Жена поэта (сборник) - Токарева Виктория. Страница 1

Виктория Токарева

Жена поэта. Повесть и рассказы

Издательство АЗБУКА®

* * *

Жена поэта

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был поэт. Государство – Советский Союз, семидесятые годы. А царство – маленький провинциальный городок, частный деревянный дом. Ветка черемухи стучала в окно юного поэта.

Звали поэта Вилен, сокращенно Виля. Это имя – производное от полного имени вождя революции: Владимир Ильич Ленин. В двадцатых и тридцатых годах вошли в моду революционные имена: Владлен, Марлен (Маркс – Ленин), Рэм (Революция – Энгельс – Маркс), Ким (Коммунистический интернационал молодежи), Индустрий, Искра – та самая, из которой возгорится пламя.

Имя «Виля» было благозвучным и нежным. Приятно произносить. Фамилия – Селиванов. Когда-то, в очень далекие времена, эта фамилия образовалась из двух слов: «село» и «Иванов». Получилось «Селиванов». Селивановых очень много, но никому в голову не приходит, как возникла эта фамилия.

Жил он с папой и мамой. Мама Надя была разговорчивая, все время вещала что-то никому не нужное. Ей казалось, что другим это интересно. Близкие родственники делали вид, что слушали, но они просто пережидали словесный водопад, думали о своем.

Папа не имел в семье никакого авторитета, поскольку он ничего не добился в жизни. Но он и не добивался. Просто жил себе: ел, пил, любил, читал, смотрел телевизор. И никуда не стремился. А зачем? Все при нем: вода, еда, жена, сын, книги. Что еще?

Сын Виля довольно рано начал писать стихи. Их публиковали в газете, сначала в школьной, а потом в городской. Стихи были простые и ясные, без заворотов. Казалось бы, ничего особенного, а попробуй написать просто, ясно и в рифму.

Виля выделялся среди ровесников, и его полюбила самая красивая девочка в классе Таня Марченко. У нее была сверкающая улыбка, глаза круглые и густо-коричневые, как переспелые вишни, прозрачная челка и рюмочная талия.

Стихи полились из Вили, как из фонтана в центре города. Стихи были такие: «Я гляжу на твои колени, взгляд мой дерзок, и чист, и смел…» И так далее, целая серия: «Я гляжу на твои глаза», «Я гляжу на твои плечи». Таня Марченко опасалась, что Виля поглядит еще куда-нибудь и потом расскажет об этом всему свету. Таня стала избегать Вилю, но ее неприступность только подливала масла в огонь, подстегивала молодую страсть. Однажды они оказались на дне рождения Шурки Самодёркина. Шурка – лучший друг, но дело не в нем.

Шуркины родители накрыли стол для гостей, а сами ушли. Очень кстати. Мальчики стали зажимать девочек. Сердца стучали так, что ритмичный стук вылетал в форточку и поднимался высоко в небо. Самолеты начинали дрожать от турбулентности. Подростки постигали главные ощущения жизни.

Виля зажал Таню в прихожей среди чужих пальто. Он был совершенно не осведомлен сексуально. Действовал интуитивно. Таня ему помогала, расстегнула кофточку, стянула лифчик, иначе бы он порвал. «О! Если б навеки так было…» Но ничего не бывает навеки.

Шуркины родители вернулись. Пришлось принять прежний вид и восстановить выражение лица. Компания вернулась к столу. Сидели с выпученными глазами, оглушенные гормоном счастья, который вырабатывается в определенных обстоятельствах.

Там, в прихожей, был открыт ящик Пандоры. Ящик – это ящик, а Пандора – первая женщина, созданная по велению Зевса. Открыть ящик Пандоры – значило совершить действие с необратимыми последствиями.

Последствия настали. Виля и Таня думали только друг о друге и ни о чем больше. При каждом удобном случае они обжимались: стоя, и сидя, и лежа, в зависимости от обстоятельств. Ее дыхание, ее аромат, тепло ее тела – единственное, чем питались его стихи.

Получился целый сборник. Этот сборник сыграл решающую роль в судьбе Вили. Руководство города заметило самородок и стало выдвигать его вперед.

