Ноктэ (ЛП) - Коул Кортни. Страница 33
И этого достаточно, чтобы напугать меня.
Поскольку достоверно о моём брате можно сказать только одно — он никогда не бывает спокойным. Это не его фишка.
Однако не сегодня.
Мы сворачиваемся калачиком в моей комнате и слушаем музыку — старые альбомы, которые любила мама… «The Beatles», «The Cure», «U2». Начинается дождь, стекая по стеклу, словно реки, и Финн наконец поворачивается ко мне.
— Я сделал это не нарочно.
— Хорошо.
— Я устал, Кэл.
Он и выглядит очень усталым. Слишком бледным и тощим. Я судорожно вдыхаю, поскольку кажется, что он распадается на моих глазах. А папа настолько погружён в своё горе о маме, что даже не замечает этого.
Лишь я одна.
Как всегда.
— Ты должен начать лучше питаться, — говорю я.
— Знаю.
— Давай поспим, Финн, — предлагаю ему. Он кивает и забирается в мою кровать. Я накрываю его одеялом, прежде чем свернуться калачиком рядом с ним. Он быстро засыпает и даже не шевелится.
Под ним, между матрацами, лежит его дневник. И я знаю, что должна заставить себя прочитать больше, как бы сильно это меня ни пугало, потому что мне нужно добраться до правды.
Что-то его беспокоит, что-то гложет, и, мало-помалу, это вконец сведёт его с ума… если я ему не помогу.
24
VIGINTI QUATUOR
Финн
Я не могу спать. В этом-то и проблема. Теперь я редко сплю, и покрасневшие глаза доводят меня до грани. Они всё горят и горят, и всё равно сон не идёт.
Даже сейчас я чувствую, как Калла наблюдает за мной, ждёт, когда я стану нормальным, ждёт, когда я усну, так что я притворяюсь. Делаю вид, что вижу сон.
Но я обманщик.
Вместо того, чтобы спать, я лежу, слушая треклятые голоса.
ОнаТебяНеЗаслуживаетОнаНеЗаслуживаетНетНет. РазвеТыНеВидишь? ТЫНеМожешь? НеМожешь? ОнаНеЗнает. Онанезнает. Онанезнает.
Они шипят, и шепчут, и визжат, и кричат, и я борюсь с желанием вздрогнуть, почесаться, завопить. Но, несмотря на это, я лежу неподвижно, как труп, и тихо, как призрак.
Serva me, serva bo te. Serva me. Serva me. Serva me.
Спаси меня, и я спасу тебя.
Я спасу её. Спасу спасу спасу.
А это уже мой голос, возвышающийся над остальными, раздающийся громко, ясно и значимо. Я могу отбиться от них на некоторое время, на достаточно долгое время, чтобы сделать это. На достаточно долгое время, чтобы спасти её.
Моя тайна раскроется. Но сначала я спасу её.
Спасу.
25
VIGINTI QUINQUE
Калла
Я сплю до самого утра, а когда просыпаюсь — Финна рядом нет. Это первое, что я замечаю.
Открываю глаза, и моя рука пробегает по прохладной гладкой простыни вдоль пустого края кровати.
Второе, на что я обращаю внимание, — это звуки фортепиано.
И это очень странно, поскольку я знаю, что на сегодня не назначено никаких похорон. А мама была единственной в нашей семье, кто умел играть.
Я вылезаю из кровати и спускаюсь по лестнице, медленно продвигаясь к похоронному залу, не зная, что ожидаю увидеть. Но ничто не подготавливает меня к тому, что оказывается в действительности.
За фортепиано сидит Деэр, солнечный свет льётся из окон выше и отражается от его тёмных волос, словно он был избран самим Господом. Его глаза закрыты в сосредоточенности, и он играет так, будто музыка течёт через него, словно кровь или воздух, будто он должен играть, чтобы жить.
Я прислоняюсь к двери и наблюдаю, как его пальцы порхают по клавишам, извлекая из них музыку со всем изяществом превосходного пианиста. Я не узнаю произведения, но оно прекрасное, чарующее и грустное.
Очень подходящее для этого места.
И хотя Деэр одет в тёмные джинсы и обтягивающую чёрную рубашку, а на среднем пальце модное серебряное кольцо, он тоже подходит этому месту.
