Нет - Горалик Линор. Страница 8

При такой фамилии, как у нас с ним, трудно отделаться от клички «Лис»; но при том, что мы оба Лисицыны, Виталик как-то автоматически оказался у нас мамочкиным Маленьким принцем, – а Лисом, соответственно, оказался я. И ладно бы; но в первый раз я понял, какова подлянка, когда этот засранец безо всякого зазрения совести одним махом инвертировал роли сразу не понравившейся мне сентиментальной книжки и жестко заявил в ответ на мои попытки погнать его долой с площадки, на которой мы с ребятами из класса гоняли мяч: «Ты в ответе за тех, кого приручил». Я даже задохнулся от такого хамства – и вот тогда бы мне поколотить его, – он, может быть, не только бы меня оставил навсегда в покое, но даже вырос бы, может, человеком, а не сидящим на чужой шее противным слизнем. Но фраза эта, ненавидимая мной впоследствии до белого каления, так парализовала юного меня, что я позволил Виталичке остаться посмотреть, как мы играем, – и потом меня же едва не четвертовали мама с папой, когда этот негодный обормот ввалился с воплями слюнявыми в квартиру, держась за основательно подбитый мячом заплывший глаз.

И так годами; впрочем, что же я. Простите, уважаемый полковник, у вас тут должен быть задержан мой сучий брат, Виталий Лисицын, он у нас немножко дурачок, и я подумал – может, я могу какой-нибудь уместный штраф… На ваше усмотрение… Не понял, почему? Я думал, он был просто в ненужном месте в неподходящее время… Он, знаете, у нас немножко… Простите???

Боже мой, не верю, я не верю своим ушам. Как этот идиот сумел попасться с полной сумкой чилльных сетов? Во-первых, почему он их не отдал клиенту, а во-вторых, ну, ладно, опоздал, как водится за ним, ну, разминулся с этим Волчеком на ринге, ну, не нашел его в толпе, – но, блядь, когда идет облава – можно ведь хоть на пол бросить, хоть ногой подальше от себя откинуть чертову наполненную сумку, – или и это надо было объяснять подробно, или и до этого он сам додуматься не мог? Не верю, я не верю, боже мой, за что мне этот крест…

Простите, уважаемый полковник, но он у нас немножко не того, он, в общем, дурачок, я думаю, что кто-то ему подкинул в сумку эту мерзость, он, знаете, хороший мальчик, он даже, как вы видите по его номеру, женат, имеет маленькую дочку, – словом, быть может, за солидный штраф, какой-нибудь такой, вполне приличный, я мог бы… Извините, он под чем?

Под химией. Я не могу себе представить. Человек с полной сумкой нелегальных сетов (то есть и бионов тоже!), на которых есть всё – от «кровавого изнасилования» до «отдыха на пляже втроем», – только выбирай! – предпочитает. Есть. Вещества. Внутрь. Ртом. В себя. Есть. Есть в себя ртом наркотики, настоящие, химические. Химические, по всему миру запрещенные строже, чем изнасилование несовершеннолетних, наркотики мой родной недоумок-брат ест внутрь, как ели двадцать лет назад. Такого даже срока нет, наверное, у нашей доблестной полиции, на который, по идее, должен сесть человек с полной сумкой грязнейших запрещенных сетов, у которого в крови химические наркотики – и еще – услужливо подсказывает мне сунутый полковником в руки протокол задержания – запас этих наркотиков он имеет при себе!

Полковник, я теряюсь. Я уверен, что нашему, простите, дурачку все это подкинули, засунули в карман, насильно в рот впихнули, – но интуиция подсказывает мне, что некоторый штраф я должен, конечно, здесь, на месте, заплатить, а после обсудить с вашим начальством необходимость штрафа дополнительного, искупающего бесспорную вину Лисицына Виталия в том, что он в такой неподходящий час находился в таком неподходящем месте… Да, прошу вас, конечно, вы скажите, сколько нужно.

Глава 9

– У вас встреча назначена или вы на кастинг?

Немаленькое здание; ей представлялась какая-нибудь подпольная конура, подвал, куда надо спускаться в темноте по отвратительным железным ступенькам, тусклые лампочки и почему-то красный плюш. А тут приличное такое заведение в два этажа, из пластика и белого металла. Подпольщики, понимаешь.

– Мисс?

– Эээ, кастинг, кастинг.

На самом деле совершенно все равно, что соврать секретарше, – выглядит на двадцать, а глаза смотрят с пятидесятилетней высоты, вот этого морфом не изменить, и психотерапией не изменить, и навешиванием на себя бионов с «юной бодростью» не изменить. Пропусти меня внутрь, ты, морфированный цербер, а там я разберусь, встреча у меня или с кем.

