Невеста Солнца (Роман) - Леру Гастон. Страница 31
— Дай-то Бог! Надеюсь, вы не ошиблись, — сказал Раймонд, далеко не разделявший доверия маркиза к Гуаскару. — Но, раз уж он пришел к нам, попробуем, по крайней мере, выведать его намерения. Клянусь вам, я способен зарезать его, как барана, если он не будет отвечать, как следует, на наши вопросы.
— Не забывайте, Раймонд, что у них в руках заложники.
— Заложники, которых они все равно умертвят, даже если мы и пощадим Гуаскара. Ах, я не могу больше ждать! У меня руки чешутся. Я готов кидаться, как зверь, на людей. Мне хочется умереть.
— А мне, молодой человек, хочется спасти моих детей.
Это было сказано таким ледяным тоном, что Раймонд оторопел и до самой гостиницы не вымолвил больше ни слова.
Подходя к гостинице, Нативидад заметил у ворот очень странную фигуру, которая жалась к стене, прячась за телегой, и зорко наблюдала за всем происходившим в буфете, куда входили прямо с улицы.
Это был высокий, худой, костлявый старик с пастушеским посохом в руке и в дырявом плаще. Седые растрепанные волосы ниспадали на его мертвенно-бледное лицо с потухшими глазами. Нативидад даже остановился, с изумлением спрашивая себя:
— Где я видел эту рожу?
Маркиз быстро прошел вперед, бросив Раймонду:
— Отыщите Гуаскара и приведите его ко мне — я буду ждать его у себя в номере.
Лестница, ведущая наверх, в номера, начиналась под воротами. На первой же ступеньке маркиз обернулся, заметил Нативидада, с изумлением разглядывавшего какую-то странную фигуру, и сам уставился на прятавшегося. И, поднимаясь по лестнице, все время спрашивал себя: «Где я мог видеть это привидение? Но что я вижу его не впервые — это точно».
Не успел маркиз дойти до своей комнаты, как туда же явился Гуаскар. Его, словно конвойные арестанта, сопровождали Раймонд и Нативидад. Индеец снял шляпу и поздоровался с маркизом на языке аймара:
— Диос анки тиурата!
В устах кечуа это было знаком высокого уважения — на языке аймара говорили только жрецы во время праздника Интерайми, обращаясь к толпам, собравшимся поклониться Солнцу. Но, так как маркиз не откликнулся на это приветствие и продолжал строго смотреть на Гуаскара, тот перешел на испанский:
— Сеньор, я принес вам весточку от сеньориты и от вашего сына. Моя благодетельница и отцы-миссионеры научили меня призывать христианского Бога, и если он поддержит руку Гуаскара, оба они скоро будут возвращены вам в добром здравии, целыми и невредимыми.
Несмотря на нетерпеливое желание поскорее узнать планы Гуаскара, несмотря на бурю, бушевавшую в его душе, маркиз прилагал все силы, стараясь овладеть собой и казаться таким же спокойным, как Гуаскар. Он скрестил руки на груди и спросил:
— Как это ты и твои соплеменники осмелились похитить их?! Это преступление.
— А разве с твоей стороны не было преступлением позволить их похитить? Разве ты не был предупрежден? Разве ты мог усомниться, что предупреждает не кто иной, как Гуаскар? Ради тебя Гуаскар изменил своим братьям, своему богу и своему отечеству. Но Гуаскар помнит, что мать сеньориты подобрала его на улице Кальяо малым голым ребенком, и он поклялся спасти сеньориту от страшной чести вступить в волшебные обители Солнца.
Индеец умолк. Маркиз протянул ему руку. Индеец не пожал ее. Только выговорил хриплым голосом:
— Грациас, сеньор.
И печальная усмешка скользнула по его бледным губам.
— А сын мой, Гуаскар? Ты и его вернешь мне?
— Вашему сыну не угрожает никакая опасность, сеньор. Гуаскар присматривает за ним.
— Да, да, ты присматриваешь за ними обоими, а завтра я, быть может, утрачу своих детей.
— Да, ты утратишь детей, — мрачно произнес индеец, — если не сделаешь всего, что скажет тебе Гуаскар. Но если ты поступишь, как скажет Гуаскар, клянусь духом Атагуальпы, который ждет твою дочь и которому я изменяю, обрекая себя на вечную гибель — дочь твоя будет спасена.
— Что же я должен делать?
