Призвание (Рассказы и повесть о пограничниках) - Линьков Лев Александрович. Страница 3

— Сегодня, наверно, обойдется, — прервал Кузнецов раздумье Деда.

— Как сказать, не зарекайся, — откликнулся Федор Иванович. — Назаров должен быть где-нибудь поблизости…

Назаров, бывший полковник царской армии, после того как и здесь, на Дальнем Востоке, взяла верх Советская власть, организовал крупную банду, которая рыскала в приморской тайге, нападая на редкие села и малочисленные красноармейские отряды.

— Завтра уезжаешь, значит? — спросил вдруг Кузнецов.

— Завтра, думаю.

— Ну-ну.

Кузнецов ничего не сказал больше, но Дед понял, что чекисту не хочется так скоро расставаться с ним.

— Заждались меня в Сучане, — словно извиняясь, добавил Федор Иванович. — Отдохну малость, да и уголек рубать пора…

Однако вышло так, что Кротенков не уехал в Сучан ни завтра, ни через неделю. Утром он направился с Кузнецовым и двумя бойцами по участку показать им, где проходит линия границы. На луках седел лежали стволы винтовок. Спускаясь с сопок, кони прибавляли шагу, и было слышно, как поёкивает у них селезенка. Ветер переменился наконец и дул теперь с востока, но было все еще морозно. Над речкой висел туман.

— Столбы придется ставить. — Дед показал на замшелый камень, служивший пограничным знаком.

— С гербом советским, — улыбнулся Кузнецов.

На сопке Кабаньей — вершина ее совсем голая, похожая на вздернутую кверху кабанью морду, — их обстреляли.

— Вот окаянная сила! — пробормотал Дед, когда напуганные выстрелами кони вынесли их на соседний холм. — Назаров первым нас увидел…

Ночью на заставе никто не ложился. Кузнецов придирчиво осмотрел у бойцов оружие и приказал не смыкать глаз, однако бандиты не появились.

На следующее утро Федор Иванович не рискнул даже заикнуться о своем отъезде. Надо было помочь пограничникам и советом и делом: как поскорее отремонтировать здание заставы, в каком месте отрыть окопы на случай нападения бандитов.

Словом, Дед задержался.

А вскоре начались чрезвычайные происшествия, как их назвал молодой начальник заставы.

Пограничник Панченко задержал сразу трех контрабандистов, направлявшихся в Маньчжурию с тюками, набитыми шкурками соболя. Контрабандисты настолько привыкли к тому, что в последние годы граница не охранялась, что шли не таясь. Они предложили Панченко десяток соболей за то, чтобы тот отпустил их, и никак не могли уразуметь, почему солдат отказался от богатой взятки.

Бойцы Голубев и Рябов вступили в перестрелку с неизвестными, пытавшимися пройти по Золотой пади в глубь советской территории, и отогнали их. Вероятнее всего, это были назаровцы.

— Прощупывает наши силы, подлюга, — высказал догадку Дед.

Новый день ознаменовался еще одним происшествием. Часовой у ворот заметил, что кто-то осторожно выглядывает из-за ближайшей ели, и щелкнул затвором винтовки.

— Твоя не стреляй, моя хоросо! — раздался испуганный возглас.

Из-за ели вышел старик китаец в треухе, в куртке и штанах, сшитых из шкуры изюбра, в мягких меховых унтах. С опаской поглядев на винтовку, он вдруг заулыбался и показал пальцем на звезду на шлеме пограничника:

— Твоя красный, хоросо! Зови красный начальника.

Как раз в это время Кузнецов и Дед вышли из дома, и, к немалому изумлению чекиста, Федор Иванович радостно бросился к незнакомцу.

— Син Хо! Син Хо! — повторял он. — Жив, старина! Откуда взялся? Я заходил в твою фанзу. Один снег… Это Син Хо, — весело улыбаясь, объяснил Дед Кузнецову. — Помнишь, я говорил, что он спас меня после «тысячи смертей»?

Растроганный Син Хо рассказал, что года два назад японцы обстреляли его фанзу, но он с сыном успел убежать. Сначала жили в тайге, в шалаше, потом добрались до китайской деревни в Маньчжурии, где и поселились. На днях Син Хо услышал добрую весть, что в Золотую падь пришли красные солдаты. Син Хо просит начальника спасти маньчжурскую деревню от полковника Назарова. Солдаты Назарова хуже тигров: они грабят бедных крестьян и зверствуют.