– Вы на который час?

А сейчас который?

– Эээ, на три.

– Фелиция Лалли?

Да хоть Гитара Джонс.

– Да-да.

– По коридору направо, по лестнице налево. Первая дверь.

Куда идти? А это зависит от того, куда ты хочешь попасть. Но сейчас никакого особого выбора, попадешь, куда повезет. До этого, между прочим, один раз в жизни была на съемочной площадке (а это, безусловно, именно съемочная площадка – камеры, софиты, все дела) – в Диснее, с классом, на экскурсии. Огромный кран катал на длинной шее маленьких человечков, зырящих на нее, Вупи, в объектив; все думала – зачем? Потом решила, что ей лишь кажется, что смотрят на нее и что ее снимают, – так просто целятся, чтоб детям показать, как выглядит на вышке оператор; а оказалось – действительно, Дисней в тот день делал фильм про школьные экскурсии на их студию. Через полгода в возбуждении позвонила мамина сестра, сказала, что видела «нашу крошку» по шестому каналу. Вупи никогда так и не удалось увидеть этот фильм; осталось смутное чувство обиды, как если бы ее использовали и даже не дали наслад…

Включили свет. Одна, кажется, волкус – прочерненные ноздри и серый мохнатый лоб, красивые лапы видны в широких рукавах китайской блузки; маленькие груди, должно быть, тоже с мехом; второй – миксус, вроде как мышь, но лицо чистое и уши уголками; словом, нечто мелкое, пушное. Смешно: мелкое-пушное немаленького роста и довольно недюжинной комплекции, а волкус маленькая. Серенькая. Того и гляди, цапнет за бочок.

– Наденьте, пожалуйста, вот это.

Навешиваешь на запястье голубенький бион. Никаких ощущений – значит, записывающий; хороша все-таки у них секьюрити. Теперь надо сказать им что-то такое, от чего они немедленно проведут ее к начальству. После ночи размышлений она остановилась на фразе: «Ваше начальство ждет меня» – если войдет человек неначальственного вида и на фразе: «Давайте сразу поговорим о деле» – если войдет человек вида начальственного… Трясет как, господи; сейчас только начинаешь понимать, какая дура, что сюда приперлась; ну что ты скажешь этому самому «начальству»? Казалось ночью, что это прекрасный метод не сидеть сложа руки, хоть что-нибудь да предпринять, – а мысли о том, что это самоубийство – влезть в черный нелегальный мир, подставиться под идеальный шантаж, рискнуть, возможно, жизнью (а вдруг пришьют, принявши за шпионку, или еще чего похуже сделают, чтоб неповадно было соваться в дела такого бизнеса)? Бежать, бежать к чертям; я представляю себе, как там, снаружи, на парковке, стоит моя машина, машина, машинка родная; добраться бы до тебя и мотать скорей подальше; да кто заметит этот твой дурацкий сет? Да кто тебя вообще узнает на обложке, с такой мордой перекошенной, подумай, а? Да много ли среди твоих знакомых тех, кто покупает чилли, а среди них тех, кто любит зоусов (не знаю, если честно, ни одного!), а среди них тех, кто любит аматюр, а среди них – тех, кто сподобится из сотен доступных сетов в этой теме выбрать именно твой? Да шансов ноль! Машина, машинка моя…

Волкус зашла Вупи за спину, и у Вупи сразу появилось неприятное, но самое что ни на есть четкое ощущение, что рыпаться поздно. В следующую секунду теплые – даже сквозь ткань блузки чувствуется – лапы плотно охватили талию, а на шее чужое дыхание сменилось влажным прикосновением языка. В то же время Пушной взял лицо Вупи в сухие ладони и плотно вмазал в губы поцелуй. От неожиданности и ярости перехватило дыхание, Вупи резко дернулась вбок, от чего волкус за спиной, кажется, даже пошатнулась, а Пушной застыл с несколько недоуменным выражением лица и нелепо приподнятыми руками. Однако объятие на талии не разомкнулось, и Вупи, чувствуя, как в ушах нарастает звон от страха и злости, попыталась каблуком туфли лягнуть назад, садануть волкуса по ноге, но не достала, – и тут Пушной, как ей показалось, пожал плечами, и лицо его пластилиново переменилось, в глазах зажглась не то чтобы злость, но довольный и отвратительный охотничий азарт, и в следующую секунду Вупи взвизгнула под звон тяжеленной оплеухи – и продолжала визжать, падая на пол от ловкой подсечки сзади под коленки.