Саймон Рэк - Джеймс Лоуренс. Страница 1
Лоуренс Джеймс
Саймон Рэк
Дремлет земля
Посвящаю Терри Хакнету — хорошему другу и очень хорошему писателю.
Пролог
Лицом к лицу со смертью
— Черт побери, милорд, эти сволочи мечутся по кустам как вспуганные кролики.
— Да, сержант, постараемся их не затоптать, чтобы нам все же досталась парочка годных кроличьих шкур.
Глубоко в кустах четверо людей дрожали и тяжело дышали, прислушиваясь к голосам своих преследователей. Все они были одеты одинаково, в лохмотья, прикрывавшие их тощие тела, окончательно разодранные колючим кустарником. Лица их были бледными и измученными, глаза — затуманенными, а широко раскрытые рты проталкивали воздух в пылающие огнем легкие.
Почувствовав, как земля вновь задрожала под копытами всадников, они переглянулись в безмолвном отчаянии.
— Молчите, не шевелитесь: возможно, божьей милостью они проедут мимо и устанут нас преследовать. Тише!
Со всех сторон убежища, где залегли крестьяне, разъезжали всадники, разыскивая свою добычу. Постепенно крики и топот умолкли, и снова на лес опустилась тишина.
— Отец, они уехали. Мы спасены. Идем, мать, не плачь. На этот раз они нас потеряли.
— Да, Томас, но мы потеряли свой дом. Теперь мы должны скитаться, как волки, жить в лесу и есть коренья.
— Что с того, мать? Вряд ли нам лучше было жить под бароном Мискарлом. По крайней мере мы будем свободными.
Несколько минут прошло в тишине, нарушаемой только стоном ветра и слабым криком одинокого кроншнепа. Потом густой вересковый кустарник затрясся и зашелестел.
Медленно, осторожно, боязливо из кустов выползли четыре человека. Мужчина, сутулый и морщинистый, выглядевший лет на шестьдесят. За ним, болезненно морщась, ползла на четвереньках женщина такого же облика и примерно того же возраста. Потом появились двое мальчиков, оборванных и грязных. Одному было лет пятнадцать, другому на два-три года меньше. Внимательно оглядев полянку, они наконец направились от своего убежища к мрачному густому лесу.
Они прошли примерно полпути, когда тишину прорезал резкий звук охотничьего рога и кто-то закричал:
— Сюда, милорд! Добыча поймана!
Крик подхватили другие голоса, зазвенела сбруя, и из леса на крестьянскую семью вылетели кони.
Старший сын резво повернулся и увидел, что путь к бегству отрезан отрядом ухмыляющихся всадников, одетых в кольчуги с гербом своего хозяина на груди и щитах.
Кольцо всадников уверенно сжималось вокруг своих жертв. Отец стоял молча, покорно опустив плечи. Мать упала на колени и беззвучно плакала. Ее тонкие плечи дрожали от глубочайшего отчаяния. Она сжала руки у груди, как при молитве. Младший мальчик стоял между родителей. Он вряд ли понимал, что происходит, но тем не менее ненавидел и боялся тех людей, что охотились за ними. Только старший мальчик попытался сопротивляться. Он нащупал у себя на поясе рукоятку и вытащил старый кинжал.
— Смотри-ка, Мэтью, у кабанчика еще остался один клык.
— Осторожнее, люди! Он раскроит вас этим страшным оружием от шеи до паха!
С воплем отчаяния и ярости юный Томас бросился на ухмыляющегося высокородного предводителя отряда охотников. Восторженно рассмеявшись неожиданному развлечению, Анри Шерневаль де Поиктьерс дернул за узду своего вороного скакуна, заставив его осесть на задние ноги и замолотить по воздуху железными копытами. Одно копыто попало мальчику прямо в грудь и отшвырнуло его прямо на мягкую лесную землю. Когда он упал, раздался громкий хруст, и когда мальчик поднялся, его правая рука висела под неестественным углом. Солдаты подбадривали его, как это делают на петушиных боях и при травле медведя. Не обращая на них внимания, мальчик наклонился, неуклюже подобрал рукой кинжал и на сей раз осторожнее начал приближаться к всаднику.
Отец попытался было задержать его, но он отстранил старика.
— Нет, отец. По крайней мере я сам выберу, как мне умереть.
