Джинн из подземки - Горбенко Людмила. Страница 27

Добыча переварилась почти мгновенно. Конечности щуна вновь начали обретать чувствительность, и тут прямо к нему из штольни принесло следующий кусок. Ухватив скользкую тушку ногтями, щун поднес ее к глазам – это была желтая медуза.

Каким-то образом в штольню проникла морская вода из залива. Отсутствующий демон не забыл свое обещание, он вернулся.

Щун помнил договоренность и знал, что должен сейчас сделать. Немедленно обнаружить место протечки, восстановить герметичность стен подземки и приступать к реанимации тел, хранящихся в нижнем подъярусе. Но сначала…

Мышцы сократились, резко толкнув тело вперед и вверх. Жесткие конечности оцарапали свод. Привыкшие к беспомощности щуна и оттого потерявшие бдительность летучие мыши успели только пискнуть, как численность стаи мгновенно сократилась в разы. Щун раскрыл рот и отправил в него всю добычу разом, охапкой. По холодному лицу без выражения побежали трещинки-морщинки – впервые за долгое время бессильного ожидания гномий сторож чувствовал себя сытым и удовлетворенным.

Пора. Несколько сотен неподвижных тел должны быть реанимированы немедленно.

Впрочем… позволив себе промедлить еще немного, щун дождался, пока вода принесет очередную парочку желтых тварей, и съел их впрок.

Мало ли что готовит будущее. Ведь за прошедшие десятилетия мир наверняка изменился.

Поздний вечер. Приют святого Паллы

Как предусмотрительный человек брат Нилс вернулся только после заката, хлюпая носом – ботинки расклеились, ноги промокли. Вернулся ни с чем, если не считать свириллиона (распотрошенный инструмент по его приказу дотащили до приюта двое носильщиков).

Нилс с ними не пошел. Последние три часа он провел за столиком «Тиги-моряка», расспрашивая всех, кто приходил из порта: не обратили ли внимания на мужчину с очень бледной кожей, водянистым взглядом и отвисшей нижней губой? Естественно, нет – на берегу толчется огромное количество бледных мужчин. А после знакомства с расценками на корабельные перевозки даже у здорового отвиснет челюсть вместе с губами.

Эх, зря в прошлом году отказались от единой одежды для больных! Желтая куртка и портки в черную полоску – до чего приметно даже в густой толпе… Настоятель тогда сказал, что не будет ничего менять в заведенном укладе: как приносили ношеную одежду сердобольные торцы, так пусть и приносят. Все экономия. Сейчас небось жалеет…

Вот и приют. Нилс отпер замок на воротах, кивнул скучающему в сторожке Миту и взбежал по ступенькам.

Настоятель даже не глянул в сторону монаха. Отвернувшись к мозаичному лику святого Паллы, что украшал холл, он тихо молился. Услышав шаги и распознав по походке Нилса, старик коротко спросил:

– Не нашел?

– Нет,– опустил голову Нилс, чувствуя, как из ноздрей предательски течет.– Михаил бросил свириллион в проходном дворе и ушел к порту. Я опросил всех, кто сошел на берег этим днем и вчерашним вечером, человека с такими приметами не видели.

– Чего сопишь? Простыл?

– Немного. Лужи в порту не для моей обуви.

– Сморкайся, чего уж там церемониться. Да-а, ситуация… Я чувствовал, что Михаила не найти. По крайней мере, сразу,– задумчиво сказал настоятель, поднимая глаза к перекрестному своду и доставая кошель с монограммой СП.– Ох, до чего не вовремя уехал Хаспер! Он бы мигом… Вот. Держи за усердие.

Монеты посыпались в подставленную руку.

На тыльной стороне ладоней настоятеля вздулись вены, сочувственно заметил Нилс, утираясь рукавом и не забывая попутно считать количество «дзинь». Бедняга. Видно, не один раз сжимал и разжимал кулаки в ожидании посланного на поиски монаха.

Тем временем «бедняга» пригнул голову под низким сводом и шагнул к переходу, что вел из здания приюта прямиком к церкви святого Паллы. Им пользовались, чтобы не одеваться в холодную погоду перед службой, но в данный момент старик преследовал другую цель: тонкие стенки каменного перехода были утеплены деревянными досками, а двери с обеих сторон могли запираться снаружи и изнутри, что делало его незаменимым для обмена секретами.

