Звездное тяготение - Горбачев Николай. Страница 27

– Ну вот это дело! – заерзал Сергей. – Это по-нашенски. Разрешите мне?

Сержант кивнул, и Сергей, торопливо, согнувшись, работая коленями, пробрался сквозь тесные ряды сидящих к столу. От возбуждения лицо его подкрасилось, улыбалось каждой жилкой, вздрагивали рыжеватые брови. Его провожали острыми напутственными словечками, шутками. "Любопытно, что выдаст?"

Нестеров положил руку на фанерную трибунку, сжал ее угол так, будто собирался раздавить в щепки, терпеливо, с улыбкой выждал тишину.

– Хорошо, правильно, что мы свернули на свои дела… А то чесали по-писаному. Точно! Думал, от скуки засохнем, в сухари ржавые превратимся.

– Верно, Нестеров!

– Нет, не в сухари, а в льдины!

Ничего не скажешь: умеют люди зло шутить!

Сергей мотнул головой:

– Точно! И в льдины бы могли… А вот о наших делах. Дружба, товарищество, говорим… Красивые, гордые слова. Как в той песне поется: "Наше слово гордое "товарищ" нам дороже всех красивых слов…" Вот и я думаю о них, думаю так: товарищ, друг – это, когда за ним в огонь и в воду, когда ради него жизни можно не пожалеть. Это первое условие. – Нестеров вдруг посерьезнел, сдвинул рыжеватые брови: – Было у нас в монтажной бригаде такое. Андрюха Земсков под токоведущий провод угодил. А друг его Геннадий Стишаев – махина, косая сажень в плечах, штангой занимался, двухпудовками, как мячиками, бывало, играл – оказался рядом… За резиновыми перчатками бежать, звонить на подстанцию, чтоб ток выключили, – значит, смерть Андрею. Смотрим: бросился Геннадий… Хана же обоим! "Стой! Назад! – кричит бригадир Сенин. – Пропадешь!" Тот только бросил: "Друг же!" – У Сергея непривычно дрогнул голос, он тише сказал: – В общем, последние слова были… Андрюху он рванул, отбросил, а сам остался на его месте. Шесть киловольт, словом. Гроб потом по особому заказу делали: трудно было поверить, чтоб такого человека не стало. А вот не стало.

Он помолчал, перебрал рукой по углу трибунки, стараясь ловчее взяться. Его на этот раз слушали в каменном молчании: никто не шелохнулся, не подал реплики.

– Ну, скажут, опять там, в бригаде… – Нестеров провел по лицу пятерней. – А вот как у нас. Сказать, чтоб совсем этот человек плохой, – не скажешь. Ну а как расценивать, хочу спросить всех? К примеру, подходит к вам человек, товарищ, говорит: "Давай, помогу, чего у тебя не получается". А тот бы грубо отрезал: рви когти, своим делом занимайся! Товарищ такой или нет?

– Товарищ цепному барбосу!

– Верно! По-ракетному попал, в точку.

– А кто такой, говори! Чего темнить?

– Ясно всем – кто!

– Не темню, точно. Догадываетесь: рядовой Рубцов…

В комнате пополз шепоток, будто ветер прошелестел листьями. "Ведь о моем с Рубцовым случае!… – подступило нехорошее предчувствие. – Зачем сболтнул?"

Солдаты вертели головами, высматривая Рубцова. Он сидел наискосок впереди, и хрящеватое, крупное, как панцирь ракушки, ухо его налилось кровью. Он нервно дергался, не решаясь ничего сказать, но вдруг подскочил, махнул рукой возмущенно:

– Чего языком чесать? А нужда – так об траки лучше! – И так же порывисто сел.

На него отовсюду зашикали, посыпались вопросы, предложения:

– Кишка тонка на критику?

– Сиди, Рубцов! Попал в теплый помет, так не чирикай.

– Белены объелся, – подсек Нестеров.

– Не по-товарищески, ясно!

Капитан Савоненков за столом смеялся, что-то сказал старшему лейтенанту, тот понимающе кивнул в ответ.

– Верно говорит Нестеров, – поддержал комбат. – Подвел Рубцов товарищей по расчету и на последнем комплексном занятии: обязанности плохо выполняет.

Солдаты гудели. Сержант за столом предупредительно выставил руку с карандашом: просил внимания.

– И я так думаю, – не дождавшись полной тишины, Сергей мотнул головой, – не по-товарищески. Кольцов от души, от сердца шел к тебе, а в результате – плевок получил. Но и к нему, Кольцову, у меня слово. – Он покосился в мою сторону, а я отвернулся: чего еще ляпнет?

– Держитесь теперь вы, Кольцов! – обернувшись, шепнул лейтенант Авилов, и усики его весело дрогнули. Он был в хорошем настроении.

