Еще один баловень судьбы (СИ) - Васильев Николай Федорович. Страница 55

— Это бездоказательное заключение! — резко сказал тот же мужчина. — Ни одна из образованных Францией республик еще не распалась!

— Хорошо, — взъярился Антон. — Скажите, синьора де Фонсека, положа руку на сердце: кого будут поддерживать многочисленные лаццарони, если французские войска войдут в Неаполь: вас, демократов, приветствующих французов, или священников, которые призовут их сражаться с чужеземными агрессорами?

— Не знаю, мсье Фонтенэ, — понуро ответила Элеонора. — Впрочем, если лаццарони узнают о законе, отменяющем феодальные права на их имущество и труд, то они могут встать на нашу сторону.

— Вот этим вы и должны в первую очередь сейчас заняться: пропагандировать республиканские идеи среди бесправных и самых массовых слоев населения. Революция во Франции была бы обречена без пропаганды, которую вели по всей стране якобинские кружки.

— Те самые якобинцы, которых вы недавно перебили или лишили права участвовать в выборах? — язвительно спросил поклонник де Фонсеки.

— Они потеряли чувство меры, — жестко ответил Антон. — Даже короля и королеву не следовало подвергать казни. Достаточно было лишить их титулов и поселить где-то в сельском поместье в качестве обычных арендаторов — но доступ к ним сделать невозможным.

— Их постоянно пытались бы освободить авантюристы, — возразил мужчина из кружка пожилой дамы. — А к границам Франции шли бы армия за армией.

— Эти армии и так пошли, — усмехнулся Антон. — Только где они теперь? Частично перебиты, частично пленены и в итоге рассеяны.

— Это удивительно, — сказала эффектная дама ("это Элеонора Капано, герцогиня Фуско", — подсказал хозяин дома). — При короле французская армия не имела, вроде бы, таких успехов в битвах…

— Королевские солдаты всегда сражались из-под палки и при малейшей возможности дезертировали, — ответил Антон. — А революционные солдаты сами рвутся в бой, чтобы опрокинуть и уничтожить агрессоров, желающих посадить нам на шею прежних дворян-паразитов!

— Но Вы ведь Антуан сами из дворян, к тому же знатного рода, — заметила вдруг самая молодая дама, улыбаясь и чуть пошевеливая титями.

— Нас много здесь таких, — хохотнул Антон, — начиная с герцога делла Торре.

А потом добавил серьезно:

— Разумные люди часто совестливы и потому, принадлежа к дворянскому роду, пренебрегают им, предпочитая общество людей образованных обществу людей кичливых…

Глава шестьдесят пятая. Реинкарнация Моники Беллучи

Наконец, гости герцога делла Торре стали покидать его палаццо. Засобирался и Антон, изрядно уставший от разговоров, но довольный их результатами. Вдруг к нему подошел брат хозяина, Клементе Филомарино — молодой (лет 23-х), высокий, симпатичный — и пригласил на вечеринку к популярной в Неаполе даме, Луизе Сан-Феличе.

— Но меня там никто не знает и не ждет, — возразил Антон.

— Я Вас уже немного знаю, — рассмеялся Клементе, — а также Элеонора Капано, ближайшая подруга Луизы. Признаюсь по секрету: это по ее просьбе я Вас приглашаю…

— Я заметил, что герцогиня Фуско не испытывает недостатка в мужском внимании, — продолжал упираться Антон.

— Синьора Капано, как и Луиза Сан-Феличе пропагандируют в Неаполе свободную любовь. И потому всякий симпатичный и незнакомый мужчина вызывает у них зуд под кожей. Вы меня понимаете?

— Что тут непонятного? Нимфоманки, несчастные создания. Мужей, я полагаю, у них нет?

— Элеонора является вдовой герцога Фуско, а у Луизы муж есть, но они друг друга не стесняют. Супругов Сан-Феличе вообще-то уже подвергали церковному суду и выселяли из Неаполя, но срок изгнания, видимо, вышел. Кстати, названные дамы вовсе не чувствуют себя несчастными и нас одаривают любовью совершенно бескорыстно, но в соответствии со своими прихотями. Вчера ты мог быть той или другой обласкан с головы до пят, а сегодня они на тебя взглянут с прищуром и будут любезничать с кем-то другим.

— И Вас это не бесит?

— Раньше бесило, а теперь я терпеливо жду нового фавора. К тому же там будут и другие симпатичные дамы, которые стали перенимать у Элеоноры и Луизы их привычки…

— Да у вас образовался клуб гедонистов! — поразился Антон. — Пожалуй, я схожу на эту вечеринку.