Потому что он играет на фортепиано так, как и должно быть сыграно.
С благоговением.
Здесь, в этой часовне, исключительно правильно чтить своих близких, а тихое умиротворение этого помещения предназначено для того, чтобы отдавать дань уважения умершим.
Я на минуту закрываю глаза, не в силах удержаться от мысли, на что бы это было похоже, если бы его руки боготворили моё тело точно так же, как они боготворят клавиши. Мои сны словно явились прелюдией, ведь в них он прикасается ко мне каждую ночь. Он заявляет права на моё тело, и каждую ночь я наслаждаюсь этим. И вот теперь я вспоминаю эти сны, и мои щёки заливает румянец, когда я представляю его пальцы, скользящие по моему бедру до живота и задерживающиеся у груди. Губы покалывает от желания поцеловать его. Дыхание прерывается, язык выскальзывает изо рта, облизывая губы, лицо слегка бросает в жар.
И только потом я осознаю, что музыка стихла.
Открываю глаза и вижу, что Деэр повернулся ко мне и наблюдает. В его глазах искрится веселье, словно он точно знает, о чём я замечталась.
Если я когда и желала, чтобы пол разверзся и поглотил меня, то сейчас самое время.
— Привет, — здоровается он. — Надеюсь, я тебя не разбудил. Твой отец сказал, что я могу зайти и угоститься апельсиновым соком. Но тут я увидел фортепиано и… ну и вторгся. Извини.
Его акцент лишь добавляет ему привлекательности. Как и то, что он играет на фортепиано. Более того, это делает его самым сексуальным мужчиной на свете.
— Ты не вторженец, — говорю я. А даже если и так, то желанный. — Ты прекрасно играешь.
Он пожимает плечами.
— Это было одно из правил отчима. Каждый в его семье должен был уметь играть, поскольку это подобает благородным людям. — Похоже, ему уже наскучила сентиментальность, и он закрывает крышку пианино.
Я приподнимаю бровь.
— Неужели? Хочешь сказать, ты благородный?
Потому что его татуировка «Живи свободно» говорит об обратном.
Он улыбается.
— Боюсь, я немного своенравный.
А я нет. В смысле, не боюсь.
— Твой папа просил передать, что ему пришлось уехать в город, — продолжает он, вставая и грациозно приближаясь ко мне. И я не могу не провести параллель… между Деэром и изящной лесной кошкой. Вытянутый, гибкий, стройный, сильный. Мы с ним словно связаны невидимой лентой, и он сгибает эту ленту, шагая по проходу часовни, прежде чем остановиться напротив меня, словно пантера.
Я его добыча?
Боже, надеюсь, что да.
При свете дня его глаза отливают золотом, и я ловлю себя на том, что не могу отвести от них взгляд.
— Спасибо, — говорю ему. — Держу пари, мой брат поехал с ним. — Я не упоминаю, что этой ночью мой брат спал в моей постели, поскольку это прозвучит странно. Как всегда, мне приходится скрывать определённые вещи.
— Не знаю, — отвечает Деэр. — Я не видел сегодня Финна.
— Должно быть, он тоже поехал, — шепчу я. На самом деле отец, вероятно, повёз Финна на занятие. И я могу полностью сосредоточиться на том, кто стоит передо мной.
На Деэре ДюБри.
Его улыбка светится.
— У меня к тебе есть ещё один вопрос, — говорит он с самодовольным выражением, изогнувшим его губы.
Я приподнимаю бровь.
— Как, уже? Ты же только недавно задавал.
Деэр смеётся.
— Да. Но не здесь. Я хочу спросить об этом в другом месте.
Я жду.
И жду.
— И… где же? — нетерпеливо спрашиваю я.
Он улыбается.
— На воде.
Я медлю.
— На воде? Как, например, на нашей лодке?
— Ты не против? — кивает он.
Конечно же нет.
— Это просто маленькая лодчонка, — предупреждаю его. — Ничего особенного.
— Прекрасно, — отвечает он. — Потому что я тоже ничего особенного собой не представляю.
Au contraire[18]. Но, конечно же, я этого не говорю. Хорошо, что я спала в одежде, ведь благодаря этому мы можем отправиться туда сразу, без промедления. Но, конечно же, этого я тоже не говорю.