Хозяйка Бруно (СИ) - "Voloma". Страница 2

Основные заботы были возложены на отца Анны – Генри Версдейла. Он был воистину трудягой, но с довольно тяжелым характером. Если деду была присуща хоть какая-то внешняя терпимость и быстрое охлаждение головы после очередной порции проблем, то Генри начинало трясти и он срывался на крик. Нужно отдать ему должное, в несправедливости он не был уличен ни разу, и если от него кому-нибудь влетало, то исключительно по делу. Однако справедливость справедливости рознь. По жизненной философии Генри Версдейла бездельники и раздолбаи не заслуживали места под крышей его дома. Так в семье появилась белая ворона и персона нон-грата, а по совместительству – младший брат Анны Тони. На третьем курсе он бросил учебу в Эксетерском университете, в котором никогда и не выказывал желание учиться. Генри осознал тот факт, что сын отплатил неблагодарностью за заботу о его будущем, а именно так трактовалась бойня, после которой Тони, чуть ли не силой заставили поступать в университет. Нет, его не выгнали из дома, но постоянные унижения от отца довели парня до ручки. Унижений он был удостоен лишь потому, что он спутался с байкерами и на накопленные деньги купил себе старенький мотоцикл, на котором лихо гонял по окрестностям. Дед также был страшно разочарован во внуке и только подливал масла в огонь. Разодетый во все черное: кожаная куртка с заклепками, кожаные брюки, ремень с бляшками, длинные волосы. Тони подумывал сделать пару татуировок… Мужчинам семейства Версдейл все это было глубоко не понятно и они, разве что не приравняли Тони к представителю сексуальных меньшинств, а это в соответствии с семейным кодексом чести приравнивалось к позору.

Анна отчетливо помнила тот день, когда Тони исчез. Он собрал вещи пока все спали и затемно укатил в неизвестном направлении. Он был на пять лет младше Анны, но ему хватило ума признаться самому себе, что воля ему важнее семейных уз, которые со временем грозили его раздавить. Тони честно следовал своим убеждениям, едва не разорвав себе горло, проглатывая большой ком родительского непонимания. Накануне своего отъезда притихший и задумчивый он завел с Анной странный разговор.

- Тебе не кажется, что здесь мало места? – Тони, смотря себе под ноги, вдруг остановился.

Брат и сестра шли вдоль загона для скота в доильный зал, чтобы снять показатели с приборов. Контроль качества велся неусыпно и скрупулёзно каждый день.

- Да! Дед тоже так говорит, хочет выкупить соседние земли. Надо расширяться! – Анна засмеялась, но задумчивость брата быстро привела ее в себя. – Тони, для кого места мало?

- Человеку, у которого интересы лежат несколько в иной плоскости нежели производство сыра… Анна, тебе всегда прощалась любая эксцентричность и позволялось больше чем нам с братом. Что ж, очень умно со стороны отца и Бена. Ведь позволив тебе отходить от дома на пару миль дальше, наши родственнички привязали тебя еще сильней к себе. Не так?

- Тони, - Анна усмехнулась. - Я люблю эти места и конечно в этом большая заслуга родных, но вины их в это я не вижу.

- Любовь или привычка? Ты никогда не была по-настоящему одна. Хотя, когда ты открыла «Бруно» ты получила определенную долю свободы, чувство благодарности и совесть по отношению к отцу, который помог тебе с благословления деда не позволят тебе даже и думать о переезде дальше Эксетера. Анна ты не так слепа, как хочешь казаться. Послушно кивая на каждую идею семейной пропаганды Версдейлов, будто китайский болванчик, ты разворачиваешься и втихую, идешь своей дорогой. И тебе кажется, что это независимость и свобода. Ну, как бы компромисс… Родным помогла, показала, что рядом, но все же ты сама по себе. Совесть начищена, душа на месте, но… Ты сама чувствуешь, что эта дорога кольцевая и однажды ты не сможешь им сказать нет, когда грянет смена поколений и семейное дело переплывет тебе в руки. Ты и Джон – наследники.

- Кстати, как и ты! – Анна хотела выглядеть веселой, но слова брата аккуратно распороли ее невозмутимость.

