Трофейная ведьма - Ежова Лана. Страница 14

— Зайдешь выпить кофе?

Предложение вырвалось до того, как я его обдумала.

— Не откажусь, — ответил охотник, и голос его прозвучал почему-то хрипло.

Я открыла ворота. В голове эхом отдавались его слова — все-таки волнующий у него голос, слушала бы вечно.

Хм, да и сам он очень даже ничего… Раз в сто лучше всех тех мужчин, которых я видела этим вечером в «Черном коте».

Пока звенела связкой ключей, выбирая нужный, задумчиво косилась на Волкова. Свет ближайшего фонарика на дереве позволял рассмотреть его лицо — сосредоточенное и немного хмурое. Остро захотелось разгладить морщинку между его бровей. Что может печалить молодого охотника? Какие проблемы в его годы?

— Может, посветить телефоном? — заботливо предложил он.

— Не надо, уже нашла.

Проворачивая ключ в замке, осознала, что перед глазами застыл образ Германа, что хочу успокоить его, пообещав, что все будет хорошо, хочу убрать с его лица чувство озабоченности, хочу… Ох, да я просто рядом быть хочу! Хочу прижаться к нему, хочу, чтобы обнял, хочу почувствовать тепло его крепких рук…

Как так бывает, что не замечаешь толком человека, который рядом с тобой столько лет? А потом вдруг случается нечто, что кардинально меняет восприятие его, переворачивая все с ног на голову?.. И выясняется, что он другой, не такой, каким тебе виделся раньше? Лучше и ближе…

Щелкнул замок, дверь открылась, гостеприимно впуская нас в дом. Моя рука еще тянулась к включателю, как я осознала истину: хочу не только сварить Герману кофе, хочу, чтобы он остался со мной. При мысли, что сейчас останусь одна, становилось больно.

Но как ему об этом сказать? Сослаться на то, что боюсь ночевать в пустом доме? Неправдоподобно, глупо, смешно…

Придумывать, что говорить, не пришлось. Как только оказались в гостиной, идущий позади охотник вдруг положил мне руки на плечи.

— Ника, я передумал — не хочу кофе.

Его шепот над моим ухом вызвал приятные мурашки, которые разбежались по всему телу.

— И что же ты хочешь? — обмирая, спросила у него.

— Кого, — поправил он.

И так как я не отступила, не вырвалась из его объятий, резко развернул к себе лицом.

— Вероника, мне уйти?

Черные глаза смотрели серьезно, с надеждой и нежностью. И я знала: он уйдет, если потребую. И осознание, что он в полной моей власти, наполняло смущающей радостью.

И потому я ответила не так, как он ожидал:

— Останься. Пожалуйста, останься, Герман…

Широкие ладони обхватили мое лицо. Прикосновение губ, как спусковой крючок. Эмоции, как распрямившаяся пружина. Они хлынули из глубин души, затопляя сознание.

Герман целовал жадно: то нежно, то страстно, слегка прикусывая мои губы. От его больших, чуть грубоватых рук, скользящих по моему телу, их смелых ласк я окончательно утратила чувство реальности.

— Герман, — простонала, когда он подхватил меня на руки.

Где моя спальня, он знал. И там мы оказались быстро, словно у моего охотника отросли крылья.

Он — мой мужчина. Созданный именно для меня. А я — его женщина. И принадлежать кому-то — не страшно, как думалось раньше. Наоборот, упоительные ощущения возносили в небеса. Отдаваясь его рукам, тая от его жарких поцелуев, растворяясь в его объятиях, я чувствовала себя самой желанной и самой нужной в мире.

Внезапно, отпустив меня и даже отойдя на шаг назад, Герман настороженно спросил:

— Ника, ты не такая, как всегда. Ты уверена в том, что делаешь?

Я дернулась за ним, как будто нас связывали невидимые путы.

— Люблю тебя я, глупый… — выдохнула ему в губы. — И ты люби меня, Герман.

Нетерпеливо рыкнув, он принялся меня раздевать, не забывая дарить ласки. Но этого уже было мало. Я хотела, хотела… сама не знаю чего. Хотела больше прикасаться к нему, сильнее чувствовать Германа. Быть ближе. О да, я хотела чувствовать острее, и одежда мешала.

И в какой-то момент перехватила инициативу. Нет, я ее нагло отобрала, толкнув охотника на спину и смело оседлав его бедра.