Виля довольно быстро осознал, что выдвиженцы живут лучше, чем скромные труженики. Разница примерно такая, как между кошкой и собакой. Собака живет на улице, в будке, питается объедками со стола. А кошка – в доме, на диване, смотрит телевизор на коленях у хозяйки.

Виле тоже доставались продуктовые пайки с красной икрой и мороженой курицей. За это он должен был сочинять стихи по заказу: к празднику Великого Октября, ко дню рождения Клары Цеткин. Кто такая эта Клара, Виля понятия не имел, но это ничему не мешало. Свои главные стихи он не смешивал с заказными. Разница была такая же, как между колбасой в магазине и колбасой в продуктовых пайках.

Виля окончил школу. Поступил в педагогический институт. И женился на Тане Марченко. На ком же еще?

Руководство города предоставило им квартиру в новом блочном доме. Жить на этаже оказалось удобнее, чем в частном доме. Водопровод прямо в квартире, сортир – то же самое. Не надо бежать во двор среди ночи. Горячая вода, ванная, газовая плита – живи не хочу. Можно рожать детей, хоть целую дюжину, но Таня не хотела ни одного.

– Почему? – вопрошал Виля.

– Я не хочу менять хорошую жизнь на плохую, – объясняла Таня.

В ее семье было пятеро детей. Таня – старшая, и поэтому ей приходилось нянчить всех своих братьев и сестер. Этот клубок забот достался ей полностью и под завязку. Ее буквально тошнило от вида грудного ребенка.

Шурка Самодёркин не захотел получать высшее образование. Он пошел в армию. Вернулся с водительскими правами и подался работать в такси.

Виля пристроил друга к доступному начальнику. Шурка стал обслуживать начальника и его семью, а в свободное время – друзей и родственников. Тоже не последнее дело.

Таня Марченко (теперь Селиванова) вила гнездо: люстры, полочки, обеденные сервизы. Шурка сопровождал ее, таскал тяжести, давал дельные советы. Таня буквально не могла без него обходиться. А Шурке нравилось быть необходимым. Это означало: он нужен не только себе самому, а еще кому-то. В этом смысл любви и материнства: быть нужным.

Виля в бытовухе не участвовал. Он был заточен на творчество и на карьеру. В отличие от Шурки.

Составная часть карьеры – написание льстивых стихов, которые он самолично вручал хозяевам города.

Виля хорошо выучил коридоры власти, запомнил кабинеты, а также фамилии, имена-отчества и дни рождения. Виля был молодой, вежливый, услужливый и не мог не нравиться. Цветущая юность всегда привлекает.

Шурка Самодёркин не понимал Вилю.

– Что ты им жопы лижешь? – интересовался Шурка. – У них своя жизнь, у тебя – своя.

– А ты не лижешь?

– Нет. Я – обслуживающий персонал. Обслуга. Я за это деньги получаю.

Однажды мама Надя (мать Вили) напекла пирожков с капустой и пошла к сыну – проведать и посмотреть хозяйским глазом. У нее были свои ключи.

Мама Надя вошла в прихожую, увидела незнакомую куртку. Чья бы это?

Прошла в спальню и остановилась в недоумении. Ее поразило количество голых ног. Их было четыре, но казалось, что больше. Приглядевшись, мама Надя определила две головы. Та, что сверху, принадлежала Шурке Самодёркину: друг, называется. А все, что внизу – Таня.

Шурка трудился самозабвенно и ничего не видел вокруг себя. Таня пребывала с закрытыми глазами и тоже не увидела маму Надю.

Мать Вили постояла и тихо ушла. Не стала себя обнаруживать.

Болтливая и несдержанная, мама Надя проявила неожиданную мудрость: решила промолчать. Любовники ее не видели и не знают, что их застукали. Можно сделать вид, что ничего не случилось. Шурка уйдет домой. Виля вернется из института, Таня встретит его с нежной, немножко виноватой улыбкой. Жизнь продолжается.

Виля любил Таню всей душой и телом. Объявить ему о неверности жены – все равно что ударить ножом в сердце. Хотелось, конечно, – пусть знает правду. Но кому нужна эта правда? Зачем такая правда, от которой боль и разрушения?