Орк-полукровка. Начало (СИ) - Болт Андрей. Страница 11

Ваалур хохотнул, и от его смеха по волосы на моей голове встали дыбом.

Поймав взгляд одного из стражников, палач коротко кивнул. Не оглядываясь, стражник протянул назад руку и несколько раз стукнул в дверь. Та тут же отворилась, и в пыточную вошел писец в серой мантии. Разложив на стоявшем неподалеку столе бумаги и письменные принадлежности, он выжидательно замер с пером в руке.

Ваалур с кривой усмешкой склонился к моему лицу:

— Начнем с самого простого. Назовите свои имена, чтобы секретарь мог их записать.

Писец принялся проворно строчить пером, записывая наш допрос.

Сердце перепуганной птицей билось в груди, руки и ноги похолодели от страха, но я упрямо повторил, слизывая с губ соленую кровь:

— Иди к Оксу, отродье Бездны!..

Палч вздохнул с наигранным сожалением и, не оборачиваясь, пошарил рукой на стоявшем позади столе с пыточными инструментами. Его ладонь сомкнулась на тонком длинном стержне с прозрачным кристаллическим набалдашником. Хм… он что, решил меня пощекотать?

Заметив мой настороженный взгляд, Ваалур гаденько улыбнулся и охотно пояснил:

— Знаешь, что это такое, Изгой? Это стек. Камень в его верхушке называется глумом, он причиняет немыслимую боль любому живому существу. На самом деле я редко его использую, потому что мало кто может выдержать такую боль. Но… иногда я позволяю себе немного себя побаловать…

И от расплывшейся после этих слов на его лице улыбки меня затошнило от ужаса. Всякие разумные мысли разом вылетели из моей головы, остался лишь чистый, первобытный, дикий животный ужас.

Облизав кончиком языка вытянутые в змеиной улыбке губы, Лысый легонько провел стеком по моей груди. Казалось, он лишь слегка прикоснулся ко мне, но грудь неожиданно обожгло огнем, будто по ней проползла огненная змея. Я закричал.

Ваалур довольно улыбнулся и отвел стек в сторону, но моя грудь в месте прикосновения глума продолжала пылать невыносимой болью, будто плоть плавилась под дыханием самой Бездны.

Такой муки мне еще не доводилось испытывать никогда, и я потерял сознание. Но даже там, в черном спасительном небытии я продолжал испытывать эту жуткую боль, боль, от которой меня могла спасти только смерть.

Пришел в себя я от того, что меня облили ледяной водой, и я снова услышал злобный голос мучителя:

— А теперь представь, что стало бы, если бы я прикоснулся чуть сильнее? Можешь мне поверить, твои страдания были бы намного хуже. Кристалл глума был создан в незапамятные времена некромагами Балтикуса[17] для управления чудовищами Бездны. Стек способен укрощать демонов, а что по сравнению с ними ты? Жалкая тварь… Итак, я еще раз повторяю: назовите свои имена.

— Иди к… — прохрипел я, мысленно содрогаясь в ожидании новой порции неминуемой, всепоглощающей боли.

— Эрик, не надо! — оборвал меня умоляюще-обреченный голос побратима. — Он прав. Они все равно получат наше признание, — и он многозначительно добавил: — Но если тебе сломают ноги, ты не сможешь идти…

Услышав последние слова Эля, я встрепенулся. Для любого постороннего они звучали, как одна из заумных поговорок, так любимых эльфами, но я достаточно хорошо знал побратима, чтобы отгадать ее скрытый смысл.

Между признанием и казнью пройдет как минимум несколько дней, и если Алориэль все-таки решится действовать, будет лучше, если мы сможем уйти отсюда на своих двоих.

Ваалур негромко, с удовольствием рассмеялся, подходя к моему побратиму.

— Единственное, куда ты пойдешь отсюда — это на эшафот. Назови свое имя, эльф!

В голосе Лысого звучало торжество — похоже, он решил, что победил.

Я закусил губу, не желая сдаваться. Но Эль был прав. Ваалур выбьет из нас признание или замучает до смерти. Мы были лишь пешками, безмозглыми орудиями, необходимыми для того, чтобы придать этому наспех слепленному делу хоть какое-то подобие правдоподобности.

— Мое имя Эль, — с достоинством ответил мой побратим, презрительно глядя на Ваалура.

