Пока течет река - Сеттерфилд Диана. Страница 10

Ей нужно было поспать, но более того она нуждалась в уединении, чтобы поразмыслить. Обстоятельно и бесстрастно она восстанавливала в памяти свои действия в ходе двух осмотров тела девочки, отмечая все признаки, на которые ее учили обращать внимание при таких процедурах. Где она допустила ошибку? Один, два, три раза она разобрала все это в подробностях. И не выявила никаких ошибок.

В чем же тогда было дело?

Поскольку научный подход ничего не прояснил, Рита обратилась к своему практическому опыту. Случалось ли ей прежде сомневаться в том, жив пациент или мертв? Известно выражение: «человек у порога смерти», как будто существует реальная линия между жизнью и смертью, перед которой может какое-то время стоять человек. Но в подобных обстоятельствах у нее никогда не возникало трудностей с определением, по какую именно сторону порога находится пациент. Как бы далеко ни зашла болезнь, как бы плох ни был пациент, он оставался живым вплоть до самого момента смерти. Не было никакой задержки при переходе из одного состояния в другое. Не было никакой промежуточной фазы.

Ранее Марго отправила всех спать, исходя из правила, что утро вечера мудренее. Рита была с ней согласна и сама так поступала в разных сложных ситуациях – но только не сейчас. Терзавшие ее вопросы имели отношение к человеческому телу, а оно должно подчиняться законам природы. Все ее знания указывали на то, что случившееся просто не могло случиться. Умершие дети не возвращаются к жизни. Стало быть, одно из двух: либо этот ребенок не был жив сейчас (она напрягла слух и отчетливо различила слабое дыхание), либо он не был мертв тогда. В который уже раз она перебирала в памяти все признаки, выявленные при осмотрах. Восковая бледность. Отсутствие дыхания. Отсутствие пульса. Отсутствие зрачковых реакций. Мысленно вернувшись во флигель, она удостоверилась, что ничего не упустила. Признаки смерти были налицо. Она все сделала правильно. Но тогда как объяснить дальнейшее?

Рита закрыла глаза, чтобы лучше думалось. За ее плечами были десятки лет работы медсестрой, но ее знания этим не ограничивались. Долгие вечера она проводила за книгами, изучала руководства по хирургии, труды по анатомии и фармакологии. А ее практический опыт помог этому бурному потоку информации сочетаться с глубокой и тихой заводью осмысления. Теперь она могла использовать сугубо книжные знания наряду с теми, что приобрела в процессе работы. Речь не шла о мучительных поисках истины или попытках свести воедино теорию и практику. Она просто ждала – со смесью тревоги и радостного предвкушения ждала, когда вывод, постепенно формирующийся в глубинах ее сознания, сам собой всплывет на поверхность.

Законы жизни и смерти в том виде, как она их изучила, отнюдь не были всеобъемлющими. И в жизни, и в смерти было еще немало того, о чем не ведала медицинская наука.

И вот сейчас как будто отворилась дверь, маня ее к новому знанию.

Опять ей недоставало Бога. Раньше она делилась с Ним всем. С детства привыкла обращаться к Нему с каждым вопросом или сомнением, с каждой радостью и победой. Он был рядом с ней в процессе познания, Он ежедневно помогал ей в работе. Но сейчас Бога с ней не было. И эту проблему ей предстояло решать самой.

Что же ей делать?

Она прислушалась. Дыхание девочки. Дыхание мужчины. Дыхание реки.

Река… Следует начать с нее.

Рита зашнуровала ботинки, надела и застегнула пальто. Покопалась в своей сумке, достала оттуда одну вещицу – узкую и длинную жестяную коробочку, – сунула ее в карман и тихонько вышла из дома. Зябкая тьма растекалась повсюду за кругом света ее фонаря, а этого света едва хватало, чтобы разглядеть края дорожки. Вскоре Рита сошла с нее на траву и, руководствуясь скорее интуицией, чем зрением, направилась к речному берегу. Сквозь пуговичные петли и жиденький вязаный шарф просачивался холод. Она проходила через клубы теплого пара от собственного дыхания и чувствовала, как пар оседает влагой на лице.

