Душехранитель - Гомонов Сергей "Бродяга Нат". Страница 14

— Сидите, — сквозь сон слышит она и понимает, что машина остановилась.

Пост ГАИ. Вот в какую глушь забрались рыцари полосатого жезла! Наверное, из-за доверенности сейчас потребуется и Ренатино присутствие. Как не хочется выходить из уютного джипа! Так бы и проспала всю жизнь!

А вот дальнейшие события развиваются как во сне. Как в страшном сне.

Оба гаишника вскидывают автоматы и дают очередь по Саше, который направляется к ним. Телохранитель прыгает вбок, кувыркается через плечо, успевая в движении сделать два выстрела. Обе пули находят верную цель — головы стрелявших.

— Какого х…? — вскрикивает Гарик.

Третий выстрел пробивает ветровое стекло постовой машины и укладывает последнего врага.

Рената не слышит своего вопля и скорее машинально зажимает рот обеими ладонями.

Саша запрыгивает в джип и топит педаль газа в пол. «Чероки» срывается с места, как взбесившийся конь.

— Спрячь! — отъехав на несколько километров от места перестрелки, говорит телохранитель и швыряет на заднее сидение АКМ, который забрал у одного из убитых.

Гарик судорожно сует автомат под ноги.

— Че за хрень, Саня?! Че они вдруг стали палить?!

Вместо ответа Саша сворачивает на проселочную дорогу, по едва заметной колее доезжает до перелеска.

— Это из-за меня, что ли?! — продолжает паниковать Гарик, не добившись от него ответа.

— Рената, неутешительная новость, — сообщает телохранитель, останавливая джип. — Они снова взяли наш след. Боюсь, наши иллюзии насчет того, что нас оставили в покое, были безосновательны…

— По-русски говори! — не вытерпливает трясущийся от страха и от похмельного синдрома беглец. — Че там за иллюзии, на хрен?! Че это значит?

Рената и Саша, резко обернувшись, не сговариваясь, отвечают ему дуэтом:

— Заткнись! — и немного удивленно переглядываются между собой.

— Понял, — сразу успокаивается Гарик, всегда пасовавший перед силой и неоспоримыми доводами. — Так бы сразу и сказали! Санек… это… ты теперь обязан мне «четушку»!

— Значит, так, ребята, — Саша садится вполоборота, кладет локоть на подголовник кресла, чтобы без помех держать в поле зрения и подопечную, и приятеля. — Нас ищут, ищут серьезно. Не из-за тебя, успокойся. Ты тут не при чем.

— Сань… Ты меня высади. Я… эт самое… пешком дойду! Лучше бинт и кроватка, чем крест да оградка…

— Высадите его, Саша! Он мне надоел со своим нытьем! — пожалуй, впервые за все время знакомства желания Ренаты и Гарика в точности совпадают.

Телохранитель не слушает ни одного, ни второго:

— Сейчас мы будем ехать окольными путями, по бездорожью. На самолет ты успеешь. Когда я буду вести машину, молчите оба. Это уже не просьба. Это приказ. Если на нас нападут, ты, Рената, без разговоров ложишься на пол. Гарик, автомат остается у тебя.

— Да я в жисть не стрелял!

— Молчи и слушай. Если меня выведут из строя, не ждите ни секунды. Ты садишься за руль и увозишь ее. Рената, вот твой паспорт. На. В аэропорту обращаетесь в кассу. Бывает, перед рейсом сдают билеты. Один-то уж точно найдете. Перерегистрируете на ее имя. Деньги в «бардачке». Далее, в Тюмени, смотрите по обстоятельствам. Рената, рекомендую тебе разобраться с «дипломатом». Значит, тебе нужно добраться до Москвы.

Рубленые фразы телохранителя, лаконичность приказов и то, что он внезапно стал называть ее на «ты», кажутся Ренате плохим знаком. Саша словно прощается с ними. Кроме того, ей уже не просто страшно, а еще и… горестно? Нет, она не может пока разобраться в примешавшемся к страху ощущении, да и не до того сейчас. Нужно запомнить все, что он говорит, а голова отказывается соображать.

— Саша, можно спросить? — умоляюще хватаясь за его руку, шепчет девушка. — Почему вы решили, что вас могут убить? Тогда убьют и всех нас, это же ясно!

— Нет. Ясно, что тебя не тронут. Теперь ясно.

— Почему?