– Ты отличный сборщик пожертвований,– издалека начал настоятель, поигрывая ключами.

– Стараюсь брать дань со всякого проходящего,– скромно согласился Нилс.

Настоятель криво улыбнулся и повернул ключ в первой двери.

– Брат Апрам, который стоял с ящиком до тебя, тоже так говорил. Правда, до меня дошли слухи, что с некоторых хорошеньких панночек он предпочитал взимать жертву, так сказать, натурой… Пришлось э-э-э… выгнать. А ты молодец, никаких нареканий!

– Все во благо душевно обделенных,– пробормотал Нилс, провожая взглядом поворачивающийся ключ.

– Давно хотел тебя спросить: кем ты был до прихода в приют? Может, счетоводом? Или казначеем? Очень уж ловко с деньгами управляешься.

– Ммм… что-то вроде счетовода,– неуверенно буркнул монах, окончательно стушевавшись.

– Ладно, неважно. Придется тебе, сын мой, до возвращения Хаспера совместить сразу три занятия,– сообщил настоятель, тщательно заперев обе двери.

– Какие именно, святой отец? – Нилс постарался, чтобы в его голосе не слишком звенело напряжение.

– Когда будешь завтра собирать пожертвования и искать ход на станцию, заодно посматривай – не идет ли навстречу брат Михаил.

– Пожертвования? – не веря услышанному, переспросил Нилс. В глубине души он был уверен, что в последний день монашества его освободят от основной обязанности.– Собирать пожертвования? Я же… уезжаю послезавтра!

– Ты обсчитался,– мягко возразил настоятель.– Ты, сын мой, уезжаешь не послезавтра, а сразу после того счастливого дня, когда найдешь либо станцию, либо нашего подопечного. Ни минутой раньше. Ох, какое гневное лицо! Надеюсь, оно не обозначает, что ты против?

На самом деле возмущенное лицо Нилса именно это и обозначало.

– Вы считаете, что можно найти станцию, стоя посреди площади? – грустно спросил монах.

– А кто тебя держит на одном месте? – притворно удивился настоятель.– Ходи по улицам.

– Но горожане уже привыкли, что я стою именно на площади! – взвыл окончательно раздосадованный Нилс.

– Послушай, недогадливый сын мой! – рассердился настоятель.– Не все ли равно, где трясти ящиком? Погуляешь внутри Старого грода, рассмотришь все, что может называться «за». Только незаметно, не привлекая внимания! Вполне возможно, что вход стандартно помечен значками, как и остальные, просто никто не обращает на это внимания. Как там их подписывают?

– FE и цифры. Как правило, красным,– язвительно подсказал Нилс.– Сомневаюсь, что подобная примета осталась незамеченной в течение пятидесяти девяти лет.

– Очнись, сын мой! – криво улыбнулся настоятель.– На городских стенах ближе к порту столько всего понаписано, что скромные красные циферки даже в глаза не бросятся. Иди к себе, выспись как следует, а с утра приступай. Сам понимаешь, мне бродить меж помоек не по чину, тебе же в самый раз.

– А если Михаил успел кому-нибудь рассказать? – набычился Нилс.

– Я перестал молиться святому Палле только перед твоим приходом,– признался настоятель.– И он помог. Вразумил меня. Подумай и ты, Нилс: если к тебе подходит на улице явно больной умом человек и начинает рассказывать о неведомых сокровищах – ты поверишь? То-то и оно. Мы с тобой просто привыкли к своим подопечным, к их странностям. Обычный человек кинется бежать от приставшего к нему полудурка.

– Брат Михаил не столь уж болен,– упрямо напомнил Нилс.– У него речь нормального мужчины, а странность всего одна: стоит произнести при нем слова «добрая женщина», как Михаил начинает стонать, раскачиваться корпусом из стороны в сторону, а потом бросается к стене и тихо бурчит что-то не по-нашему, проковыривая дырку. Как правило, за полчаса приходит в себя. Пришлось вымарать из Михайлова экземпляра сборника канонов пятую, двадцать седьмую и семидесятую литуну – там «добрая женщина» чуть ли не через строчку. Вы видели его келью? Всю стенку дурачок расковырял. Словно песчаный берег с ласточкиными гнездами. Как только пальцы о камень не обломал!