Будь покорной, малышка (СИ) - Ваниль Мила. Страница 52
— Болит? — сочувственно поинтересовалась медсестра. — Обезболить?
— Лучше чего-нибудь снотворного, — попросила Кира. — И воды, пожалуйста.
Она запомнила, куда приволок ее перепуганный Лео. Индивидуальная палата, любой каприз — прелести элитной клиники. Ей действительно повезло.
После укола голова стала тяжелеть, а мысли расплываться. Кира напилась кислого морса и уснула.
Утро прошло в мучительном ожидании. Притворяться спящей больше не было смысла, но Илья не возвращался. Кире разрешили вставать и обмотали ноги эластичными бинтами. Она по стеночке сползала в туалетную комнату, заодно и умылась. Здесь обнаружилось все — и полотенца, и зубная паста, и мыло, и даже зубная щетка. Не хватало только расчески.
Собственное отражение пугало: белое лицо с синяками под глазами, искусанные губы, воронье гнездо на голове. И больничная сорочка, в которой спокойно поместилось бы две Киры.
Утренние процедуры. Завтрак. Визит врача.
К счастью, он не ругал ее и не сетовал, чему учат студентов. Просто осмотрел, сообщил, что сегодня покапают плазму, из-за кровопотери, а вообще все в порядке, пару дней понаблюдают и отпустят домой. Дренаж, правда, оставил до завтра.
Конечно, ей повезло. Лапароскопия вместо лапаротомии — это быстрая реабилитация. И вместо длинного шва внизу живота — три малюсенькие дырочки. Все равно будут шрамы. Понравится ли это Илье?
Лучше бы не вспоминала. Тут же пришел ответ: «А ему теперь не все равно?»
Ее телефон лежал на тумбочке. И даже зарядное устройство тут выдавали на любой вкус. Кира брала телефон в руки — и откладывала. Все, что она могла сказать, нужно было говорить глаза в глаза.
Она ждала, прислушиваясь к шагам в коридоре, к скрипу двери. Медсестра пришла ставить капельницу, санитарка — протирать пол. Илья не приходил.
Кира задремала, а когда открыла глаза, увидела Лео. Сердце испуганно екнуло, хотя он смотрел на нее ласково и сочувствующе. Ее даже замутило, так стыдно стало за выходку с переодеванием.
— Как ты, куколка? — спросил Лео, отчего-то шепотом.
— Спасибо, хорошо. — У Киры пересохло во рту. — Простите меня, пожалуйста. Я… мне… — Она на мгновение прикрыла глаза. — Простите, Мастер. И спасибо за помощь. Я не знаю, как мне…
— Да уж, это было то еще представление, — хмыкнул Лео. Он присел на стул, поставив его рядом с кроватью. — Такого со мной еще никто не проворачивал.
— Простите…
— Ладно, извинения приняты. Но имей в виду, у меня разрешение от твоего Дома, как следует надрать тебе зад, когда ты полностью поправишься. Я подожду, а потом мы будем квиты.
Он лукаво прищурился и откинулся на спинку стула.
— А у меня еще есть Дом? — тихо спросила Кира.
Глаза предательски наполнились слезами. Лео подумает, что она ревет от страха перед наказанием, а ей стало невыносимо тоскливо и одиноко.
— М-м-м… Есть ли у тебя Дом? Хороший вопрос. Надо задать его тому бледному и глубоко несчастному господину, который сидит под дверью твоей палаты и не решается войти.
— По… почему? — всхлипнула Кира.
— Вот дуреха… Чего ты ревешь? Я пошутил про порку, забудь. Почему вопрос нужно задать Илье? Потому что он знает ответ, а я, уж извини, нет.
— Почему он не заходит?
— Говорит, ты не хочешь его видеть. С чего бы, а?
Кира расплакалась, прикрыв глаза свободной рукой. Значит, ночью Илья понял, что она не спит. И не стал тревожить… Какая же она… дрянь…
— Как же с вами сложно, — вздохнул Лео, отнюдь не притворно. — А ну, цыц! — прикрикнул он шепотом и одарил Киру властным взглядом доминанта, когда она на него посмотрела. — На вот, абрикоску съешь. Чистые, не бойся.
Он взял со стола пакет с абрикосами и вручил его Кире. Та вытерла слезы и послушно взяла фрукты.
— Вот и умница. Выздоравливай, слушайся доктора. И заканчивай дурить, Кира, будь добра. Надеюсь, на свадьбу не забудешь пригласить. Пока, красавица, мне пора.
— Спасибо, — только и успела ответить Кира.
Лео стремительно вышел из палаты, оставив после себя слабый запах мужского парфюма. Кира с удивлением поняла, что ей стало легче. Прощение Лео не делало ее вину перед Ильей меньше, но все же теперь она знала, что Мастер, которого она подло обманула, не держит зла. Доброта Лео тронула Киру, однако она запретила себе плакать.
