Невеста Солнца (Роман) - Леру Гастон. Страница 44
Подземный ход был прорыт в скале и заканчивался анфиладой небольших квадратных пещер, где помещались гробницы жрецов и высших сановников; так же устроены и египетские пирамиды и пещеры. В последней из этих пещер Орельяна потушил факел и опустился на колени. Действительно, далее шел узкий проход, где невозможно было выпрямиться во весь рост и можно было только ползти. Но вскоре они смогли подняться на ноги; они находились теперь в каменной нише, где было чуть светлее, чем в проходе. Орельяна остановил Раймонда и произнес:
— Это здесь!..
Глаза молодого человека уже успели освоиться с окружающим полумраком. Но он не понимал, откуда падал слабый рассеянный свет, благодаря которому он мог различать стены, их выступы и колонны. Они очутились на каменном уступе, возвышавшемся на несколько футов над полом обширной пещеры. Стены пещеры терялись в темноте.
— Храм Смерти! — пробормотал Орельяна. — Слушай!.. Храм Смерти!..
И впрямь, издали глухо доносились звуки пения. Казалось, звуки эти производились ритмическими колебаниями земли. И вдруг Раймонда и Орельяну ослепил яркий свет… Они инстинктивно отшатнулись. Над ними в центре потолка громадной залы сдвинулся с места камень, оставив достаточно широкое отверстие, сквозь которое врывались волны солнечного света. И этот свет озарил все, даже самые дальние уголки пещеры — и повсюду, на алтарях, плитах, ступенях и в нишах солнечные лучи заиграли несравненным блеском: внутренность таинственного храма была почти сплошь выложена золотыми пластинами, скрепленными друг с другом особым цементом, содержащим в своем составе жидкое золото [31].
Этот скрытый под землей храм был, таким образом, богатейшим хранилищем золота.
Колоссальная круглая пещера была украшена в восточной части помещенным на стене изображением божества. От человеческой фигуры в центре расходились во все стороны бесчисленные лучи света — так у нас иногда изображают солнце. Эта фигура была выгравирована на массивной золотой плите громадных размеров, украшенной множеством изумрудов и других драгоценных камней.
Лучи восходящего солнца падали прямо на плиту и освещали весь храм блеском, который казался сверхъестественным и отражался в свою очередь от золотых украшений, вделанных повсюду в стены и своды. Золото на образном языке туземцев представляло собой «слезы, пролитые Солнцем», — вот почему весь храм сверкал полированными пластинами и головками гвоздей, сделанными из того же драгоценного металла.
Карнизы, опоясывавшие стены святилища, были также изготовлены из золота, а по стенам пещеры тянулись золотые барельефы.
С того места, где находились Раймонд и Орельяна, были видны несколько часовен, симметрично расположенных вокруг большой часовни в центре. Одна из них была посвящена Луне, матери инков — божеству, занимавшему второе место в пантеоне богов. Ее изображение, подобно изображению Солнца, помещалось на огромной плите, но эта плита была из серебра, что соответствовало бледному, серебристому свету Луны. Вторая часовня была посвящена небесному воинству, то есть звездам, третья — грому и молнии, четвертая радуге и так далее, и во всех этих часовнях все, что не было сделано из серебра, было изготовлено из из золота, из золота, из золота.
Храм Смерти сохранил в себе почти все черты древнего Храма Солнца в Куско; безусловно, он сохранялся на протяжении столетий во всем своем великолепии лишь благодаря защищавшим его горам и озеру. Да и жрецы хранили его существование в глубокой тайне — даже многие индейцы, чьи молитвы и благочестие отданы церемониям новой религии наравне с обрядами предков, лишь слыхали о храме, но никогда его не видели. «Пути ночи» хорошо охраняются, и толпу сюда никогда не пускали; в храме бывали лишь высшие сановники и жертвы, которые по лицезрении фигуры Смерти уже никогда не покидали подземелье. Только исключительное стечение обстоятельств и познания старика позволили Раймонду и Орельяне проникнуть сюда по узкому и темному коридору, забытому в течение веков.