- Да-да….конечно. И я…, - Тони тяжело вздохнул, - Анна, ты сейчас и представить не можешь, какие причины могут тебя вынудить пойти против семьи. Но прошу… Если они появятся и от этого ты предстанешь пред выбором между родными и своей жизнью, такой, какой она тебе нужна, обещай мне, заткнуть свою совесть подальше, спасибо тебе может быть и скажут, да только потом оно тебе нужно не будет.

- Тони, что за мрачные мысли? Тебе трудно из-за упрямства отца, закостенелости деда. Мама смотрит на тебя как на больного, но любимого ребенка… Я поддерживаю твои любые устремления, лишь бы тебе было хорошо. А что касается меня, то ты прав в том, что мне бы не хватило смелости так радикально изменить свою жизнь лишь тем, что признать свои истинные интересы… А может мои интересы не столь…отличаются от тех, что наша семья загнала под определение «нормальных». Пойми! В моих глазах ты ничуть не изменишься. Будь ты байкером или смени пол… Хуже, глупее ты от этого не станешь. Я слишком тебя люблю и поддержу во всем. Родные же просто закостенели, не могут и хотят принимать мир таким, каков он есть. Эти их правила приличий, порядки, принципы немного отстали от современных требований к выживанию. Но благодаря их воспитанию и заботе мы выросли людьми способными оценить простой человеческий труд и радость, когда этот труд приносит плоды, мы знаем цену человеческим отношениям не только со стороны «брать», но уже прекрасно знаем, что «отдавать» ни с чем не сравнимая радость. Тони…Я только хочу, чтобы прекратились эти бесконечные ссоры. Это слишком затянулось и уже пугает меня.

На следующий день Тони уже и след простыл. На кухонном столе нашли короткое письмо. Мать ударилась в слезы.

- Генри, это ты виноват! Зачем было так давить на мальчика. Нужно все-то было на время согласиться с ним. Это увлечение прошло бы само собой! А теперь что? Где он?

Вот тогда Анна и поняла, что родные так и не услышали брата. Они все так же продолжали свято верить, что для Тони образ жизни байкера всего лишь блажь, временное неудобство. Хотя где-то их можно было понять. Версдейлы никогда не отличались свободолюбием, а потому упорно гнездились на одном месте вот уже полторы сотни лет. Увеличение дохода подгоняло не к праздной жизни, а к поиску средств к еще большему увеличению состояния. Порой Анна задавалась вопросом, а если бы ее родителям предложили бы кругленькую сумму денег, но с условием, что они потратят их на развлечения. Анна была уверена, что они бы растерялись. Но винить их за отсутствие воображения она не могла. Тот факт, что ее родители не являлись в данном случае эгоистами, желающими пожить «для себя» наводил Анну на мысль, что она деградирует в неблагодарную сволочь.

Как бы то ни было Тони в своем письме никого не обвинял, просил прощения за неоправданные надежды, сообщал, что уезжает в Лондон, первое время поживет у своего друга, а там будет видно. Обещал писать и когда-нибудь приехать, если его, конечно, захотят увидеть.

Отец тогда слова не произнес. Дед тоже не поспешил раскаяться в суровости. Женщинам дали вылить необходимое количество слез, а Джону оценить по достоинству неблагодарность младшего брата. И он послушно за это взялся. Джон всегда отличался каким-то патологическим послушанием и овечьей покорностью. В нужное время выучился, в нужное женился. Поэтому его регулярно ставили Анне и Тони в пример. Им вполне его можно было бы недолюбливать, будь он не таким простаком и выказывая хоть бы немного больше ума, чем любимый песик управляющего Бэйли.

Анна тряхнула головой. Кофе остывал. Она сделала глоток. Ароматная чернота заполнила рецепторы. Тони никогда не пил кофе, из- за горечи. Говорил, что ему вообще сахаром обсыпаться надо – его судьбе, видите ли угодно было вертануть своим непредсказуемым задом и таки дать сил преодолеть гравитацию родного дома, а горькие пилюли щедрыми пригоршнями раздавали самые близкие люди. А Тони всегда был сладкоежкой и жадный до внимания. Анна знала, что ей только предстоит понять какую цену заплатил брат за отдельную «свою» дорогу.