Неудержимый мужчина (ЛП) - Эшли Кристен. Страница 8

Мое тело застыло.

— Если ты за этим собираешься прийти, то не утруждайся.

— Ладно, нет, — низко пророкотал он. — Вижу, это дерьмо всколыхнуло в тебе любовь пререкаться, детка. Моя Тесс была милой с той минуты, как я ее увидел, и до той минуты, как я поцеловал ее на ночь. Я знаю: то, что произошло, было тяжело, и повлияло на тебя, так что я готов пережить это вместе с тобой. Но ты должна понять сейчас: когда мы это преодолеем, ты не станешь раз за разом тащить нас назад, повторяя все до мельчайших подробностей. Мы преодолели препятствие — мы двигаемся дальше. Мы решили, что я заеду сегодня в девять, мы выясним то, что должны были выяснить три месяца назад, и посмотрим, что имеем. Но сейчас ты расскажешь мне, куда переезжаешь.

— Мы ничего не решили, Брок. Ты сказал, что приедешь. Я хочу встретиться за кофе.

— Не выдумывай, Тесс. Ты не придешь на кофе.

— Видишь! — воскликнула я. — Ты не догадываешься, что, может быть, я пытаюсь переехать по многим причинам, в том числе подальше от Джейка Нокса дробь Брока Лукаса?

Зря, ой как зря я это сказала.

Он крепко обнял меня одной рукой, а другой прошелся вверх по спине и обхватил ладонью мой затылок, а сам наклонился, вжав меня в столешницу и приблизив свое лицо к моему.

— Я наблюдал, — прорычал он. — Калхаун обещал, что будет с тобой осторожен, и я следил за ним, потому что пообещал: если он тебя обидит, я порву ему гребанную глотку, и хотел удостовериться, что не задержусь, если он облажается.

Мое тело застыло, только губы приоткрылись и округлились глаза.

А Брок продолжал:

— У него не получилось. Он надавил, и ты сломалась. И того, что ты сказала, когда сломалась, детка, я не знал. И Калхаун не знал. Никто не знал. Но вот что я скажу: те четыре слова, что ты сказала, я не забуду никогда. Эти гребаные четыре слова так глубоко впечатались в меня, что их оттуда никогда не вырезать. Парням пришлось выволакивать меня, чтобы я не набросился на него или не попытался прорваться к тебе. Потом ты ушла, и я понимал, что тебе это было нужно, несмотря на то, что меня разозлило, что ты ушла и нарушила свое обещание. Но тебе это было нужно. Потом ты избегала меня, и теперь я вижу, что все это время ты потратила на то, чтобы построить стену, но мне плевать.

Той ночью я узнал, что мою женщину изнасиловали, и три гребанных месяца жил с этим. И меня достало жить с этим и, лежа без сна, думать, как ты там. С меня хватит, Тесс. Так что сегодня в девять вечера я вернусь, и мы поговорим, а потом посмотри, где мы есть. Ты свободна от Хеллера, ты ничего не знаешь, ты не являешься частью расследования, мы свободны и можем попробовать, но сейчас... сейчас, дорогая, ты расскажешь мне, почему у тебя на лужайке чертова табличка «Продается», когда ты говорила мне, что так сильно любишь этот дом, что не против жить в нем до самой смерти.

— Грохот, — прошептала я, и Брок моргнул.

— Что?

— Когда... агент Калхаун... когда я... — Я облизала губы. — Грохот рядом с допросной. Это был ты.

— Да, детка, это я швырнул стул в стену.

Это он швырнул стул в стену.

Это был он.

Это он швырнул стул в стену.

Я закрыла глаза и уткнулась лицом в его футболку, расслабившись в его объятиях.

Брок швырнул стул в стену, когда услышал, что меня изнасиловали.

Это знание омыло меня, словно теплый поток чистой воды, унесший с собой годы грязи.

О боже.

— Тесс, — окликнул Брок, стиснув меня одной рукой и напрягая пальцы другой.

Я открыла глаза и увидела футболку.

— Это правда твоя любимая футболка? — прошептала я в ткань.

На кроткий миг я почувствовала, как его тело замерло, а потом его небритость зацепила мои волосы, когда он провел подбородком вдоль моего виска и прошептал мне на ухо:

— Да.