Ярко-белая луна бесстыже заглядывала в окно, заливая комнату серебристым светом, и я могла хорошо рассмотреть замершего мужчину. Он ждал. Он затаился. И почти не дышал. Прирожденный охотник боялся спугнуть добычу? Наивный! Меня от него не оторвет ни одна сила мира. И это он — моя добыча.

Наклонившись, поцеловала в ямочку на подбородке, шаловливо прикусила кожу в изгибе шеи. Затем нежно провела подушечкой большого пальца по мужским губам, сейчас мягким и податливым, а еще минуты назад — жадным и ненасытным. Медленно очертила густые, жестковатые брови цвета смолы. Не оставила без внимания и крупный нос с горбинкой, оставшейся после перелома. По очереди поцеловав скулы, проложила цепочку легких поцелуев к уголку его рта.

— Ника, мучительница моя, — простонал он, будто испытывая сильную боль.

Его руки, лежавшие вдоль тела, обхватили мои ягодицы. Сжав на секунду, слегка пододвинули меня выше, и я ощутила, насколько Герман напряжен. Джинсы ему мешали, однозначно… Но сначала оголим верх.

Наклонившись и почти касаясь губами его губ, прерывисто попросила:

— Помоги снять с тебя футболку.

Он выполнил просьбу в то же мгновение. И как при этом играли его мускулы! Демон! Почему я раньше не обращала внимания, как он великолепно сложен?.. Защитные охотничьи татуировки призывно темнели на коже, и я не стала противиться желанию: пальцами и языком очерчивала каждый завиток и спираль, не пропуская ни одну руну. Целовала на предплечьях, плечах… На груди и животе.

Кожа моего мужчины пахла солнцем, сандалом, немного мылом и чем-то незнакомым, но таким притягательным и пьянящим. Таким, что хотелось упиться этим ароматом.

Когда мои губы добрались до его пресса, и принялись целовать кубики, Герман выдохнул сквозь зубы — получилось, как шипенье, и я с трудом удержалась от смешка.

Сейчас попрошу перевернуться на живот, чтобы обследовать тату на спине… Но сперва сдерну с него джинсы — ткань раздражала ставшую чувствительной кожу на моих бедрах.

Увы, Герман решил по-другому. В какой-то миг мы поменялись ролями: я оказалась на кровати, он, упираясь локтями, навис сверху.

— Мой черед, Ника, — сообщил он довольно и прикусил мочку моего уха. Словно электрические разряды побежали по моей коже, и я не сдержала стон.

Прикосновения и поцелуи любимого лишили самообладания, заставив забыть о приличиях, вырвали из реальности.

Герман был щедр на ласки, но не на слова. А я так хотела слышать его низкий голос, от которого по спине разбегались мурашки. Хотела слышать вновь и вновь, что я самая желанная на свете.

И Вселенная услышала меня.

— Ника, как же я долго ждал тебя. Я мечтал о тебе, девочка моя любимая, несколько лет… — признался он, прежде чем покрыть мою шею сводящими с ума поцелуями.

Моя кожа горела, грудь ныла, ожидая прикосновений чуть грубоватых пальцев Германа. И он, словно читая мои мысли, давал почувствовать то, о чем не успевала попросить вслух.

Самым близким, самым родным, самым желанным стал он для меня. И я решилась. Решилась на клятву вечной любви Герману. В момент единения наших тел я мысленно начала произносить ее: «Сходи по мне с ума, живи мной…»

Я ожидала боли, а вместо нее пришло наслаждение. Умопомрачительное, дикое, которое вроде не полагалось испытывать в первый раз. И это была моя последняя связная мысль…

Дурман схлынул на рассвете.

— Пить, — прошептала через силу пересохшими губами.

— Сейчас, любимая.

Охотник, бодро вскочив с кровати, будто и не было бурной ночи, бросился исполнять мою просьбу.

Я же вырубилась.

Проснулась из-за светящего в глаза солнца. Нега переполняла меня, хотелось улыбаться и мурлыкать, как кошка.

Потянувшись, охнула — болело все тело, притом в самых неожиданных местах. Радужное настроение резко схлынуло. Попыталась встать — вышло со стонами и поминанием демона. Ступни коснулись холодного пола, и только тогда я обратила внимание, что голая. На груди, руках, животе, бедрах темнели странные темные пятна…