Нестеров склонил голову к трибуне, прищурил глаза и, как мне показалось, в тоне зазвучали извинительные нотки:

– Чую, есть у него на меня зуб, да не пойму, какой и за что. А вот бы подойти, прямо сказать: "Так и так…" И разобраться, если нужно. В общем, второе условие для дружбы и товарищества – прямота и откровенность. Режь, как говорится, правду-матку. Точно!… Тогда ты мне друг, товарищ.

Провожали его веселыми репликами, возгласами.

После него поднялся Уфимушкин и опять удивил меня. У трибуны он встал, невысокий, щупленький, будто подросток, смаргивал ресницами сосредоточенно, наверное, чтоб собраться с мыслями. Поправил очки. Заговорил негромко:

– Правильно сказал Нестеров о прямоте и откровенности между друзьями, товарищами. Согласен, хоть подписаться под его словами готов. Друзья тогда, когда много одинакового, но немало и разного. Так, чтоб дополняли друг друга, чтоб вместе одно целое получалось, большое, крепкое, как гранит. Вот, по-моему, между Нестеровым и Кольцовым будет такая дружба. Ее сейчас еще нет, она, вероятно, только начинается…

Бурые пятна пошли от возбуждения по узкому лицу Уфимушкина, но смотрел он прямо перед собой, будто шея его закостенела. Руки по швам, как в строю. "Еще один нашелся вещун, оракул! Возьми его за рубль двадцать – "будет дружба…" Он знает!" Нестеров хмыкал за спиной смущенно и довольно.

– И еще скажу: нам бы надо считать того, кто говорит прямо об ошибке, настоящим другом, а мы его считаем врагом. Ведь это правда! Где-то я вычитал изречение: "Опасен не тот, кто увидел твою ошибку, а тот, кто не захотел ее увидеть".

– Ай да Вениамин Николаевич! – вполголоса воскликнул Авилов. – Молодец!

– Здорово, Витаминушка! – оглашенно подхватил Сергей.

Закончил Уфимушкин под одобрительный гул. После него выступил сержант из соседней батареи, потом поднялся лейтенант Авилов. Говорил он интересно, складно. Меня заставил покраснеть – вспомнил тот самый злополучный случай на совхозном вечере: в моем поступке он усмотрел и проявление товарищества и настоящее "рыцарское" отношение к женщине, какое и должен выказывать наш солдат…

Спор и самые разноречивые суждения вызвал поставленный им вопрос: может ли быть между молодым человеком и девушкой такая же дружба, как между двумя юношами? Я уже думал – сейчас примется за меня: если все известно Нестерову, известно и ему! А он вдруг рассказал о себе: дружил с девушкой – здоровались и прощались за руку, никаких намеков на чувства, – а после, уже в училище, узнал о себе ее характеристику: "черствый сухарь".

Чего уж тут – яснее ясного все. Нужны эти разговоры о платонической дружбе! А солдаты вдруг горячо заспорили: одни отрицали, другие с не меньшим пылом утверждали. Кто-то даже подхватился с места: "А что, Ромео и Джульетта – сказки?" Его осадили: вон какую старину взял! "А можно и не старину! Со школьной скамьи есть друг…" Нет, они далеко не лыком были шиты, и я внезапно поймал себя на мысли, что мне тут небезынтересно и давно уже внимательно, с напряжением слушаю и вникаю во все их речи.

Событием, неожиданным и удивительным, стало выступление солдата-контролера с проходной. Он поднял руку несмело, перед носом, у стола потоптался, не зная, видно, как начать, захватил в кулак широкий подбородок:

– В общем, расскажу случай. Как оно было… Приходит на неделе к проходной женщина. Ничего себе, молодая, рядом мальчонка с челкой. – Солдат ухмыльнулся каким-то своим мыслям. Оживление пробежало по рядам: история, наверное, веселая. – Отдать, говорит, пять рублей надо… Кому? Мнется – туда, сюда. Сержанту. Такой вот росточек, плечи… Вот, думаю, история: долг, а не знает, кому его отдать! Нечисто что-то. Ну и позвонил дежурному по части. Она и старшему лейтенанту то же говорит, когда тот пришел. "Посылала мальчонку за покупками в магазин, дала деньги. Сама приболела. Ушел он, а я на кухню, а там на полу деньги. Обронил, значит. Вернется, думаю! Возвращается, вижу, радостный, с покупками, а глаза заплаканные… Вот диво! "Потерял я сначала деньги, а дяденька военный повстречался, расспросил и говорит: "Я их нашел". Поняла я тут, что свои человек отдал деньги, пожалел парнишку. Сержант это был, уж своему сыну верю: все знает и запомнит". Старший лейтенант в строевую часть, а там отыскали, кто ходил в увольнение. Человек хотел сфотографироваться, в городе время провести, книжку купить, а тут повернул назад. Вот так. Мальчонка его сразу признал: "Дяденька, вы ж свои деньги мне отдали?" А был это сержант Долгов. Вот…