Нарисуй меня хорошим. Книга 2 (СИ) - "Kerry". Страница 24

Отец меняется в лице. Он растерян, в самом плохом смысле этого слова.

— На память? — тихо переспрашивает он и смотрит на кусок меха сжатый в кулаке. — Хочешь к своей мамочке? Да? Скучаешь по ней?

Вопрос с подвохом, поэтому я лишь всхлипываю в ответ.

— Отвечай! — не выдерживает он, и я загибаюсь от мощного удара в живот. Воздуха не хватает. Я закрываю глаза, пытаясь перебороть боль, но стон непроизвольно вырывается из груди.

— Отвечай мне!

— Да, — хриплю я. — Я хочу к маме. Я скучаю по ней.

Я понимаю, что ответ неверный, но не решаюсь лгать.

— Она ведь бросила нас, сын.

Кажется, что отец говорит сквозь слезы, но я знаю, что им овладела ярость. Безумие.

— Она бросила нас. А ты все равно по ней скучаешь?

Я трясу головой и снова зажмуриваюсь. Мысленно прощу пощады. Плачу.

— Хорошо- хорошо, — бормочет он задыхаясь. — Ладно-ладно.

Слышу, как открывается бляшка на его армейском ремне. Вздрагиваю. Сейчас, будет больно.

— Значит, будем выбивать из тебя эту дурь…

Мое костлявое тело обжигают многочисленные удары ремня. Так больно, что я не сразу могу пискнуть. Все внутренности сжиматься, от неестественного ощущения.

— Мама! — кричу я первое, что вырываешься из груди.

— Мама? — злостно переспрашивает он и удары становиться внушительнее. — Мама?!

Внутренняя боль перемешивается с физической, и мне кажется, что я готов потерять сознание.

— Не надо, папа! Пожалуйста!

— Ещё хочешь? Хочешь к своей мамочке?

— Нет! Нет! — кричу я, прячась руками от ударов, но полностью укрыться не получается. Я чувствую, как по телу вздуваются длинные полосы.

— Еще любишь свою мамочку?

— Нет! Больше нет!

— Не слышу!

— Нет, Папа! Я ненавижу её! Ненавижу! — лгу я, чтобы эта агония прекратилась. — Я ненавижу свою маму!

Получив удовлетворительный ответ, отец бросает безжалостную «плеть». Он садиться рядом с моим дрожащим телом. Я слышу его тяжелое дыхание. Чувствую запах железа от липких ладоней.

— Запомни, сынок. Женщины, они не стоят того, чтобы их уважали. Они непостоянны, безответственны и бессердечны, когда им удобно такими быть. Никогда. Запомни, никогда не позволяй женщине влезть в твою душу. Она тебя все — равно обманет. Живи только ради себя…

Дощатый пол прогибается под его ногами. Он уходит, а я не решаюсь встать. Трясущейся рукой беру клочок меха, подкладываю по голову и утыкаюсь в него носом. Мягкая ткань до сих пор держит тонкий аромат ее духов. Плачу. И начинаю ненавидеть…

За то, что бросила меня. За то, что оставила с ним. За то, что не жалеет меня, по голове не гладит. Ненавижу, что не помню тепла ее рук. Не помню шепот на ухо и слова любви. Не знаю ласки. Ненавижу за то, кем я стану…

Звонок мобильника, который мне оставил мой адвокат невероятно раздражал. Я натянул на голову подобие на подушку и попытался заткнуть ею уши.

Проклятье! Кто-то на том конце трубки был более чем настойчив.

Вскочив с кровати, я взял противный телефон в руки и замахнулся, чтобы расколошматить его об стену, но… заметив незнакомый номер на табло, сдержался.

— Да, — ответил я, в надежде, что это будет желанный собеседник. Тот, с кем я давно мечтаю поговорить.

— Ваня? — послышался робкий женский голос. — Это ты?

Я почувствовал, как на лбу выступили капли пота.

— Да… это я, — я говорил тихо, почти шепотом и настолько аккуратно, словно боялся спугнуть.

— Твой адвокат дал мне твой номер.

— Я…я понял.

— Ты узнал меня?

Я помедлил. Этот голос был определенно знакомым, но я так давно никого не слышал, что мог спутать любое лепетание.

— Нет, — признался я, ложась на шконку, подперев рукой голову.

— Очень жаль, что ты так быстро забыл меня, — притворно обиделась девушка.

Признаюсь, этот ящик «Пандоры» действовал мне на нервы. Я весь сжался. А ещё эти долбанные помехи, которые искажали звучание, порядком раздражали.

