий, ты, что ли? Это твоё трусливое тявканье? Иди-ка сюда, шакал, мало я бока тебе мял. Напомню, как оно бывает, коли запамятовал! Чё, не идёшь? Боишься, да? Вот то-то же!.. А тебе чего не сидится спокойно, а, Ган? Забыл, небось, с чем я собирался помочь тебе? Да? Тронешь парня, точно можешь про уговор забыть. Я того так не спущу…

Прямо вижу, как каждое слово Гурта заставляет окруживших колебаться всё больше и больше. Явно, немалую роль в изменении настроения играют могучие мышцы и свирепый вид моего защитника. Хоть его и не любят, но явно уважают и боятся, сильно боятся. Подумалось даже, что вряд ли такая же речь, произнесённая кем-то хоть на голову ниже или с руками хоть ненамного тоньше, имела бы подобный эффект.

И вот когда кажется, что самое страшное позади, вперёд выходит какой-то мерзкий, высушенный, тощий, с первого взгляда очень не приглянувшийся мне дед. Только посмотрев на него, понимаю: сейчас начнётся. С такой мерзкой рожей невозможно не приносить неприятности.

Так оно и происходит.

— Гурт, не мешай честным людям! В небе комета, а рядом с тобой варвар. Рогатому угодны кровавые жертвы! Неверный должен быть убит!

Одобрительный гул со всех сторон. Толпа подаётся вперёд, налегает. Растопчут! Даже такого здоровяка, как кузнец, не заметят. Остаётся только надеяться, что он не будет творить глупости, оставит безнадёжное дело и хотя бы сам останется цел, когда всё закончится…

— Вот, перед Правдой… — Гурт изображает странный знак, не тот, со сведением ладоней сверху живота и опусканием их вниз, а другой, протянув вперёд руки, а потом хлопнув по очереди ладонями по сгибам локтей. И, будто решившись на что-то, продолжает. — Пацан мой приёмный сын. И, значит, не варвар. Нельзя его в жертву!