— Кто такие гедонисты?

— Это люди, провозгласившие подлинной жизненной ценностью чувственное наслаждение.

— А! Мы привыкли называть таких людей эпикурейцами… Но мы все же другие: нам доступны не только наслаждения тел, но и наслаждения разума, проникающего в тайны природы, мира вокруг нас. А максимальное наслаждение, мне кажется, можно получить, добившись разрушения несправедливого государства и создания на его обломках общества свободы, равенства и братства! Ведь Вы испытали этот апофеоз чувств, когда во Франции была провозглашена республика?

— Увы, меня тогда во Франции не было. Зато высокое наслаждение я получал в битвах, завершавшихся нашими победами…

Когда Антон в компании с Клементе переступил порог двухэтажного обширного дома, принадлежавшего супругам Сан-Феличе, и увидел устремившуюся к ним с улыбкой хозяйку, то обомлел: так она оказалась похожа на Монику Беллучи! Его оторопь тотчас была примечена Луизой, которая спросила:

— Я Вам кого-то напомнила?

— Да, белла донна, — склонился перед ней уже взявший себя в руки Антон. — В Париже у меня была знакомая итальянка, поразительно похожая на Вас.

— Что значит была? Она умерла?

— Нет, сплендида падрона (великолепная госпожа), всего лишь вышла замуж, но неудачно: муж увез ее в провинцию и с тех пор ее никто не видел.

— В самом деле, неудачно. Но с кем я имею удовольствие разговаривать?

Антон выразительно взглянул на Клементе и тот включился:

— Перед Вами, белла Луиза, стоит Антуан де Фонтенэ, сотрудник посольства Франции.

— А! Это о Вас мне сегодня Элеонора пела дифирамбы и теперь я вижу, что ничуть не приврала: Вы натуральный тентаторе (искуситель).

— Перед Вашей красотой я могу быть лишь просителем, донна перфетта (совершенная).

— Что ж, не желаете быть искусителем, вставайте в ряды просителей — их в моем доме бывает достаточно много…

К этим уничижительным словам реинкарнация Моники Беллучи добавила негодующий взгляд и поспешила навстречу новой паре гостей. Антон же уловил сочувствие Клементе, снисходительно ему улыбнулся и сказал:

— Еще не вечер, джовани (молодой человек)…

Через пару минут Клементе подвел Антона к высокому меланхолическому господину лет сорока, который оказался мужем Луизы. Тот скользнул по французу взглядом, спросил его мнение о неаполитанской погоде и вдруг оживился, узрев на входе ту самую титястую дамочку, что была сегодня у герцога делла Торре.

"Неужели и Элеонора де Фонсека сюда явится?" — загадал Антон с холодком в душе, но напрасно: эта взрослая революционерка до гедонистов не снизошла.

Вечеринка у Сан-Феличе началась (присутствовало 8 дам и 12 мужчин) более привычно для Антона: с выпивки. Были открыты бутылки с шампанским (для дам) и с рубиновым Лакрима Кристи для мужчин. Закусывали сыром, засахаренными фруктами и шоколадным мороженым под названием "Ледяная неаполитанка". После двух бокалов шампанского Луиза дала знак, и с балкона, на который гости не обращали до той поры внимания, полились в зал нежные звуки вальса в исполнении струнного квартета. Бывалые мужчины тотчас разобрали женщин и, тесно прижав их к себе, стали медленно кружить добычу по залу. Антон и Клементе остались стоять у стола с бокалами вина в руках и наблюдать за чувственными удовольствиями танцующих. Некоторые женщины ставили все-таки преграды напирающим самцам, другие вполне отдавались объятьям, а третьи умудрялись сохранять видимость олимпийского спокойствия в тисках мужских рук и ног — к ним относились как раз Луиза и Элеонора.

Наконец, музыка смолкла и пары распались (с поклоном от кавалеров). Клементе придвинулся ближе к дамам, но при новых звуках музыки вновь не успел завладеть рукой Луизы и вернулся раздосадованный к неподвижно стоящему Антону. Впрочем, заиграли бесконтактную и слишком подвижную тарантеллу, которую дамы, тем не менее, отплясывали с большим энтузиазмом. После этого танца все подошли к столу и не спеша осушили по бокалу вина (и, соответственно, шампанского). Каким-то образом Луиза оказалась подле Антона и спросила с наигранным беспокойством: