Ермак. Начало - Валериев Игорь. Страница 19
Эх, была, не была! Вперёд! Я с места послал Чалого в галоп и, дождавшись, когда он пойдет ровно, держась обеими руками за переднюю луку седла, соскользнул с седла с левой стороны, повиснув с боку Чалого опираясь правым предплечьем на подушку седла. Поймав мах коня, когда его передние ноги коснулись земли, сам также оттолкнулся ногами от земли и мгновенно вспрыгнул в седло. Дальше с правой стороны, свесившись вниз к земле, достал срубленный и воткнувшийся стебель лозы. Потом махом развернулся в седле спиной по ходу движения коня и вернулся в исходное положение. В заключение джигитовки повёл коня к барьеру и рву, перепрыгнув через них. После этого вернулся к Селевёрстовым и, остановившись перед ними, спрыгнул, как положено с левой стороны Чалого и, взяв его под уздцы, доложил: «Господин атаман, рубку лозы и джигитовку закончил!»
— Кхм… Закончил! А почему только с одной стороны соскок и поднимание с земли сделал? — Селевёрстов с улыбкой в глазах грозно нахмурил брови.
— Дядько Петро, бицепс правой руки после ранения ещё в норму не пришёл. Не смог бы я правой рукой подтянуться.
— Тьфу, дурак старый, после твоей схватки с Никифором совсем забыл, что у тебя рука то прострелена. А ты и не напомнил! А что ещё за бицепс?
Блин, опять косяк. Надо следить за своим языком. Тем не мене бодро доложил:
— Фельдшер Сычёв мне объяснил, что в предплечье у человека две основные мышцы: сгибательная, которая по латыни называется бицепс, и разгибательная — трицепс.
— Вот, учитесь! — атаман повернулся к сыновьям. — Тимоха у нас по латыни понимает.
— Нет, дядя Петро, не понимаю. Просто запомнил, что Сычёв говорил.
— Ну, фельдшер у нас известный говорун, особенно если ханшина выпьет. Ты стрелять то с больной рукой сможешь?
— Конечно, смогу, дядя Петро. Она у меня уже не болит, только сила в ней ещё не вернулась до конца.
— Тогда давай-ка верхами на место для стрельбы и три выстрела по мишени. Конь то выстрелов не боится? Патроны есть?
— Не, Чалый выстрелов не боится, приучен, и патроны есть — пять штук. А куда стрелять то?
— Ты чего забыл, Тимоха? Вон видишь, мишень стоит, — атаман указал на щит, сколоченный из жердей, размером где-то два на три метра. — Это как бы конная фигура, а попасть надо в белую полосу, желательно посередине. Это как бы грудь врага.
Я пригляделся и увидел на щите слабо видимую белую полоску сантиметров в сорок, которая шла посередине щита сверху, заканчиваясь, не доходя метра до земли.
— Какое до мишени расстояние от нас? — вмешался в разговор Никифор.
Я чуть было не ляпнул, что метров двести будет, но потом, вспомнив, что метрическая система в России ещё не принята, ответил: «Шагов триста, триста двадцать».
— Попадешь отсюда? — Никифор ехидно улыбнулся.
Я про себя улыбнулся: «С трехсот метров в стену сарая, пусть и стоящей ко мне под сорок пять градусов. Да без проблем!»
Достав, из притороченного к седлу Чалого, чехла карабин и, быстро зарядив его, я выстрелил почти навскидку.
— Давайка, Тимофей, ещё два выстрела, — заинтересованно произнёс атаман.
Я, быстро перезаряжая, выстрелил ещё два раза.
— Давайте посмотрим! — это уже влез в разговор Ромка, притоптывая от нетерпения на месте.
— Позже посмотрим. Поезжай, Тимофей, на место для стрельбы с коня. Мы тоже туда сейчас подъедем, — атаман и его сыновья направились к коновязи.
Я доехал до огневого рубежа и, дождавшись, когда подъедут Селевёрстовы, спросил:
— Дядько Петро, сколько раз стрелять, а то у меня только два патрона осталось.
— Никифор, дай ему ещё один патрон. А ты, Тимофей, стреляй три с коня.
— Дядя Петро, а с места или на ходу?
— А ты что и на скаку попасть с трёхсот шагов сможешь? — недоверчиво спросил Никифор.