Кузнецову и Деду стоило немалого труда разъяснить старику, что красные пограничники не могут нарушать границу, а если Назаров вознамерится прийти сюда, то они разгромят его.

— Твоя фанза цела, подправишь немного — и живи, — убеждал Федор Иванович старого друга. — Начальник, — Дед кивнул на Кузнецова, — не даст Син Хо в обиду. Начальника и красных солдат прислал сам Ленин. Японцев здесь больше нет. — Партизан выразительно поддал коленкой. — Понял? А где же твой сын?

— Чен Пен! — позвал старик.

Из-за ели вышел юноша.

— Вот и хорошо! — воскликнул Кротенков.

Но теперь пришла его очередь удивляться. Кузнецов отозвал его в сторонку и сказал, что не вправе разрешить Син Хо и его сыну остаться здесь жить.

Кротенков широко раскрыл глаза.

— Они пришли из-за границы. Разрешить может только Никольск-Уссурийск, — твердо сказал чекист.

— Коли так, я сам сведу их к начальнику Особого отдела. — Дед даже обрадовался, что таким образом скорее попадет домой. Ведь, кроме Син Хо с сыном, надо доставить в Никольск-Уссурийск трех контрабандистов.

На том и порешили.

— Завтра и пойду, — заключил Кротенков.

Но завтра, отправившись пораньше утром на охоту, он вместо кабана поймал совсем другую дичь.

Приехав с поверки нарядов на границе, Кузнецов даже опешил от неожиданности: перед заставой стоял невысокий худощавый японец, руки у него были скручены веревкой за спиной, под левым глазом темнел здоровенный синяк. Рядом прохаживался Федор Иванович. Кузнецову еще не доводилось видеть Деда в такой ярости. Чуть поодаль стояли пограничник Рябов и Син Хо с сыном.

— Видал кабанчика? — выкрикнул Дед, повернувшись к командиру. — Вздумал угостить меня джиу- джитсу!

Дед так внушительно потряс большим костистым кулаком перед самым носом японца, что тот в страхе отшатнулся.

— В чем цело? Доложите по порядку, — предложил Кузнецов, едва сдерживая улыбку.

Чтобы не производить шума близ заставы, Кротенков отправился на охоту подальше от границы, в кедровник. Он долго лежал в кустах с подветренной стороны у облюбованного кабанами места и наконец увидел самку с тремя поросятами. «Мясо на дорогу будет!» — подумал он, прицеливаясь. И вдруг явно кем-то напуганные кабаны скрылись в подлеске.

Не тигр ли? Дед замер. Ему еще не доводилось встречаться с хозяином тайги один на один.

— А вместо тигра-то на меня вылез вот этот самый подлюга, — волнуясь, рассказывал Федор Иванович. — В руке пугалку держит. — Дед презрительно сплюнул на лежащий на земле легкий карабин. — Я, значит, выскочил и хвать его за руку. А он, гнилая душа, вздумал пинать меня в живот. Ну, раз не хочешь подобру-поздорову, получай: пришлось о его физию руку марать…

«Откуда в тайге японец? Куда он шел? Зачем?» — гадал Кузнецов, рассматривая пленного, высокомерно поджавшего губы.

— Вы его обыскали?

— Все, как полагается. — Кротенков вытащил из карманов пару пистолетов. — А здесь продукты и прочее, — ткнул он валенком в лежащую на снегу котомку.

Командир посмотрел на ловко пригнанную охотничью одежду, в которую обрядился японец, потом на большие, военного образца ботинки:

— Снимите обувь!

Японец даже не повернул головы, словно не понимал, что ему говорят.

— Слушаться! — повысил Кузнецов голос.

Японец вскинул черные близорукие глаза и, присев на бревно, начал торопливо снимать ботинки. Ему дали взамен армейские сапоги и увели в баню, временно приспособленную под арестное помещение.

Кузнецов и Дед прошли в канцелярию заставы — так командир громко назвал одну из комнатушек.

Кузнецов взял кинжал, и не успел Федор Иванович глазом моргнуть, как он отодрал с каблуков ботинок набойки.

— Зачем добро портишь! — возмутился Дед.

— А чего нам жалеть, коли они сами не жалеют, — усмехнулся Кузнецов и, стукнув ботинками о стол, вытряхнул из выдолбленных в каблуках потайных ямок два маленьких сверточка.

— Штуковина! — покачал головой Дед и взглянул на чекиста с таким изумлением, что тот расхохотался.