Закон Жизни (СИ) - Георгиевич Ярослав. Страница 8

Да, с того самого момента, как впервые открыл глаза, ничего не помня, и осознал, что меня бьют, минули многие дни. Они складывались в «руки», а те, в свою очередь, в «руки» «рук», то есть в пять раз по пять дней, если по-местному. Я всё ещё мелкий худощавый подросток, но уже относительно освоился и окреп. Благодаря тяжкому ежедневному труду появилось некое подобие мускулатуры и мозоли на руках, а частые стычки с деревенскими хорошенько закалили, так, что один на один не боюсь теперь никого из них. Жаль, ходят и нападают всегда только сворой…

И сейчас они, наверняка, подготовили очередную ловушку. Уже раскусили, твари, дурацкую привычку встревать не в своё дело, заступаться за всех подряд. Самое гнусное, ведь я прекрасно понимаю всё, и что пляшу под чужую дудку, и что своим поведением лишь ещё больше распаляю их фантазию, мотивируя на новые пакости. Но ничего не могу поделать, вот хоть убей. Моя слабость. И я бросил бороться с нею, просто забил. Принял себя таким, какой есть, полностью осознавая последствия. Это лучше, чем терзаться муками совести. Для меня, по крайней мере, так.

Поэтому сейчас, выбегая из леса на большую поляну, где мои злейшие друзья затеяли очередную забаву, я готов ко всему. Готов к тому, что хорошо получу, что опять, скорее всего, сделаю только хуже всем, и себе в первую очередь, что потом всё будет болеть, и физическая боль ещё самая безобидная… Даже внутренне смирился с мыслью, что, вероятно, это всё изначально затеяно зверёнышами исключительно из-за и ради того, чтобы глумиться над своей любимой жертвой, то есть надо мной. Хотя, глупо думать, что без меня они не выдумали бы, как и над кем ещё поиздеваться. С этим у поганцев проблем точно нет. Но на мне отрываться они всё-таки любят больше всего…

Не сбавляя скорости, вываливаюсь из густого подлеска, где собирал грибы и ягоды, оглядываясь и ориентируясь на ходу. Уже привык — пришлось привыкнуть, что медлить и думать в некоторых ситуациях вредно. Нужно просто действовать.

Посередине поляны — дерево. На суку трепыхается тушка. Вроде бы, пёс, подвешенный за задние лапы. Ребятня, числом пять штук, с весёлыми криками обступила его и лупит палками, от души, со всей силы. Как меня тогда. Животное жалобно скулит, дёргается… Мучителей это лишь больше распаляет. Твари.

Увидев меня, они тут же оглашают лес ещё более громкими радостными воплями и поворачиваются, поигрывая палками. Предвкушают новую забаву. Причём, пока несколько пацанов стоят, выстроившись в кривоватую линию, с целью не подпустить меня, один за их спинами начинает усиленными темпами терзать зверя. Чтобы вынудить меня совершать необдуманные поступки и совершать ошибки, ага…

Ломлюсь вперёд. Да, на все сто оправдываю ожидания малолеток-рецидивистов. Но ещё посмотрим, кто кого. Внутри вскипает бешенство, страха нет, энергия так и рвётся наружу. И я раскручиваю, набирая инерцию, верную толстую палку. Не раз выручала в передрягах, не подведи и сейчас! Сближаясь, даже не думаю тормозить. Наоборот, ещё больше разгоняюсь!

Прыжком выстреливаю себя вперёд, как ядро. На какое-то время превращаюсь в неуправляемый снаряд, но на моей стороне масса и скорость… Отбиваю чью-то дубину — как получается это сделать, даже сам не понимаю — обоими ногами врезаюсь в первого противника и сбиваю его на землю. Он падает, я слышу стук зубов и, кажется, даже хруст костей. Но не останавливаюсь. Оттолкнувшись, перепрыгиваю поверженного врага, и тут же кидаюсь дальше. Чудом, в последнее мгновение, увернувшись от свиста над головой.

Ещё один мощный рывок — и четверо из пятерых позади. Пятый, к которому приближаюсь огромными скачками, главарь. Сервий. Мелкий, вертлявый, очень агрессивный и злопамятный. Его боится даже здоровяк-переросток Фаба, и опасаются взрослые. Причина проста, поганец — внук того самого деда, который чуть не продавил моё сожжение. Поэтому, сучёныш — враг номер один.