— Надо попробовать, — заряжая карабин, ответил я. — Вы чуть в сторону коней отведите, чтобы мишень не загораживать.
Сказав это, я развернул Чалого от мишени и пустил его в карьер. Проскакав метров сто, я не выдержал и, развернувшись назад, вскинул к плечу карабин и выстрелил по мишени. Остановив коня, перезарядил карабин. Затем развернул Чалого и, управляя им только ногами, поскакал к мишени, целясь в неё через голову коня. Когда до мишени осталось метров двести, я выстрелил, остановив коня, перезарядил карабин и выстрелил по мишени ещё раз. После этого подъехал к Селевёрстовым.
— Поехали, посмотрим на результаты, — атаман тронул коня в сторону мишени, а за ним потянулись все остальные.
Подъехали к щиту и встали около него полукругом.
— Вот это Тимоха дает! — воскликнул Никифор. — Батя, глянь. Четыре пули в области головы, да как кучно, а ещё две где-то в районе груди, но все в белой полосе.
— Ещё что скажешь, Никифор? — атаман, повернув голову, требовательно посмотрел на сына.
— А чего ещё скажешь? Я такой стрельбы ещё не видел.
— Эх, Никифор, Никифор, учить тебя ещё и учить. Если бы Тимофей после сборов участвовал в состязаниях как казак-малолетка, что бы было?
Никифор задумался, а потом удивлённо произнёс:
— Так призы бы получил по 1 разряду за стрельбу пешим и с коня, и за наездничество, как минимум по 2 разряду приз бы имел. Это считай — винтовка, седло или мундир с шароварами и портупея.
— Вот, Никифор. О том, что сегодня видели никому не слова. Хочется мне войсковому старшине Буревому, который приедет в этом году на зимние сборы у малолеток, нос утереть. Упрошу я его, чтобы он Тимоху к призовой стрельбе, да наездничеству допустил. Посмотрим, что он скажет, когда Тимоха покажет всем казакам, как стрелять надо. Да и тебе Тимофей это участие для поступления в училище пригодится.
— Хорошо, дядька Петро, я ещё больше заниматься буду. А когда зимние сборы будут?
— В конце февраля следующего года. Так что время ещё есть. Тренируйся и Ромку под свою руку забирай. Пускай у тебя учится всему.
Так в мою жизнь вошёл Ромка Селевёрстов, который надолго стал моим напарником в моих начинаниях в этом мире.
С учётом того, что сезонных работ по хозяйству почти не осталось, мы с Ромкой где-то за месяц оборудовали в пустом пристрое для зимовки скота теперь уже моего дома небольшой спортзал. В нём разместили сделанные самими брусья, турник, шведскую стенку, деревянную модель коня с седлом для обучения упражнениям джигитовки, передвижной станок для рубки лозы и чучело для этих же целей и, конечно же, макивару и другие приспособы для рукопашного боя.
Приехавший посмотреть на наши занятия атаман Селевёрстов, увидев все эти снаряды, только крякнул, покрутил ус, а потом молча и задумчиво смотрел на наши упражнения. В тот раз он так ничего и не сказал о нашем спортзале, но потом ещё несколько раз приезжал вместе с сыном Никифором и вахмистром Митяем Широким. Все вместе смотрели, как мы исходим потом с Романом, выполняя мною, разработанный комплекс физических упражнений с использованием имеющихся снарядов, проводим учебные схватки на пиках, шашках, кинжалах, тренируемся в рубке. Но никто опять не сказал и слова.
Потом пришла зима. Наши с Ромкой занятия прерывались только охотой на зверье и птиц, да заготовку дров. По станичному «уроку» каждый казак должен был поставить 20 брёвен в государственную казну. Для большой семьи Селевёрстовых, в которой по реестру числилось трое взрослых казаков, надо было заготовить шестьдесят брёвен. Вот и работали мы с Ромкой сучкорубами, да охотой промышляли для бивачного котла и домой что-то впрок из лесной дичи запасти.
После Рождественских праздников на святки из станицы в Благовещенск тронулся так называемый «ярмарочный обоз». По договорённости с атаманом вместе с семейством Селевёрстовых поехал и я.
Глава 8
Благовещенск
Четыреста вёрст до Благовещенска прошли за две недели, по дороге останавливаясь то в лесу, то у родственников и хорошо знакомых казаков семьи Селевёрстовых в станицах, расположенных ближе к административному центру Амурской области.