— Полное имя, эльф!

— Я лишился права на имя, когда покинул свой дом.

— Эльф-отступник, чудесно. Так и запиши, — ткнув пальцем в сторону писца, Лысый снова подошел ко мне. — Назови свое имя, изгой!

— Эрик-Изгой, — с ненавистью процедил я, сверля Ваалура изничтожающим взглядом.

— Очень хорошо. Кто нанял вас для убийства его светлости эльфийского князя Альвильона? — едва сдерживая торжество, задал решающий вопрос Ваалур.

Я скрипнул зубами от злости, не в силах заговорить из-за душившей меня ярости. Ну не могу, не могу, не могу я так просто сдаться! Пускай пытают!..

— Нас нанял архижрец Вартак! — с отчаянной твердостью проговорил Эль.

Палач довольно улыбнулся и опустил стек.

— Все записал?

Писец кивнул.

— Хорошо. Увести их!

После прикосновения глума я все еще едва мог стоять на ногах и, когда меня отвязали, обвис на руках стражников. Нас протащили по грязному темному коридору и бросили обратно в камеру.

— Ну вот и все, брат, — раздался в наступившей тишине усталый голос Эля. — Пешки сдвинуты, ладья упала, и королю объявлен шах…

Глава 10. Побег

Потянулись долгие обороты ожидания. Через некоторое время боль от удара глумом прошла, и я почувствовал себя вполне сносно, если не считать отвратительного привкуса крови во рту.

Сплюнув на пол, я осторожно принял сидячее положение, опасаясь, что боль в любую минуту может вернуться.

— Ты как, Эрик? — сочувственно спросил Эль из своего угла камеры.

— Жить буду, — мрачно буркнул я, осторожно прикасаясь рукой к скуле. Зубы, вроде бы, все на месте, и то хорошо. — Зачем ты признался?

— Нас бы пытали.

— Ну и что! Нас все равно убьют, но так они хоть признание бы не получили! — с ненавистью воскликнул я.

Эль мрачно усмехнулся.

— Поверь, в руках палачей поют даже мертвецы.

Я собирался ответить, но запнулся и промолчал. Эль прав. Ваалур все равно бы записал это оксово признание, а наши искалеченные пытками тела были бы чудесной подписью под ним.

— Ты думаешь, Алориэль нас спасет?

— Я не знаю…

Время шло — получив вожделенное признание, о нас как будто забыли. И я уже начал впадать в отчаяние, решив, что нам с Элем придется провести в этой гниющей яме остаток своих дней, как о нас все-таки вспомнили.

Коридор осветился десятками факельных огней, вдалеке послышался топот тяжелых шагов. Я сощурился и, прикрывая глаза от яркого света, отвернулся к стене.

Загрохотала решетка, и в камеру вошли четыре дюжих стражника. Двое из них держали нас под прицелом арбалетов, как и еще четверо их оставшихся в коридоре товарищей, а двое принялись проворно связывать нам руки.

— И куда вы нас ведете? — спросил я самым любезным тоном, на который только был способен, следом за стражниками переступая порог камеры.

— На казнь, — коротко ответил один из солдат и весьма нелюбезно подтолкнул меня в спину.

Мое сердце упало. Едва удержав равновесие, я механически продолжал переставлять ноги, тогда как мои мысли были далеки от этих серых, мрачных стен.

Значит, вот и все. Еще несколько минут, и нас с Элем казнят, бросив наши жизни на доску чьей-то игры.

Не знаю, о чем должен думать человек в последние минуты своей жизни, но в моей душе чистым пламенем горела ненависть. Ненависть и желание во что бы то ни стало отомстить тем, кто распорядился нами, как пешками, тем, кто не думая пожертвовал нами, чтобы выиграть в этой дурацкой игре, правил которой я даже не знал, и в которой никогда не желал учувствовать. «Интриги королевского двора» — я сотни раз слышал эту фразу, но у меня никогда и в мыслях не было, что однажды я сам запутаюсь в сетях одной из них.

Нацепив нам на головы мешки, стражники грубо затолкали нас в простую деревянную повозку, крытую небеленым холстом. На какое-то время нас с Элем оставили в покое. Помотав головой, я попытался скинуть с нее мешок, но не тут-то было — грубая, отвратительно воняющая ткань лишь еще плотнее прижалась к моему лицу.