Капельницу уже отсоединили, и Кира снова встала — кое-как, морщась от боли. Не удержала пакет с абрикосами, он упал, и золотистые плоды рассыпались по полу. Она досадливо поморщилась — наклониться не получилось, потом придется просить медсестру.
Придерживаясь рукой за спинку кровати, Кира осторожно пошла к двери. Если гора не идет к Магомету…
Она почти дошла, когда дверь распахнулась, и в палате появился Илья. На мгновение Кира забылась: вспыхнула от радости, шагнула ему навстречу… И тут же вспомнила, что натворила, и замерла, безвольно опустив руки.
Но… Но ведь он все же пришел. Сам. Они потянулись друг к другу, даже несмотря…
— Кира, зачем ты встала? Что случилось? Что-то упало…
Так он просто услышал, как упали абрикосы. У Киры задрожали губы от разочарования.
— Я… шла к тебе…
Самое время красиво упасть в обморок. Тем более, ноги подкашиваются вовсе не понарошку. Однако Кира, наоборот, что есть силы, вцепилась в спинку кровати, не позволяя себе показать слабину.
— Девочка моя…
Илья заключил ее в объятия, бережно и осторожно, как будто она была хрупкой, как стекло. Наверное, боялся причинить боль. Кира молчала, прижавшись щекой к его груди. Обнять в ответ не получалось — одной рукой она все еще цеплялась за спинку, а в другой сжимала пакет, который был прикреплен к дренажной трубке.
— Я помогу тебе лечь? — спросил Илья, так ничего и не дождавшись.
— Да, спасибо.
Опустившись на подушку, Кира потянулась за пультом, чтобы поднять изголовье кровати. Илья собрал абрикосы, сполоснул их водой и сложил на столе.
— Я принес твои вещи. Хочешь, помогу переодеться?
Она кивнула. Нужные слова застряли где-то в горле. Кира чувствовала, если произнесет их, то непременно расплачется. А сколько можно лить слезы? Получилось еще хуже — она молчала, и Илья молчал.
Он осторожно стянул с нее больничную рубашку. Задержал взгляд на животе — три пластыря, один из них с подсохшей кровью, трубка. Неожиданно наклонился и поцеловал живот в самом низу, над лобком. Кира вздрогнула… и снова промолчала. Илья помог надеть мягкую домашнюю «ночнушку». И где откопал? Кира давно ею не пользовалась, с тех самых пор, как переехала к нему.
Комок в горле стал еще больше, еще колючее.
Илья положил в ящик тумбочки крем для лица и что-то еще, поставил у кровати шлепанцы, достал щетку для волос.
— Помочь…
— Илья, прекрати! — вырвалось у Киры, и она закашлялась, чуть не задохнувшись — горло сжало спазмом.
— Прекратить? — переспросил он растерянно.
И Кира испугалась еще сильнее — он побледнел, и его взгляд ожег ее болью.
— Я недостойна твоей заботы… и жалость мне… не нужна, — пробормотала Кира, старательно подавляя каждый всхлип.
— Дурочка, — вздохнул Илья, как будто бы расслабившись. — Давай-ка я усажу тебя поудобнее, да расчешу твои волосы. Заодно и поговорим…
Илья редко занимался ее волосами, но все же такое случалось. Он говорил, что ему нравится их расчесывать, нравится их запах и упругая шелковистость. И всегда начинал аккуратно, с кончиков.
— Кира, я люблю тебя.
Ее бросило в жар, и учащенное дыхание выдавало ее чувства. Отчего же так тяжело произнести в ответ то же самое? Но Илья не ждал ответа, он спокойно продолжил:
— Мне хотелось бы, чтобы тяжелые моменты нашей с тобой жизни мы переживали вместе. Я виноват перед тобой…
— Нет! — воскликнула она.
Илья мягко приложил палец к ее губам.
— Я говорю, ты слушаешь. Хорошо, котенок? А потом я выслушаю тебя.
Она кивнула.
— Я виноват перед тобой, потому что не смог уберечь от беды. Не уследил, не предугадал, не позаботился. Не справился с ответственностью. Ты, наверняка, винишь во всем себя. Ты не можешь иначе, я знаю. Один хороший человек посоветовал мне… вернее, нам… Кира, давай перелистнем эту страницу. Я могу долго доказывать тебе, что ты ни в чем не виновата. Ты не могла предугадать, что беременность внематочная. Ты не контролировала свое поведение, потому что произошел гормональный и нервный срыв. Я могу долго доказывать себе, что я не смог вовремя поговорить с тобой, потому что обстоятельства так складывались… Но, правда, разве это самое важное?