Война (СИ) - Гордон-Off Юлия. Страница 44

Под утро на нас свалилась ещё одна милая штука под названием оледенение, никак не желающий утихать ветер заплёскивал нам, как и "Ниссину", правый борт, и на леерах и палубе уже наросли здоровенные ледяные наросты, а палуба превратилась в сплошной каток. В прочем, скользко — это не так страшно, а вот то, что у нас правый крен составил уже пять градусов, наводило на очень неприятные мысли. И среди ночи пришлось зажигать люстры и выгонять обвязанных страховочными концами матросов скалывать лёд с палубы и надстроек. При этом крен уменьшаться не желал, матросы мёрзли, хотя их меняли через каждые полчаса, а минус девятнадцать с пронизывающим ветром превращались в эквивалент свирепого сорокаградусного мороза. Уже через час после нас аналогичными процедурами начали заниматься и на "Ниссине". Для уменьшения эффекта бокового обледенения только с одной стороны, мы развернулись против ветра, теперь в ледовую скульптуру стал превращаться весь нос и баковая палуба, а нос стал зарываться в волну, временами докатывающуюся до сАмой боевой рубки. "Ниссину" за счёт его высоты в этом плане было гораздо легче, но от обледенения доставалось и ему.

В общем, когда рассвело, мы представляли из себя плавучую глыбу льда, по поверхности которой, с ломами и кирками ползают чёрные фигурки матросов, а в воду мы просели здорово ниже ватерлинии. Николай буквально молился, чтобы висящие на мачте и тросах сосульки не помешали нам связаться с Владиком, ведь в таких условиях любой наш маневр или даже изменение направления ветра могут привести к опрокидыванию, ведь на палубе у нас скопилось нескольких сотен, если не тысяча, тонн льда. Вообще, такие цифры в голове не укладываются, но стихию такие мелочи совершенно не занимают, ведь именно об этом говорит наша изменившаяся осадка и это при наших практически пустых угольных ямах способных принять более пятисот тонн угля. Мы фактически дрейфовали в полусотне миль от Владика. Радист безуспешно взывал к эфиру, лазарет был уже набит помороженными, на "Ниссине", как передавали ратьером, картинка была не лучше, когда вдруг стих ветер и стало заметно теплее, точнее просто перестало обдувать, а главное перестала с такой скоростью нарастать новая наледь. Ещё примерно через пару часов изнуряющей борьбы со льдом, "Новик" удалось выровнять и он приподнялся из воды, мы двинулись к уже видимой границе ледового поля. Тогда в продолжение хороших новостей вышел на связь радист бронепалубного крейсера "Богатырь", тоже немецкой постройки, где стоял аналогичный нашему "Телефункен".

У границы ледового поля мы, продолжая обкалывать лёд с палубы, бортов и надстроек, простояли в ожидании вышедших к нам "России" и "Громобоя" чуть больше часа. Наш вход в бухту "Золотой рог" едва ли можно было бы назвать триумфальным, если бы не салютовавшие нам холостыми залпами корабли на рейде. Команда вымоталась не до последнего предела, а намного дальше него. Мы — офицеры, хоть и не махали ломами вместе с ними, были вымотаны не намного меньше, поэтому едва встали на якорь, мы отдали по кораблю команду "отдыхать", а сами запросили катер с "России". На удивление, во внутренней акватории льда можно считать не было. И мы, собрав наши рапорты, вместе с собственноручно написанными показаниями капитана, его помощника и механика перегонной команды "Ниссина", рапорты Древкова и барона Тремлера, а так же показания, взятые у японских офицеров, поехали в резиденцию наместника. Нас приняли сразу, но наместника на месте не оказалось, он убыл в Артур встречать прибывающего Макарова, и нас вполне устроил замещающий его во Владивостоке контр-адмирал Витгефт.

