Крик (СИ) - Сорока Света. Страница 50

***

Свет ярко светит прямо в глаза, я жмурюсь, не успев открыть их, а в уголке собирается слезинка. Что происходит?

— Имя, — слышу я знакомый голос медика, который приходил в мою палату, а вот и он сам, появляется перед моим взором, — имя? — повторяет он, не видя реакции.

— Герман, — голос дерёт сухое горло, и я закашливаюсь.

— род занятий?

— обслуживающий транспорт персонал, — а вдруг? Ну почему не попробовать?

— профессия по итогам тестирования?

— военный.

— Место проживания?

— не помню, — чёрт, кажется секунду назад я знал ответ, а сейчас на его месте зияла пустота, белый шум.

— Имя?

Я точно отвечал на этот вопрос, ощущение дежавю, не покидало, но вот сейчас я не мог его назвать от этого становилось не просто страшно, становилось жутко.

— Н-не помню, — чуть заикаясь прошептал я.

— Да, отлично, — отходя от меня произнёс врач, и всё вокруг начало постепенно меркнуть.

***

Кто я? Этот вопрос уже мучает меня много дней, бегущих по одному и тому же распорядку: подъем, после завтрака процедуры, обед, опять процедуры, ужин сон. Откуда я? Когда я пытался ответы на свои вопросы разыскать в своей черепушке я натыкался на пустоту. Я знал, как вести бой, знал, как стрелять, знал кучу бытовой ерунды, знал, как управлять сеятельной машины, но вот сколько мне лет или кто мои родители, не мог. Иногда мне казалось, что я клон, существо, появившееся ниоткуда, без прошлого и без будущего. Как-то я случайно услышал обрывок разговора, что лаборатория пытается создать суперсолдата, надеюсь это было не обо мне, потому что я не успею освободится от всех этих пут, как наложу на себя руки предварительно уничтожив всех своих мучителей.

За какие грехи я попал сюда и почему меня так мучают? Ответа не находилось, а окружающие меня люди словно не слышали, что я спрашиваю. Эти процедуры были больше похожи на опыты, словно я зверюшка или бесчувственный робот. Я был готов на всё, чтобы это прекратилось. Лишь изредка наступал покой — во сне. Иногда мне казалось, что я сплю по несколько дней, но и на такой простой вопрос я не мог заполучить ответ.

Этот сон был моей единственной отдушиной от болезненных и мучительных экспериментов, некоторые из которых сводили с ума. Сон. Во сне мне снилась девушка, красивая, побуждающая в моём сердце трепет, словно там поселилось несметное количество маленьких пташек, щекочущих его изнутри своими крохотными крылышками и заставляющих его то биться чаще, то замирать, наслаждаясь этим трепетом. Девушка… я не знал, как её зовут, кто она, но с ней мне было спокойно и тепло. Она приходила откуда-то, что-то рассказывала, я с трудом улавливал смысл сказанного. Я мог обнимать её, чувствовать жар её тела, вдыхать её запах, большего мне и не надо было. Разве что остаться в этом сне навечно и никогда не просыпаться. Любимая. Единственная соломинка, не позволяющая потонуть в пучине отчаянья. Существовала ли она на самом деле или была плодом моей воспалённой фантазии? Я старался об этом не думать, боясь уверится в её эфемерности. Я не теряю надежды, что она есть на свете и я когда-нибудь смогу не во сне заглянуть в эти изумрудные глаза, прикоснуться к льняным волосам услышать хрипловатый, слегка надтреснутый голос, что для меня лучше любой песни соловья…

24/01/2017

35

Ася

Раздавшийся грохот заставил меня дернутся, пытаясь краем глаза уловить откуда идёт шум, моя мучительница тоже обернулась, да к счастью не туда, в ту же секунду с потолка посыпались обломки бетонных плит, одна из которых припечатала эту стерву в самое темечко, заставляя оседать к моим ногам словно ватную куклу. Счастье буквально затопило меня. И только потом я перевела взгляд от лежащей с пробитой головой девицы на моих мальчишек, что сидели так же связанные, как и я, поодаль. Вот тут-то мне стало страшно вместо двух привязанных мужчин я видела лишь груду камней. Я осталась невредима лишь потому, что оказалась в самом эпицентре взрыва и обломки ударной силой разметало по сторонам образуя над моей головой дыру, в которую заглядывали люди в черной форме повстанцев. Но увидеть это я смогла только когда один из них спрыгнул вниз и принялся меня освобождать.