Глаза Раймонда понемногу привыкли к блеску, как раньше к темноте, и теперь он мог рассмотреть все детали убранства храма. Его внимание привлек центральный алтарь. К алтарю вели несколько ступеней. На алтаре стояли золотые чаши, наполненные маисовыми зернами, сосуд для благовоний, вазы, предназначенные для сбора жертвенной крови, и золотое блюдо с лежащим на нем большим золотым ножом.
Взгляд Раймонда опускается, и он замечает, что по плитам между часовнями, пригибаясь к полу, скользят от алтаря к алтарю, от часовни к часовни три гнома, три стража храма с отвратительными гнилыми черепами, занятые приготовлениями к предстоящей религиозной церемонии. Череп блином, которому мамаконас, изменив нормальную форму человеческого черепа, с раннего возраста привили особенную любовь к крови, поторапливает двух других карликов и время от времени вскакивает на ступени центрального алтаря, склоняется над золотым блюдом и рассматривает нож. За жертвенником и над ним возвышается нечто вроде золотой пирамиды с золотым троном на вершине. «Трон царя», — шепчет Орельяна. С обеих сторон жертвенника и перед ним стоят три другие пирамиды с плоскими верхушками, также довольно высокие. И кажется, что это единственные предметы в храме, изготовленные не из золота. Эти пирамиды — деревянные.
— Три костра, — шепчет Орельяна.
— Три костра?.. Разве ее сожгут? — спрашивает Раймонд задыхающимся голосом.
— Нет! нет! она будет замурована заживо! Она ведь невеста Солнца! Кто тебе сказал, что невесту Солнца сжигают?! Такое никогда не делается! Ты, значит, не спрашивал об этом даже ни единого младенца-аймара! Всякий ребенок-аймара это знает! Маленькие дети не допускаются в Храм Смерти, если только они не должны там умереть, но весь народ аймара и даже маленькие дети знают, что здесь происходит. Поэтому молчи и смотри! Так будет лучше… Сжечь невесту Солнца! Да это неслыханно!.. Сжечь мою дочь!.. И ты думаешь, что я допустил бы подобный ужас? За кого ты меня принимаешь? И зачем бы я принес сюда кирку, я тебя спрашиваю?.. Ага, ты ничего не отвечаешь! И правильно делаешь! Оглянись вокруг и осмотри стены храма. Между золотыми плитами ты заметишь плиты цвета красного граната. Это порфир, которым закрывают ниши невест Солнца, замурованных заживо! Сосчитай все эти плиты порфира, сосчитай их все — и ты насчитаешь их сотню. Сто — ни одной больше, ни одной меньше! С тех пор, как я открыл пути ночи, как я проснулся в гроте на берегу озера, я часто приходил сюда один, совершенно один, — продолжает, вздыхая, несчастный безумец. — И я говорю тебе, что их ровно сто! Знай я, в какой из этих каменных могил заживо замуровали мою дочь, я давно освободил бы ее, можешь быть уверен! Но как это узнать? Невозможно! Все могилы похожи одна на другую, все порфировые плиты совершенно одинаковы… Они не подумали только о том, что я приду сюда с киркой! На этот раз я хорошо запомню нишу, куда они поместят мою дочь. И когда они разойдутся, я сейчас же ее освобожу!
— Она может задохнуться и умереть раньше, чем ты ее освободишь! — возражает Раймонд. Он и сам задыхается, но в своей ужасной агонии пытается найти в словах старика хотя бы проблеск надежды.
— Нет! нет! Она не успеет задохнуться! Ниша просторна, как большой шкаф. В ней можно сидеть. У инков, в отличие от нас, покойники в могилах сидят… Она сможет свободно дышать по меньшей мере в течение часа, быть может, двух часов. А я освобожу ее, думаю, за десять минут!
Раймонд теперь не открывал глаз от этих порфировых плит, за которыми покоились останки невест Солнца. Само устройство могил не могло удивить его, так как на кладбищах перуанцев он уже видел подобные стены, заполненные мертвецами. И в настоящее время туземцы замуровываются таким же образом, но будучи, разумеется — насколько в этом можно удостовериться — мертвыми, а не живыми. Плиты, закрывающие их могилы, расположены в строгом порядке, как книги в ухоженной библиотеке.