Тишина (СИ) - Сорока Света. Страница 36

Я буквально заставила себя лечь и уже специально стала вспоминать, расковыривая и так кровоточащие душевные раны, обсасывая каждую мелочь, что произошла со мной за последние полгода.

Уже совсем стемнело, возникло ощущение будто гул подошел прямо к стене домика. Я усилием воли заставила себя не вставать с постели, перебарывая своё любопытство. Когда в мою палату кто-то вошел, а я даже не оторвала взгляда от потолка. Зачем? Это медсестра принесла ужин. Но уже через секунду воздух в моих лёгких превратился в застывающую патоку, а зенки вылезли из орбит. Прямо перед ними появилось перепачканное мужское лицо…

Лицо внимательно изучало меня пару минут, а затем исчезло. Я закашлялась, оказалось, всё то время, пока визитер смотрел на меня, я не дышала. Сев в постели я, в свою очередь, уставилась на человека, стоявшего посреди комнаты. Галлюцинация? С чего бы это? Сегодня не было процедур. Может я так задумалась, что не заметила, как пустили газ? Но газ обычно бывал сонный, он галлюцинаций не вызывал… кажется… может это сон?

— Идти можешь? — наконец спросил пришелец, я обескуражено кивнула, — отлично, а то все, кого мы встречали раньше, на окружающий мир не реагировали.

Я опустила на пол ноги и выжидательно посмотрела на незнакомца.

— Сиди здесь, я пройду по палатам, соберу всех, кто в состоянии идти и пойдём. Возражений нет? — я согласно качнула головой. Он исчез, оставив дверь открытой.

Я сидела на кровати и решительно ничего не понимала. Кто он? Откуда взялся? Выглядел он не как охранник, потрёпанная, зелёная, с тёмными разводами, одежда, была местами очень грязная, на лице отражались эмоции, тогда как наши тюремщики обычно имели фейс, словно бы, сделанный из камня. Кто он? Неужели повстанцы! Из глубины души начало подниматься ликование. «Я знало, что всё будет так как надо», — твердило подсознание. Уже очень скоро моя комната была полна таких же бедолаг, как и я, которых сюда посылал этот человек. Они были будто на стадо потерявшихся овец, жавшихся друг к другу.

Неожиданно всё в доме содрогнулось сначала от шума схватки, а затем от громких выстрелов. Пациенты, и я вместе с ними, инстинктивно вжали голову в плечи, сбиваясь в кучу, как бы готовясь к тому, что сейчас и нас придут расстреливать. В дверном проёме появился давешний визитер, он раскраснелся от борьбы, а от одежды пахло порохом, втащив два больших мешка он гаркнул:

— Так! Что замерли? Споренько разбираем шмотки и выходим на улицу.

Мы послушно оделись, натянув на себя белые куртки и штаны, заминка произошла только с обувью, мы путались, примеряя ботинки не по размеру. Наконец выполнив приказ, мои товарищи по несчастью гуськом потянулись на выход. У входа стоял видавший виды грузовичок, его кузов был покрыт брезентом так, чтобы сидящих в нём не поливало дождём. Ткань в некоторых местах провисла, собирая в себе лужицы воды. Мелкими перебежками освобожденные подбегали и залезали в машину. Я села последней. Всё, что произошло, было больше похоже на какой-то сон. Может я всё-таки заснула? Вот наступит утро, я проснусь, и меня накроет безнадёжность положения, но я всё же решила, сосредоточиться на происходящем. Даже если это сон, то он хотя бы интересный и пока, не такой страшный, каким имел полное право бы быть.

Ехали мы недолго, но я совсем не разбирала куда. Сначала мы двинулись вглубь Лагеря, потом куда-то свернули, и передо мной оказался лес. Как мы так быстро выехали с территории, мне было не понятно. Я вглядывалась в пейзаж, остававшийся сзади, пытаясь разглядеть остатки проломленного забора, но не нашла ничего, что хоть отдаленно его напоминало. Когда машина остановилась к ней подбежали мужчины. Они помогали нам вылезать и отводили в огромные палатки, установленные в бору. Видимо, чтобы их поставить, пришлось изрядно потрудиться, вырубая деревья. Я была как оглушенная, устроившись на горе матрасов, замерла, двигались только мои зрачки, придирчиво осматривая каждого входившего под полог. Я надеялась увидеть Кару. Нет, не надо полагать, что мой интеллект из-за лекарств, стал размером с разум гусеницы. Просто упрямая надежда верила, что подруга войдёт в шатер, вместо одного из привезённых людей. Мозгами я осознавала, если она и жива, то точно не войдёт, она сама сказала, что их обкалывали, так что они круглые сутки лежали без движения.