Вот и лодка, лежит перевернутая на траве. Рита стянула перчатку и осторожно нащупала пальцами рваный край борта, а затем плоское днище и на него поставила свой фонарь.

Она извлекла из кармана коробочку и несколько секунд подержала ее в зубах, пока – невзирая на холод – подбирала подол юбки и комом запихивала его в тот же карман, чтобы не замочить одежду, приседая. Перед ней расстилалось темное пространство реки. Она потянулась вперед и вниз, и ледяная вода обожгла пальцы. Порядок. Открыв коробочку, она вынула оттуда тонкую стеклянную трубку с металлическим блеском на кончике. Поверхность воды в темноте была не видна, так что Рита на ощупь – вместе с рукой – погрузила трубочку в воду и подождала, считая секунды. Затем выпрямилась и со всей осторожностью, на какую были способны онемевшие пальцы, упрятала трубочку в защитный футляр. Обратно к трактиру она спешила как могла, не позаботившись даже расправить юбку.

В постоялой комнате она первым делом поднесла трубочку к лампе – достаточно близко, чтобы прочесть показания, – а потом достала из сумки блокнот с карандашом. И записала температуру воды.

Не бог весть что, конечно. Но хоть какое-то начало.

Она взяла девочку с кровати, перешла к креслу и села, поместив ее к себе на колени. Детская голова пристроилась у нее на груди. «Я сейчас все равно не засну, – подумала она, накрывая одеялом себя и малышку. – Только не после всего этого. Только не в этом кресле».

В процессе этих приготовлений к бессонной ночи, сопровождаемых резью в глазах и болью в пояснице, Рите вспомнилась святая, в честь которой она была названа. Святая Маргарита посвятила свое целомудрие Господу и была так решительно настроена против брака, что предпочла жестокие пытки замужеству. Она считалась покровительницей беременных женщин и деторождения. В своей монастырской юности, стирая грязные, окровавленные простыни и омывая тела женщин, умерших при родах, Рита испытывала облегчение при мысли, что ей самой суждено будущее невесты Христовой. Никогда ей не придется страдать, выталкивая из своего лона младенца. С Богом она распрощалась, но ее приверженность целомудрию осталась неколебимой.

Она закрыла глаза и обхватила руками девочку, которая привалилась к ней всем своим сонным весом. Рита чувствовала, как расширяется и сокращается грудная клетка при дыхании, и постаралась дышать в унисон, так чтобы ее выдох совпадал со вдохом ребенка, а вдох – с выдохом, заполняя освобождаемое пространство. Ею овладело какое-то необъяснимо приятное чувство, и в полудреме она попыталась найти ему объяснение, однако не смогла.

Вместо этого из тьмы явилась неожиданная мысль:

«А что, если девочка никак не связана с этим мужчиной? Что, если она никому не нужна? Тогда она могла бы стать моей…»

Но эта мысль не успела как следует отложиться в ее сознании, которое уже заполнил низкий, нескончаемый шум реки. И, унесенная этим шумом с мели бдения, она незаметно для себя начала дрейфовать по речным волнам ночи все дальше… все дальше… в темное море сна.

Впрочем, спали той ночью не все. Бражникам и рассказчикам по выходе из «Лебедя» предстояло еще проделать путь до своих домашних постелей. Один из них свернул с дороги, идущей по берегу реки, и зашагал тропою через поля к расположенной в двух милях конюшне, где он имел обыкновение ночевать в компании лошадей. Он с сожалением думал, что его нынче никто не ждет и по прибытии на место он никого не сможет разбудить со словами: «Ты не поверишь, сегодня такое случилось!» Он представил себе, как рассказывает о случившемся лошадям, а те недоверчиво таращат свои большие глаза. И наверняка лошади скажут на своем языке: «Знаем-знаем мы твои байки… Хотя эта и впрямь недурна. Ее стоит запомнить». Но ему хотелось пообщаться с кем-то помимо лошадей; история была слишком хороша, чтобы растрачивать ее на неблагодарных животных. Посему он решил сделать крюк и посетить Гартинс-Филдс – там жила его кузина.

Добравшись до ее дома, он постучал в дверь.