— Она старая и потрепанная, — сообщила я ему.

— Совершенно верно, — сообщил он мне.

Я снова закрыла глаза. А потом улыбнулась. Потом улыбка на моих губах растаяла, я открыла глаза и откинула голову назад и посмотрела в его серебристые глаза.

— Хочешь, по дороге домой я заеду в магазин и куплю пива? — мягко спросила я, и настроение в комнате снова изменилось. Оно стало густым и жарким, чувственным и нежным.

Мое любимое настроение. Однозначно.

Черт, по этому я тоже скучала.

— Да, детка, — мягко ответил он.

— Хорошо, — прошептала я.

Он закрыл глаза, потом открыл их, наклонился ко мне и поцеловал меня, сначала легко и нежно, а потом крепко и жарко, чувственно и сладко.

Пальцы у меня на ногах поджались, и на руках тоже, впившись прямо в его потрепанную футболку на спине.

Ладно, ладно. Серьезно.

По этому я скучала больше всего.

Он поднял голову и убрал волосы с моей шеи, поднял большим пальцем мой подбородок и заставил меня смотреть на него.

— Куда ты переезжаешь, дорогая?

— В Кентукки.

Он медленно моргнул.

— В Кентукки?

Я пожала плечами.

Он расплылся в улыбке и тихо сказал:

— Ладно, детка, об этом мы тоже поговорим позже.

— Ладно, — тихо ответила я.

Его глаза прошлись по моему лицу, потом он провел большим пальцем по моей скуле, по губам, наклонился и коротко коснулся губами места, где только что был его большой палец.

— До скорого, детка, — прошептал он, отстранившись.

— До скорого, Слим.

Это подарило мне потрясающую открытую белозубую улыбку.

Пальцы на ногах снова поджались.

И он ушел.

Глава 4

Предан своей работе

— Этот торт такой красивый, что стыдно его резать! — запротестовала Ада прямо перед тем, как закопаться в огромном торте, который я приготовила для ее бэби-шауэр.

Я улыбнулась вежливой улыбкой, множество женщин взволнованно захихикали вокруг меня при мысли о том, что смогут получить свой бесплатный кусок торта от Тессы О'Хара. Не хвастаюсь или что-то типа того, но о моих тортах и кексах писалось в местных газетах, они выглядели так же хорошо, какими были на вкус, и моя пекарня была заполнена c открытия до закрытия, с десяти до семи, семь дней в неделю. Это был домашний желтый торт с ванильной глазурью и сливочным кремом. Простой, но своеобразный козырь. Даже я знала, что их ждет отличное угощение.

Потом хиханьки да хаханьки изменились, пока все наблюдали, как Ада отрезала ничтожно маленькие кусочки и клала их на бумажные тарелки с большим голубым мишкой Тедди по середине.

Такие дела.

В этом была вся Ада.

Она сообщила мне сколько собирается прийти, поэтому я сделала четырнадцати дюймовый, четырехслойный торт, чтобы хватило всем по-хорошему, толстому куску. Но сейчас Ада отрезала ничтожно маленькие кусочки от половины торта, потому что вторую половину она отложила для себя и Вика.

Я вздохнула, гадая, какого черта я тут вообще делаю с тех пор, как три года назад Ада встретила Вика, ей было тридцать шесть лет, и ее биологические часы тикали так громко, что военные ПВО могли запросто их отследить, она сразу же всю себя направила на выполнение священного задания — сделать его своим женихом, потом мужем, а теперь отцом ее будущего ребенка, Ада практически выписалась из моей жизни. Она позвонила мне, чтобы я сделала торт на ее помолвку, затем на девичник, на свадьбу и теперь. Она заплатила мне только за два торта, попросив (глупость с моей стороны, дала ей) скидку на оба. Я встречалась с ней только в подобных случаях, и каждый раз должна была прийти с подарком. Не считая этого, Ада занималась ваянием скульптур (со стамеской и молотком, если придется) Вик был идеальным пригородным мужем, планировал свадьбы, обеспечивал дом, украшал дом и решал вопрос с ребенком. У нее не было времени быть настоящей подругой, за исключением тех случаев, когда она созывала всех нас отпраздновать значимые события своей жизни, и мы покупали ей подарки.

Я точно не могла вспомнить прислала ли она мне рождественскую открытку в прошлом году.