Попытка встать на свои ноги не увенчалась успехом, я просто обмякла на руках помогающего мне встать. Я порывалась сразу идти откапывать своих соратников, но стоило мне с помощью одного из наших солдат выбраться наверх, здание повторно вздрогнуло и два этажа справа возвышающихся над тем местом где прогремел взрыв мгновенно осели, погребая под собой не только мальчишек, но и того, кто мне помогал.

— нет! Нет-нет-нет, — заскулила я, сползая на пол. Только не это! Там же Ли… Там же Герман. Стало нехорошо, не только от удушающей пыли, но и от мысли что всё кончилось. Кончилось страшно, не поправимо… опять…Не верю!

Я подползла к краю собираясь идти туда, где осталась моя любовь, смысл моей, возрождающейся как птица Феникс из пепла, жизни, но чьи-то сильные руки схватили подмышки и оттащили от края. Видимо моё сознание решило, что ему достаточно и меня окутало забытьё.

В себя я пришла часа через два, лёжа на переносной каталке, с иглой капельницы в руке и Карой рядом. Она то и рассказал мне, что завал разбирают и будут разбирать пока не найдут всех, живыми или мёртвыми. Подруга поведала, что пока мы неделю находились в плену город полностью взяли под контроль повстанцев, а этот застенок нашли только сейчас потому, что он был за пределами городской стены. Она, как узнала о том, что пропали два наших отряда рванула с медиками сюда, бросив всё.

Через пару часов, когда голова перестала нещадно кружится я упросила мне разрешить находится на раскопках, да, не участвовать, но хотя бы быть там. Я не могла думать ни о чём, только о Германе. Да, наши отношения складывались очень сложно, после того как он вернулся. Да, мы частенько не ладили, но отказаться друг от друга не могли. Мы учились снова быть рядом, поломанные жизнью, но вдвоём, точнее втроём. Мы оба не мыслили другой жизни, и я это видела, как бы он не щетинился, как бы не пытался увести от военных действий. Головой я понимала, что он прав, на сто, даже на двести процентов, но мерзкое упорство требовало довести дело до конца, а не бросить как не единожды хотелось, этому меня научил год жизни без него, только вперёд. А ведь я бы могла, могла наконец-то наплевав на всё стать просто мамой, просто женой. Наверное, могла бы. Сидя на стуле, у пролома и глядя вниз я поняла, что, если вдруг эта история закончится положительно, во что хотелось верить, но что было маловероятно, я так и сделаю. К чёрту всё. Я сделала всё, что могла, я дала нашему новому государству всё, на что была способна. В конце концов теперь за мной больше не несутся призраки прошлого, нет этих призраков. Нет больше глаз, сводящих с ума и выворачивающих душу наизнанку, есть только любящий взгляд. Нет больше желания мстить за дочь, вот она, рядом. Да, конечно, я потеряла многих друзей, я помню каждого, но на мне столько крови солдат Общества, что они могут считаться отомщенными. Разве что мы доберёмся до самой верхушки, но тут я не сомневаюсь мне Герман сам карт-бланш даст. При всё дурости моих поступков он всегда старался понять меня. Только сейчас меня словно громом поразила мысль, что я бы не смогла так…

Даже если… к горлу подкатил ком… он умер… Я не пойду в бой! Я нужна дочери! Что же я за мать то такая, которая даже когда малышка была в утробе не защищала её? Именно из-за моего эгоизма и того как я упивалась своей потерей у меня тогда отняли малышку. Если бы я не искала галлюцинации в которой был супруг Хоуп не оказалась бы одна в доме!

Мне нужно было это время для размышлений, я несколько последних лет неслась очертя голову, не успевая задуматься о последствиях и о людях окружающих меня и если, когда разбили повстанцев это было нужно, то сейчас, это была лишь инерция. Как тогда, когда нас осталось двадцать человек я взвалила всю ответственность, а себя, так сейчас я приготовилась отдать её совету. Я надеюсь я не зря учила и подбирала этих людей. Я устала. Я хочу той жизни, о которой я мечтала.