Излеченные души (СИ) - "Li-Catarine". Страница 37
— Перестань, — прошептала я и попыталась отстраниться от губ и рук Хардина, которых вмиг оказалось слишком много.
— Никогда не думал, что так омерзителен девушкам, — произнес он, когда всё же отстранился от меня.
«Не омерзителен! Всё как раз-таки наоборот. Это слишком для меня желанно» — это был первый раз, когда в голове были мысли, и мне безумно хотелось озвучить их, но губы кто-то, словно склеил и не давал этого сделать.
— Пойдём к остальным, — вместо этого сказала я.
Миссис Стоун о чём-то радостно переговаривалась с Джин, а мистер Стоун хмуро смотрел на неё и Макс, что уже что-то рассказывала Софии.
— Сын, — сказал мистер Стоун, когда мы с Хардином вернулись за стол. — Может, в этом году ты прочтёшь молитву и разрежешь индейку?
Хардин застыл и шокированными глазами уставился на отца. Я чувствовала, что для него это важно. Ему было нужно это одобрение отца. Нужно признания того факта, что он уже взрослый и стал настоящим мужчиной. Чтобы как-то вывести Хардина из задумчивости, я взяла его за руку и сжала её. Он бросил на меня быстрый взгляд и улыбнулся. А потом он взял за руку и Софию, что сидела рядом с ним.
Я смотрела на то, как Хардин резал индейку, как София спорила с Элиотом о том, кому достанется первый кусок. Смотрела на миссис Стоун, которая любящими глазами любовалась сыном, который накладывал мне еду. Я смотрела на Джин и Хардина, которые смеялись над чем-то. Любовалась Софией, которая смеялась больше, чем за все эти восемь лет. Я наблюдала за Макс, которая просто светилась от счастья, любуясь своей девушкой.
На этом обеде я чувствовала себя дома. Я чувствовала, что у меня есть семья. Я была счастлива. И внутри желала, чтобы всё это было правдой. Я хотела быть настоящей девушкой Хардина, хотела, чтобы его родители любили меня по-настоящему, как дочь, хотела, чтобы София была со мной, а Макс и Джин никогда не расставались.
Но я знала, что большая часть этого построено главным образом на фальши наших с Хардином отношений.
26. Хардин.
— Значит, вы встречаетесь? — спросил мой отец еще раз, переводя взгляд с Джин на Макс.
В большей своей степени ужин проходил отлично. Я видел, как была счастлива мама, наблюдал за влюблёнными глазами Джин. Смотрел, как Элиот всё больше и больше влюбляется в сестру Лидии. И постоянно не мог оторвать взгляда от самой Лидии, потому что она становилась еще прекраснее, когда улыбалась. А сейчас она улыбалась не переставая.
Но дотошность и консервативность отца в некоторых вопросах всё равно никуда не делась.
— Да, мистер Стоун, — невозмутимо сказала Джин. Она всегда была умничкой и знала, как говорить с моим отцом.
— А парни закончились? — спросил он.
— Скотт! — шикнула на него Карен.
— Милая, только не говори, что я не прав, — продолжил отец, взглянув на маму. — Ты же сама постоянно ходишь в церковь и знаешь, что это противоестественно.
— Да, это перечит Библии, но это лишь их дело и их жизни, — продолжила мама.
— И поэтому они губят свои молодые годы на глупые противоестественные извращения, — продолжил отец. — Да, ты права, это их дело.
Я посмотрел на Джин, которая сжала руку Макс.
— Отец… — начал я, но Лидия перебила меня.
— А я еще знаю, что в Библии сказано, что Бог есть любовь, — начала она, а отец стал внимательно смотреть на неё. Впрочем, как и все за столом. — А любовь вездесуща. Она в воздухе, в движениях, в словах, поступках. Она везде. Она не имеет формы и размера. Она не имеет цвета и запаха. Она не имеет конкретного описания. Но она имеет одно значение: любовь — это всё. Тогда что в том, что две души любят друг друга? И хотя быть вместе?
Когда Лидия замолчала, она повернулась ко мне. А я не мог просто перестать смотреть на неё. Не мог отвести взгляда от этой девушки, которая была прекрасной. Умной. Красивой. Нежной. Доброй. Внимательной. Заботливой. И сильной. Она была гораздо сильнее, чем кто-либо из тех, кого мне доводилось встретить. И я не переставал восхищаться ею. И больше всего мне хотелось, чтобы она знала, как стала важна для меня. Но и именно этого мне хотелось меньше всего, потому что я знал, что услышу в ответ.
— Хардин… но мы же… это же были ненастоящие отношения… это же не было… Хардин…
Она бы даже не смогла выразить свою мысль, потому что была слишком мягкой и нежной. Но смысл бы всё равно остался таким, какой он есть.
— Да, и я люблю её, — я быстро заморгал, отрываясь от зелёных глаз, в которые смотрел всё это время. Когда я перевёл взгляд на Джин, то заметил, что он повернулась к Макс. — Я люблю тебя. Я никогда не встречала кого-то, кто будет делать меня настолько счастливой.
— И я люблю тебя, — сказала Макс, а у неё в глазах стояли слёзы.
— Какая трогательная, но извращённая сцена, — продолжил отец, полностью нарушив момент. — Две девочки решили, что знают о любви. Теперь мне даже стало интересно, как долго вы сможете играть в эту игру.
— Скотт! — крикнула мама.
— Перестань уже быть такой задницей, — сказал я ему, совершенно не заботясь о его реакции.
— Не смей со мной так говорить…
— А как я должен с тобой говорить, если ты постоянно считаешь меня недостойным ребёнком. Это было в детстве и продолжается сейчас.
— Потому что ты постоянно ведёшь себя, словно малый ребёнок. Ты никогда не мог вырасти, никогда даже не пытался повзрослеть. Для тебя жизнь — сплошная игра в несерьёзность, — строго говорил отец, а я чувствовал, как гнев во мне закипает.
— Мои увлечения для тебя всегда были таковыми. Прости, что я не Алекс. Но даже он верил в меня! — закричал я.
— Самое моё большое разочарование в том, что… — начал отец, но мама остановила его, отдёрнув.
— Скотт! — она встала из-за стола, пытаясь остановить нас, но я не мог. Мне так много хотелось высказать отцу. Так много нужно было сказать. Так много долгие годы было спрятано внутри меня.
— И в чём же? В том, что не я погиб в той машине? Или в том, что я вообще родился на свет?!
— В том, что ты даже и капли не похож на брата, — крикнул он. Его лицо покраснело от гнева. — У него была голова на плечах, он умел добиваться своего. И я всегда был в нём уверен. А достижения твоей жизни: убил брата-близнеца и нашёл себе хорошую девушку, — сказал он, кивнув на Лидию, которая сжалась на стуле.
Гнев дошёл до точки максимума. Я рванул к нему, потому что сегодня папа перешёл все границы дозволенного и все границы моего терпения. Но я почувствовал, что кто-то встал у меня на пути, упираясь маленькими ручками мне в грудь.
— Хардин, прошу, не надо, — прошептала Лидия, а я опустил на неё взгляд. Маленький Бэмби с большими глазами, в которых был страх. — Пожалуйста, не делай этого. Ты сам будешь жалеть.