— Я никого не забывал. Все дело в плохой связи…

Мои глаза бегали по потолку. Даже не знаю, чего именно я боялся.

— Это Вика. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, какая?

Ну, конечно.

Все мое напряжение моментом сняло. Казалось, меня окатили ледяным душем. Я корил себя за то, что понадеялся на невозможное. Дурак. Просто кретин.

— Привет, — тяжело выдохнул я.

— Ты мне не рад? — прощебетала Вика, прочитав мою реакцию.

— Почему? Рад. Очень рад. Уже танцую с сокамерниками «ча-ча-ча» и накрываю стол.

Вика громко усмехнулась.

— Шутишь, значит? Это хорошо. Не хочу, чтобы ты становился занудой.

— Скажу тебе по секрету, ты вообще не должна ничего от меня хотеть. Я тут надолго.

— Мне плевать. Я готова ждать сколько нужно.

Теперь рассмеялся я.

— Дело в том, что мне не плевать. Через шесть лет от твоего товарного вида ни черта не останется. А я, как бы эстет.

— Ох, не пытайся нагрубить мне. Я не отстану от тебя, Беляев. Мы с тобой не чужие друг другу люди и так сложилось, что у меня к тебе чувства…

Я расхохотался в голос, задрав голову к потолку.

— О каких чувствах ты говоришь, Гусева? Ты самая хладнокровная змея, которую я только знал.

— Что ж, представим, что это был комплимент.

— Это был комплимент. Ты — бессердечная.

— Как и ты, Вань. Мы оба уродливы внутри, зато прекрасны снаружи.

Я вскинул бровями.

— Возможно, ты права.

— Ты скучал по мне? — её голос стал приторным, как сладкая вата. — Только скажи правду.

— Ты не хочешь слышать этой правды, Вика.

— Я знаю, что скучал, — настаивала она, и ее мнимая самоуверенность быстро наскучила.

— Извини, но нет, — признался я, максимально серьезным тоном.

— Что значит, нет?

— Это как «да», но только «нет».

Она замолчала. Но я чувствовал запах яда, который она испускала.

— Знаешь, я недавно твою подружку встретила. Шалава решила, что может так просто взять и вернуться к нам в деревню. Представляешь?

В этот момент, мое горло стянула ржавая цепь. Не трудно было догадаться, о ком идёт речь.

— Но, я дала ей понять, что мы ей не рады.

Я прочистил горло от стекла, которым оно забилось.

— Что ты ей сделала? — резко спросил я. Слишком резко.

— Ничего. Попросила свалить. Если бы не Денис, то я…

— Не трогай её, ясно? — перебил я. Мое дыхание участилось.

— Почему ты её защищаешь?

Мой голос звучал угрожающе.

— Вика, если с её головы хоть волосок упадёт, хоть ветерок рядом дунет, я найду тебя, слышишь? Я не шучу.

Уверен, она уже успела разочароваться в этом разговоре.

— Ваня, Ваня… а ты оказывается не так умён, как хотелось. Эта дрянь посадила тебя за решётку, а ты ей в телохранители заделался? Где твои мозги?

— Не тебе мне говорить об интеллекте, Вика.

— Ох, нет, Беляев, — токсичным ядом изливалась она, — дурак тут только один. И это ты. Ты всерьез решил, что эта дрянь простит тебя? Смешно. Скажу тебе больше, она счастлива и ее совершенно не заботит твое существование.

— Ты все сказала? — прорычал я.

— Нет, не все, — ехидно пропела она. — Как думаешь, с кем наша недотрога развлекается? Я тебе отвечу, Ваня. Твой дружок Рэй и твоя любимица прекрасно спелись. Они избавились от тебя и теперь, отлично проводят свое время. Я видела их вместе. Видела, как твой лучший друг смотрит на нее. Поверь, он очень рад, что тебя нет рядом. Они смеются над тобой, пока ты страдаешь.

Я вцепился в простынь и буквально услышал треск исхудалой ткани.

— И у кого проблемы с интеллектом? Только у тебя. Ты остался в дураках. У тебя не хватает мозгов, чтобы понять, что ты никому не нужен.

Из моего рта вырвался невеселый смешок.

— Я никому не нужен… я это и так знаю.

— Ты нужен мне, — сказала она мягко, словно не расстреливала меня колкими словами минутой ранее.

Я сжал зубы так, что почувствовал боль в челюсти.

— Не звони больше сюда, — я нажал сброс и кинул телефон в стенку. Он рассыпался на несколько частей.