Война (СИ) - Гордон-Off Юлия. Страница 16

*- "Коагулировала сосуды" — грубо говоря "прижгла", "Гемопоэз" — кроветворение, система обновления и продукции клеток крови в организме.

Глава 32

Утро двадцать восьмого января у побережья Корейского полуострова снова выдалось ветреным и пасмурным. Едва начало светать, как сигнальщики доложили, что видят у входного фарватера многочисленные дымы. Вскорости мы уже рассматривали деловито шурующие пароходы под самыми разными флагами, а навстречу нам кинулись японские миноносцы. Правда, едва разглядев, что мы им не по зубам, повернули обратно. Мы подошли в видимость острова Йодольми или Пхамильдо с запада, не дойдя трёх миль до остова Филипп или Хэйридо, и встали на якорь ввиду задымивших на стоянке японских кораблей у последнего, а один из миноносцев шустро побежал к Чемульпо. Мы приказали спустить уже подготовленный паровой катер, хорошо, что поменяли шлюпку на катер, всё-таки у катера мачта штатная и не нужно ставить, как на шлюпке, да и представительнее, для предстоящей ему задачи. Мы хотели сами, но Сергей Николаевич воспротивился, что командиру не по чину выполнять парламентёрские функции. Так, что командиром катера под Андреевским и белым флагом парламентёра, пошёл к стоящим на рейде кораблям барон Тремлер. Команде было доведено, что мы пришли наказать вероломных бандитов, которые ещё до объявления войны целой эскадрой напали на наших "Варяга" и "Корейца", и, судя по тому, что их не видно, возможно их утопили. А лейтенант Тремлер повезёт наш ультиматум японскому адмиралу, ведь мы не бандиты и честно предложим ему сдаться, если откажется, кто ж ему виноват. Тем более важно это сделать, потому, что в порту на рейде стоят многочисленные стационеры третьих стран, которые должны видеть, что мы ведём войну по всем рыцарским правилам, а не нападаем, как бандиты, хотя это было бы гораздо проще и возможно, меньше риска.

Тремлер вёз наши послания адмиралу Уриу и капитанам всех японских крейсеров, а капитанам стационеров копии ультиматума и наши письма, что мы категорически настаиваем, в кратчайшие сроки собрать всех выживших из экипажей "Варяга", "Корейца" и парохода "Сунгари", чтобы мы смогли их забрать. Представляю себе их обалдение, когда такое письмо присылает командир крейсера второго ранга, в то время, как в порту стоит целая эскадра, где каждый из шести крейсеров как минимум не слабее "Новика". А этот придурок, то есть мы, ещё и выставляет ультиматум японской эскадре и предлагает сдаться. В общем, мы и не рассчитывали, что они побегут выполнять нашу просьбу, но тем жёстче будет шок, когда мы разбабахаем Уриу вместе со всей его эскадрой, а в этом я не сомневалась совершенно. Мало на глазах всей нашей эскадры утопить пару броненосцев, нам ещё и международный резонанс не помешает, ведь по сути мы без разрешения и приказа сейчас занимаемся партизанщиной, и формально, по возвращении, Старк и Наместник нас имеют полное право под арест определить, вот для того и нужны эти танцы с бубном. А Руднев с "Варягом" и "Кореец", как это не цинично, здесь просто фоном, но почему бы и не помочь, и совсем не хочется, чтобы в мировом сознании закреплялось, что удаль русских только в геройском затоплении, а не в блистательной победе, ну, хоть бы один миноносец утопили паразиты! Вот и будем общественное мнение ковать, пока горячо.

А господину Сотокити Уриу мы написали следующее, вообще, по-хорошему надо было написать заранее, но как это водится, дотянули до последнего, поэтому писали с утра уже на подходе, так, что не взялась бы именовать это послание шедевром эпистолярного жанра на аглицкой мове.

"Господину контр-адмиралу Уриу! Командующему объединенным отрядом кораблей флота Японии!