Де Поиктьерс откинул назад голову и рассмеялся. Сочный, глубокий смех лаем вырывался из зарослей его черной бороды.
— Хорошо сказано, щенок. Клянусь чревом Марии, не будь я должен убить тебя, взял бы тебя на службу, хотя ты уже и совсем взрослый.
— Подлый ублюдок! Я бы скорее тысячу раз умер, чем стал служить тебе! Мы и здесь, в лесах, знаем о тебе, де Поиктьерс. Мы видели, как ты виляешь хвостом перед своим мерзким хозяином Мескарлом. Так что конец здесь возможен только один. — Он медленно подходил все ближе к вельможе. — Моя смерть так же неизбежна, как восход солнца. Я умру сегодня. Но и твоя смерть недалека, милорд. Она рядом!!!
Выкрикнув последнее слово, он метнулся вперед и вверх, едва не застав де Поиктьерса врасплох. Но Томас поскользнулся на гнилом пеньке, скрытом палыми листьями, и для точного удара ему не хватило какого-то ярда. Кинжал его не попал в горло человеку, а вспорол шею коня, и тот вскрикнул высоко и тонко, как раненая девушка.
Шпоры всадника вонзились ему в бока, заставляя вновь повиноваться. Одновременно де Поиктьерс схватился за узорчатую рукоять своего меча. Тонкая сталь с шелестом выскочила из ножен. Томас готовился ко второму броску, наставив кинжал здоровой рукой.
Все произошло так быстро, что движение было трудно уловить глазом. Свистнула смерть, и Томас тупо уставился на обрубок левой руки, из которого фонтаном била кровь и бесшумными каплями падала на рыжую землю. Солдаты глазам своим не поверили — так быстро все произошло, — а мать закрыла глаза и упала в обморок.
— Прощай, собака. — Слова Томаса были бесстрастными, но последними. Он взглянул вверх, на свою смерть, и глаза его стали усталыми. Меч снова взметнулся и упал. Что-то коротко и тяжело стукнулось о землю, потом раздался звук более мягкого, более тяжелого и более медленного падения.
— Убить старика, милорд?
— Да. Он сам прекрасно знает причину своей смерти. Милорд Мескарл слишком высоко ценит своих оленей, чтобы какой-то крестьянин мог тайком пользоваться чужими запасами. Повесь и его и женщину. Мэтью, шлепни ее по лицу, чтобы она вернулась в этот мир и могла бросить на него последний взгляд, прежде чем успокоиться навеки. Потом повесь их обоих на молодом дубке.
Трое солдат спешились, чтобы выполнить приказ де Поиктьерса. Сам де Поиктьерс подъехал к стоявшему мальчику и осторожно положил вымазанное кровью лезвие меча на плечо паренька. Лезвие оставило красный след на его бледной шее.
— Стой спокойно, щенок, и ты еще можешь выжить. Побежишь — погибнешь так же, как твой храбрый брат. — Он заставил своего жеребца немного пройти вперед, чтобы загородить от мальчика приготовления к повешению. — Не нужно на это смотреть, — произнес он почти дружелюбно.
Мальчик посмотрел вверх, на дворянина; глаза его были такими же чистыми, как горные озерца, питаемые водопадами. В первый и последний раз за этот день он заговорил:
— Спасибо, добрый господин. Но я должен все это видеть, чтобы запомнить.
И он встал в сторонке от людей Мескарла и молча смотрел, как умирали его родители. Вначале пеньковая веревка захлестнула шею его отца, и грубый узел затянулся под его правым ухом. Старику связали руки сыромятным ремнем и посадили на лошадь, а потом конец веревки привязали к ветке дуба.
— Молиться будешь, старик? Нет? — Де Поиктьерс кивнул, и один из его людей шлепнул лошадь по крупу тяжелой перчаткой. Она рванулась вперед, и старик неуклюже соскользнул с ее спины. Его тело было настолько легким, что шея не сломалась, и он заплясал, замолотил ногами по воздуху, пока наконец спасительная пелена не застлала его мозг. Глаза его были полузакрыты и казались почти безразличными; язык посинел, разбух и выпал изо рта.
Солдатам наконец-то удалось вернуть женщину к жизни, и та очнулась как раз вовремя, чтобы увидеть последние мгновения жизни своего мужа. Она смотрела на надменного лорда снизу вверх, и тот казался ей гигантом. И тут вдруг она поняла, что больше ничего не боится.