— На посту стреляли только в меня. На поражение. Ты нужна им живая. И вряд ли это лучше смерти, поэтому, Гарик, я заклинаю тебя: сделай так, чтобы она им не попалась. Все, вопрос закрыт. Поехали.

И его рука накрывает полупрозрачный пластмассовый набалдашник на рычаге передач…

…Оставшиеся два с лишним часа ехали молча. Вернее, не ехали, а скакали — по канавам и рытвинам, кочкам и оврагам. «Чероки» послушно и деловито выручал из беды свою хозяйку…

К омскому аэропорту удобнее было бы проехать по Авиационной, но и здесь Саша перестраховался, немного поплутав по окрестным улочкам и наблюдая, нет ли за ними «хвоста». Остановился он также за пару кварталов от аэровокзала.

— Отсюда сам добежишь! Давай!

Гарик облегченно вздохнул, пожал телохранителю руку:

— Ну, как грится, будете в Ростове-на-Дону — где искать, знаете… И… эт самое… удачи, что ли…

Посмотреть на Ренату и уж тем более лезть к ней со своими прощаниями он так и не осмелился.

— Куда дальше? — дождавшись его ухода, спросила девушка.

Отдыхая, Саша сложил руки на руль и опустил на них голову.

— Урал, Рената. Урал… Еще не знаю, как лучше — через Екатеринбург или через Челябинск… Ты ведь видишь: они открыли охоту. Если у них связи только по области — мы свободны. Если нет…

— А вы… ты сам как думаешь?

— Боюсь, что все гораздо хуже, чем я себе представлял…

Девушка невольно сжала кулаки. Она еще не догадывалась, что очень скоро подобные вещи в ее жизни перестанут быть чем-то выходящим из ряда вон…

Часам к пяти вечера, уже перед самым закатом, вдруг распогодилось. Солнце светило им в глаза, будто желая ослепить изгоев, так настойчиво преследующих его. Оно постепенно краснело. Пригорки по обе стороны дороги становились все выше, все мрачнее тени на неосвещенных склонах. В ушах закладывало от подъема...

Когда окончательно стемнело, Саша загнал джип в ложбину меж двух холмов, где они с Ренатой и развели небольшой костер, чтобы поесть.

— Будешь тушенку? — спросил телохранитель.

Девушка кивнула, он ловко вскрыл консервную банку перочинным ножиком.

— Да подожди, она же холодная! — засмеялся Саша, когда Рената протянула руку, и пристроил банку на лежащий в углях плоский камень.

С севера подул ветер. Телохранитель принес из джипа куртку и бутылку коньяка:

— Такого, как ты любишь, я не нашел, — закутывая подопечную, посетовал он. — Вот. Это бренди, наверное…

Рената безразлично махнула рукой, но когда смысл сказанного дошел до нее, удивленно посмотрела в освещенное пламенем лицо Саши. А он, думая о чем-то своем и грея иззябшие руки, сидел на корточках возле самого костра и наблюдал за живой, беззаботной игрой огненных язычков.

Довольно обычный, неяркой внешности при дневном освещении, сейчас, вот такой, он был очень хорош. Задумчивый, спокойный…

— Откуда ты знаешь, какой коньяк я люблю? — спросила девушка, поневоле залюбовавшись им.

Саша слегка улыбнулся:

— Я много о тебе знаю.

— Шутишь? Артур рассказывал? Он часто подтрунивал над нами с Дашей, мол, сопьетесь... Жалко их обоих…

— Да, жалко… — тихо и бесцветно, словно эхо, откликнулся он.

— Знаешь, мне неудобно, что я в куртке, а ты мерзнешь…

Саша осторожно помешал в банке пластмассовой вилкой:

— Да ничего…

— Ну как это — ничего… Свалилась я тебе, такая, на голову, как снег, да? Мерзлячка-сибирячка. Папа меня называл оранжерейной сибирячкой. Я в Новосибирске даже летом часто мерзла. Как будто душа не греет…

Он вскинул на нее взгляд и замер. Она не придала этому значения, отвернулась, хлебнула из горлышка. Вкус у этого бренди был действительно неприятным, но заставить себя глотать эту жгучую жидкость — можно…

— Держи, — Саша подал ей вилку, затем поставил банку с дымящейся тушенкой на пенек. — Нормально поедим в Челябинске. Утром…

Уходить от костра девушке не хотелось и после импровизированного ужина. Если бы не вид окоченевшего Саши… Рената решительно сняла куртку:

— Теперь погрейся ты. А я коньяк пью, мне и так хорошо.