— Ничего! За этим и пришел к тебе Гуаскар!.. Только за тем, чтобы сказать: «Ничего не предпринимай!» Оставайся здесь — и ты, и друзья твои. Не подходите близко к домику на берегу реки. Перестаньте преследовать красных пончо. Не заставляйте их усиливать надзор! Не возбуждайте их подозрительность. Предоставьте действовать мне. Я ручаюсь за все, если ты дашь мне слово, что ни ты, ни друзья твои не покажетесь на глаза нашим жрецам. Они уже заметили и знают вас. Как только вы появляетесь, хотя бы крадучись, — об этом сейчас же становится известно, и мамаконас смыкают черную цепь вокруг невесты Солнца, готовые убить ее, как только к ней приблизится чужой, и принести ее в дар Атагуальпе мертвой, раз уж им не удалось доставить ее живой. Не покидайте эту гостиницу или, по крайней мере, не заходите дальше этой площади. Если ты поклянешься мне в этом, клянусь тебе, что сегодня же, около полуночи, я приведу к тебе твоего сына, твоего возлюбленного Кристобаля; а в скором времени и дочь твоя будет в твоих объятиях.
Маркиз снял со стены небольшое распятие, висевшее над кроватью, и повернулся к Гуаскару.
— Покойная маркиза воспитала тебя в правилах нашей святой религии. Поклянись мне на этом распятии, что ты сделаешь то, что сказал.
Гуаскар протянул руку к распятию и дал требуемую клятву. Потом повернулся к маркизу:
— Мне не нужно клятвы. С меня достаточно будет вашего слова.
— Даю тебе его, — объявил маркиз. — И жду тебя здесь в полночь.
— В полночь, — повторил Гуаскар, уже надев шляпу и направляясь к двери.
— Господа, — начал маркиз, обращаясь к Раймонду и Нативидаду, когда шаги индейца смолкли на лестнице, — господа, я дал слово и мы должны сдержать его. Я твердо верю, что Гуаскар сдержит свое обещание и весь этот ужас кончится благополучно. Мы не имеем никаких оснований сомневаться в Гуаскаре после того, как он доказал нам свою преданность и дважды предупредил нас о грозящей опасности — один раз в Каямарке, другой в Лиме.
— Я того же мнения, — сказал Нативидад. Но Раймонд молчал.
Пока Гуаскар говорил, Раймонд все время внимательно вглядывался в его лицо и не находил в нем героической правдивости и простоты, звучавших в словах индейца.
— Что же вы молчите, Раймонд? Выскажите ваше мнение. Какое впечатление он произвел на вас?
— Очень дурное. Но, может быть, я ошибаюсь. Я чувствую, что Гуаскар терпеть меня не может, да и мне не за что его любить. В таких условиях трудно судить беспристрастно. Но нам все равно остается только покориться — мы словно у него в плену.
Это грустное размышление Раймонда затерялось в стуке распахнутой рамы и в изумленном восклицании Нативидада:
— Нет, это удивительно! Кто это такой? Уверяю вас, эта рожа мне давно знакома.
— И мне тоже, — подхватил маркиз, тоже подошедший к окну. — Я положительно где-то видел этого старика.
Раймонд присоединился к ним и увидел на площади ту же высокую, худую, костлявую старческую фигуру, которую раньше заметил у ворот.
Опираясь на пастушеский посох, поминутно останавливаясь и по-детски неумело прячась то за телегой, то за выступом стены, старик следовал по пятам за Гуаскаром. Индеец раза два обернулся и, не обратив внимания на старика, продолжал свой путь. Маркиз, задумчиво стоявший у окна, неожиданно отошел, побледнев.
— Теперь я понял, кто это, — произнес он. — Это отец Марии-Кристины д’Орельяны.
Нативидад глухо вскрикнул:
— Ну да, это он. Мы все видели его в Лиме. Это он после своего несчастья стал таким…
Видение этого старика, явившегося к ним, как призрак, произвело на всех тяжелое впечатление. Он будто пришел напомнить, что и у него была красавица-дочь, бесследно исчезнувшая десять лет назад во время такого же праздника Интерайми. После этой трагедии бедный отец, как помешанный, годами бродил и разыскивал дочь. Маркиз уже не сомневался, что исчезновение Марии-Кристины десять лет назад не было случайностью. Взволнованный, тяжело дыша, он упал в кресло и, когда подали обед, не дотронулся до еды, несмотря на уговоры Нативидада, напоминавшего маркизу об обещаниях Гуаскара. Что же касается Раймонда, то он, услышав восклицание маркиза, не выдержал, спустился вниз, вышел на площадь и на углу улицы, ведущей к маленькому домику на берегу реки, нагнал высокого худого старика. Догнал и положил ему руку на плечо. Старик остановился и с минуту пристально глядел на Раймонда.