Я, командир русского крейсера "Новик", предлагаю Вам во избежание ненужного кровопролития и жертв, самим спустить флаги и сдаться. Спуск флагов будет сигналом, что Вы готовы принять на борт наши призовые команды. Экипажам в таком случае обязуюсь препятствий в покидании корабля не чинить, офицерам разрешаю забрать личное оружие. Разрешаю уничтожить или забрать с собой только секретные документы и личные вещи. Судовая касса, припасы, боезапас, вооружение и всё оборудование корабля должны остаться неприкосновенными. Попытки нарушить это условие буду пресекать самым жёстким образом, вплоть до уничтожения всеми доступными средствами. На исполнение этого предложения вам даётся один час с момента спуска на нашей мачте белого флага переговоров и сигнального холостого выстрела. Любое враждебное действие или выстрел буду считать агрессией и отказом от предложенных Вам условий. Условия не распространяются на всю эскадру, а касаются каждого отдельного корабля, командир которого может поступить по своему разумению, чем спасти свою жизнь и жизни подданных Его Величества Императора Японии!

Писано на борту русского крейсера второго ранга "Новик" двадцать восьмого января сего года.

Командир крейсера капитан второго ранга фон Эссен."

Это письмо с весёлыми прибаутками быстро размножили в кают-компании, ведь нужно было их на шесть японских крейсеров, на пять стационеров и двенадцатый экземпляр нам на память. Так и вышло, что каждый офицер написал по одному письму. Одну получившуюся лишней копию забраковали и оставили на память Мольмеру, у которого оказался ужасный почерк и он умудрился поставить четыре кляксы. Самое красивое письмо получилось у поручика Клопова, его после моей подписи и решили вручить адмиралу Уриу. Письма, а скорее записки, капитанам стационеров мы успели черкнуть сами. И вот теперь всё это богатство поехал развозить и раздавать наш старший артиллерист. В закрытой островами от ветра акватории была только мелкая рябь, по которой, коптя высокой трубой, бодро бежал наш катер.

— Как думаете, Сергей Николаевич, не рискнут японцы Тремлера попытаться задержать?

— Если бы стационеров не было, то могли бы, но у них на глазах не рискнут.

— Вот и я на это надеюсь. Потому, что для японцев наши правила не имеют никакой ценности, но перед мировым сообществом им лицо держать надо, ведь им Европа с Америкой деньги на войну дают. Дай то Бог, чтобы мы правильно рассчитали….

Как мы себя не уговаривали, но тревога не покидала, хотя Ивану Михайловичу были даны исчерпывающие инструкции, подойти к борту, горнист должен дать сигнал и передать с помощью выброски пакет, переговоры по минимуму, на борт ни к кому и ни в коем случае не подниматься. Оружие на всякий случай взять, но на виду не держать. Тремлер — толковый, знающий и выдержанный офицер, так, что справиться с поручением должен. Клёпа уже кружила над рейдом, и мы разглядывали, как катер приближается к разводящим пары, судя по дыму, японским кораблям. Два парохода, один японский, другой английский, которые снялись с якоря и двигались на выход, увидев корабль под Андреевским флагом, быстро развернулись и вернулись на якорную стоянку. Те пароходы, что уже вошли на фарватер не мешкая поспешили к порту. Позади со стороны моря дымили ещё несколько, но, разглядев "Новик", вышли и ушли за острова, мы с Клёпой слетали посмотреть, а не японская эскадра ли там появилась, оказались пароходы. Клёпа с утра не успела покушать и очень не хотела летать, а желала поохотиться на свой завтрак, тем более, что здесь отмели были раздольные и широкие со всех сторон и сейчас из них уходила вода из-за отлива. Так, что ещё пришлось воевать с её голодом, убеждая, что сейчас нужно полетать и посмотреть, а покушаем обязательно, но чуть позже. После боя по нашим планам, будет передышка, вот тогда и слетает за своим завтраком или обедом, а потом нужно будет снова в высоту и высматривать, чтобы не пропустить, если японцы всем флотом подойдут. Вот всё это пыталась реализовать, ведь объяснить это птице невозможно, она не умеет мыслить и планировать, она вообще живёт исключительно в реальном времени, и для неё не существует никаких абстрактных оторванных умозрительных понятий и явлений, всё максимально конкретно и просто. Так, что приходится уговаривать и общаться образами и это получается только благодаря тому, что она давно испытывает к нам чувство полного доверия и родственности, иначе никакие посылы бы не удержали от реализации желания немедленно покушать.