Мы доложили Вильгельму Карловичу обо всём произошедшем. Отдельно указали, что нами было дано обещание перегонной команде премии за сотрудничество и помощь в перегоне крейсера во Владивосток, как и объём обещанной премии, к слову, эта сумма полностью покрывалась из кассы "Ниссина", которую Тремлер своевременно арестовал, чем возможно на самом деле и вызвал запой перегонного капитана. Кроме этого мы подали подробные списки всех отличившихся с указанием, чем и когда каждый отличился, по сути это был полный список экипажа и всех шестнадцати прикомандированных казаков охраны железной дороги. Услышав про казаков, Вильгельм Карлович впал в состояние похожее на прострацию, в его голове видимо никак не укладывалось наличие казаков у нас на борту, как и его попытки, понять, откуда у нас была уверенность, что мы сумеем встретить гарибальдийские крейсера на перегоне, и как мы рассчитали время этой встречи, на что Николай грамотно изложил наши якобы расчеты, а их правильность подтвердил факт состоявшейся встречи.

Далее мы подробно ему расписали, как после предложения на корабли идущие под британскими коммерческими флагами лечь в дрейф и принять досмотровую партию, по нам был открыт орудийный огонь, и нам не осталось ничего другого, как уничтожить агрессора. Факт уничтожения на его глазах не подчинившегося собрата произвёл на перегонную команду такое впечатление, что на "Ниссине" нам практически не оказывали сопротивление, всего двое раненых и пара убитых японцев при взятии на абордаж броненосного крейсера можно не считать потерями. Дальше рассказали, что в бухте на острове архипелага Рюкю перегрузили на гарибальдийца почти весь свой уголь. Что и позволило дойти до Владивостока. Почему мы пошли во Владивосток, а не в Артур, потому, что посчитали на этом пути встретить японский флот гораздо менее вероятным, чем в Печелийском проливе. Кроме этого рассказали и о высадке на шлюпке японских моряков у побережья Японии. И вот здесь Витгефт нас сумел удивить, лично я была глубоко потрясена, видимо у адмиралов, как и у генералов что-то в мозгу переворачивается, потому, как он нас вдруг пожурил за небережение, ведь мы просто так отдали японцам шлюпку уже практически русского крейсера. Лично я была готова к чему угодно и к любым обвинениям, вплоть до личной вины в осаде Москвы литовским войском при Иване Грозном, но только не в утрате казённой шлюпки…

Как там священники восклицают: "Чудны дела Твои, Господи!" Вот уж воистину чудны! Витгефт уже почти подпрыгивал от желания бежать докладывать и телеграфировать о грандиозных достижениях под ЕГО руководством. Да и Бог с ним! Наше дело мы сделали, русский флот приобрёл мощный броненосный крейсер, что усилило Владивостокский отряд крейсеров возможно на четверть по бортовому залпу и многим другим параметрам, да и в строю, он не уступит ни одному, не будет тормозить или выпадать по другим критериям. Вот бы скорее передать его кому-нибудь назначенному, ведь иметь в отлучке часть своей команды не нравится любому капитану и командиру. Но усталость буквально валила с ног, поэтому мы рухнули спать, едва поднялись к себе на борт.

Проспали, как и почти вся команда, до следующего утра. Утром радость от свершённого омрачили печальные новости и мелкие неприятности. В ходе продолжающейся обколки льда выяснилось, что в борьбе со льдом мы потеряли часть леерного ограждения, требуют ремонта шлюпбалки, выведено из строя одно баковое орудие и одна пушка сорок семь миллиметров Гочкиса, промяло крышу ходовой рубки, кроме этого ещё ряд других повреждений. Выяснилось, что вопрос нашей бункеровки упёрся в нежелание это делать начальника порта контр-адмирала Гаупта. Но куда более серьёзные дела творились в Артуре. На следующий день после нашего ухода адмирал Камимура, принявший командование первым объединённым флотом Японии вместо раненого Того, ввёл все свои броненосные силы в Голубиную бухту и перекидным огнём через понижение между горами Юцзятунь и Перепелиной обстрелял внутренний рейд, особенно досталось кораблям в Западном бассейне, несколько снарядов угодили на набережную Нового города, но пострадавших среди населения практически нет, а вот некоторым кораблям нанесён незначительный ущерб и один номерной миноносец даже затонул, буквально разорванный прямым попаданием.