Счёт на мгновения. Сзади вот-вот налетят замешкавшиеся подхалимы, и тогда меня задавят числом. Атакую Сервия с бешеным напором, таким, что сам себе поражаюсь. Закручиваю обманку, изобразив удар и в последний момент прокрутив палку на триста шестьдесят. Со всей дури, просто и без затей, разрывая связки, бью повторно. Потом молочу ещё и ещё.

Парню ничего не остаётся, пытается блокировать. Палки сталкиваются со смачным терском. После очередного удара дрын Сервия отлетает назад, вместе с хозяином. Мой продолжает движение вниз. Опять выкручиваю кисть, и, продолжая движение, быстро и резко бью сбоку по ногам, даже не пытаясь закрыться от ответного удара. Он направлен мне в лицо, но замах несильный, я знаю, что, по крайней мере, не убьёт.

Получаю ощутимо, во рту появляется вкус крови, и, кажется, я лишаюсь пары зубов. Но и Сервий валится на землю. Пнув его, отскакиваю, словив спиной чью-то дубину. Больно, сбивает движение, но я уже развернулся и бью в ответ. Свист, треск, крики, обступающие со всех сторон смазанные тени…

Наверное, это самая жёсткая из наших схваток. Никто не щадит себя, не говоря о противниках. Окажись в руках меч — пустил бы в ход, не думая.

Кончается всё как-то внезапно. Никто больше не пытается добраться до меня. Вокруг валяются корчащиеся и стонущие тела. И только Сервий, гадёныш, отбежав в сторону, тыкает откуда-то взятым ножом в тушку пса. Понял, что проиграл, и гадит напоследок…

Обрушиваю ему на голову самый страшный удар. Паренёк пытается достать своей заточкой ещё и меня, но оружие выпадает из ослабевших пальцев. Может, я даже и убил его, кто знает?

Подхватив корявый и явно видавший лучшие времена нож, срезаю верёвку и аккуратно спускаю окровавленную тушку на землю. Пёс ещё дышит, видимо, душегуб спешил — а может, сил не хватило.

Оглядываю «поле боя». Вроде, трупов нет, все хоть немного, но шевелятся. Наклоняюсь и щупаю пульс «врага номер один» — присутствует. Хоть не насмерть. Да, чувствую, деревенские так просто этого не оставят. Ведь когда били меня, то считалось нормальным. А сейчас, впервые, я поколотил всех этих засранцев… И Гурт вряд ли погладит по голове. Он не раз просил быть осторожным.

Но это потом. Бережно беру раненого зверя на руки, сознательно откладывая решение всех остальных проблем на потом. Сейчас, по крайней мере, можно попытаться спасти одно несправедливо пострадавшее существо. И что-то подсказывает, что оно не будет плеваться и обзываться «варваром», как та неблагодарная девка.

Глава 8

«Дум!» — с тупым стуком, топор пробует на зуб древесину. Для меня нынешнего удар довольно сильный. Но для очередного чурбака, который пытаюсь расколоть, этого недостаточно, и орудие застревает в нём. Пробую, ударяю ладонью по топорищу у самого конца. Ладонь отдаётся болью — видимо, это действие, которое кажется таким привычным и естественным моему мозгу, для моего нынешнего тела таковым не является.

Топорище почти не поддаётся — засело крепко, не вытащишь. Ну и ладно, оно даже к лучшему! Подбрасываю чурку с торчащим из неё топором на плечо, и с молодецким хеканьем обрушиваю конструкцию вниз, обухом на посечённый предыдущими ударами пенёк. С радостным треском деревяшка раскалывается напополам. Ай да умница какая! И ай да умница я.

Поднимаю одну из половинок и пристраивая её, чтобы стояла и не падала — надо ещё располовинить. И… параллельно этому процессу, конечно же, думаю. Думаю о том, как же всё забавно вышло. Спокойная жизнь — как оказалось, её просто надо было заслужить. Кровью, болью, победой над страхами. Наглостью и напором, наконец. Но всё позади!

Да, вот уже где-то второй месяц, или вторые руки рук, как нас оставили в покое. Кто бы знал, чего это стоило… И как стыдно перед кузнецом, за доставленные неприятности. Но всё получилось так, а не иначе. И, в каком-то смысле, это даже хорошо.

Рекса, здоровенную, подозрительно похожую на волка-переростка лохматую псину — как только унёс его тогда? — получилось вытянуть буквально с того света. Зверь уже почти выздоровел. Не зря говорят, мол, заживает, как на собаке. И правда, быстро! Почти как на мне.