Судя по звукам, машина уехала, а под тентом появился невысокий поджарый мужчина лет сорока. Его обветренное, загорелое лицо было приятно умиротворенным, от одного взгляда на него на душе всё успокаивалось и тут же раскладывалось по своим полкам:

— Добрый вечер друзья, — бархатистый, громкий голос заполнил каждый пустой уголок, окутав нас со всех сторон, — меня зовут Ким Домбровский, я ваш куратор. Сейчас вы находитесь у повстанцев. Когда вы придёте в себя, можете направить свои стопы туда, куда вам заблагорассудится. Мы вас не будем удерживать или наоборот выгонять, но только при одном условии, — у меня похолодело в животе, — если вы не выращены. К сожалению, выращенные не могут остаться в поселении повстанцев, но мы подскажем, куда они смогут отправиться, если не хотят возвращаться домой. Здесь мы пробудем несколько дней. Ваша группа лучше всего выглядит. В основном все жители вашего Лагеря под наркотиком, чтобы он вышел из организма потребуется несколько дней. Всё ясно? — он неожиданно резко оборвал свой монолог.

— А как вы узнаете, кто выращенный? На слово верить будете? — раздалось откуда-то из угла.

— Вы, правда, считаете нас такими дураками? — губы Кима расползлись в добрейшей улыбке, как будто ему задали не провокационный вопрос, а рассказали старую, хорошую шутку, — это легко выяснить, по анализу крови, который делают наши врачи всем желающим остаться. Что ещё интересует?

Я ощупала свои карманы, всё-таки некая часть удачи никогда не покидала меня, у меня не отбирали блокнот даже тогда, когда я оставалась одна. Я написала записку и принялась пробираться сквозь стоящих людей к мужчине. Пока я добралась до Кима, его уже спросили, о том, где все будут спать, как есть, чем они могут помочь. Всё-таки сутки без процедур положительно сказывались на наших мозгах. Я впервые видела, чтобы эти люди как-то осознанно двигались и слышала их речь. Подойдя к куратору, я протянула ему записку.

— Я в Лагере была вместе с подругой, но вот уже долгое время я не знаю, что с ней. Когда и как мне её поискать? — он окинул меня взглядом, с ног до головы, прежде чем ответить.

— Если ты не знаешь, что с ней долгое время, — он прямо выделил эти слова интонацией, как бы заостряя на ней моё внимание, — ты можешь её здесь не найти, понимаешь? Всем оказавшимся в этой группе исследований, очень повезло, — говоря эту фразу он повысил голос так, чтобы его точно слышал каждый, — практически все, кого мы освобождаем из Лагеря, инвалиды до конца дней своих, исключение всегда составляет так называемый «мозговой блок», пока пациенты там — они целые. Некоторым из прооперированных мы помогаем вести полноценную жизнь, но чаще всего им приходится принимать лекарства до самой смерти. Вам всем неимоверно повезло! Ты сможешь начать искать свою подругу, завтра, — сказал он, уже значительно тише, — напомни мне об этом утром, я скажу к кому тебе обратиться. Я бы советовал просто помогать, а вот когда все примут решение оставаться или уходить, мы составим полный список всех освобожденных и искать будет легче. Пока всё. Устраивайте здесь спальные места и подходите к тенту, на котором написано «столовая», за едой, — добавил он громко.

Глава 41 — 50

Первая ночь была не просто тяжела, она была мукой. Многие, привыкшие к постоянному приёму лекарств, не могли сами заснуть, у кого-то началась ломка. Я была в каком-то пограничном состоянии полусна. То мне мерещились мои друзья, то я начинала осознавать, что лежу в огромной военной палатке, на жёстком матрасе, скорее напоминавшем подложку спального мешка, то мне начинало казаться, что я засыпаю, но это было не так. Рядом справа кто-то тяжело дышал, слева слегка в отдалении — стонал. У меня в ногах, на следующем матрасе, лежал мужчина и, не замолкая что-то бормотал.