На пересечении (СИ) - Шерола Дикон. Страница 8
— Отец, столь…, - Арайа замялась, подбирая более тактичное слово, — сдержанная речь вызвала куда больше радости, нежели ваши прежние. Я нахожусь в смятении.
— А я нет, — усмехнулся Родон. — Они радуются, что я закончил быстрее, поэтому и рукоплещут так яростно. Ведь они снова могут продолжить веселье. Скажи мне лучше вот что, Арайа, твоя сестра случаем не упоминала о том, что ее лекарь будет присутствовать на празднике? Обычно Эристель предпочитает уединение.
Арайа скользнула взглядом по толпе и чуть нахмурилась, заметив беловолосого мужчину, который пытался избавиться от навязчивого собеседника в виде пьяного кузнеца. Тот что-то рассказывал ему о разбитом пальце на левой ноге и то и дело пытался показать его врачу, надеясь на бесплатную консультацию.
— Нет, отец, но я понимаю, почему господин лекарь не любит подобные праздники. Он похож на утопающего, которого окружили пираньи.
— Предлагаешь протянуть ему весло? — Родон откинулся на спинку кресла с таким видом, словно этот вопрос он задал самому себе и теперь размышлял над ответом. С одной стороны, выделять кого-то из горожан было неуместно и даже опасно, но, с другой стороны, Двельтонь хотел выяснить, что же заставило чужеземца появиться на празднике.
— Вы — глава семьи, поэтому вам решать, — отозвалась девочка.
Арайа еще не решила, как правильно относиться к Эристелю, но то, что он приютил у себя двуглавого Точи, не могло не поразить ее. Ей казалось, что ни один человек в этом городе не сможет ежедневно смотреть на создание, которое чуждо всему привычному и естественному. Точи был обречен на жизнь с бродячим цирком, где его выставляли на потеху зрителям наравне с дрессированной обезьяной или удавом. Этот город мог навсегда закончить его страдания, если бы не другой чужеземец, который испытал сочувствие по отношению к несчастному. Арайа не знала, как все было на самом деле, но, если судить по известной ей информации, на ум невольно приходил вопрос: быть может, Эристель куда лучше вписался бы в семью Двельтонь, нежели всеми любимый красавец Элубио Кальонь? Впрочем, перед отцом свои мысли она озвучивать не торопилась.
Тем временем Родон поманил к себе одного из стражников и велел проводить Эристеля в ложу. Охранник кивнул и решительно направился в толпу, точно пловец, преодолевающий бурное течение. Послышался недовольный ропот, но именно в этот момент объявили следующее выступление. На помост поднялись музыканты и несколько детишек, которые, едва зазвучала мелодия, принялись старательно отплясывать недавно разученный танец. Многие из них не попадали в такт или путали шаги, поэтому этим зрелищем, казалось, были очарованы только их мамаши.
Родон даже обрадовался, когда охранник наконец привел Эристеля к нему: быть может, этот вечер получится не таким скучным? Лекарь выглядел помятым и слегка настороженным, словно он испугался, зачем Двельтонь обратил на него свое внимание. Северянин поприветствовал Арайю легким поклоном, затем хотел было поприветствовать Родона, но тот заговорил первым.
— Садитесь, Эристель, — усмехнулся брюнет, жестом указывая доктору на свободное кресло. — Вы выглядели как щенок, угодивший в водоворот, и даже мое черствое сердце, привыкшее ко всему, не выдержало такого зрелища.
— Благодарю вас, — лекарь вновь поклонился и опустился в кресло. Теперь он выглядел несколько смущенным, но Родону показалось, что именно эта эмоция скорее наигранная, чем правдивая.
— Как вам праздник? — без особого интереса спросил Двельтонь, желая продолжить диалог.
— Пока не могу сказать ничего отрицательного.
— Как и положительного?
Снова смешок, и Эристель наконец встретился взглядом с серыми глазами Родона.
И, к удивлению собеседника, усмехнулся в ответ.
— Положительное пока тоже затрудняюсь назвать. Какое-то время мне казалось, что я держусь края толпы, но не успел прийти в себя, как оказался в самом центре. Далее шла борьба за выживание, и я пропустил практически все, что происходило на сцене.
— Что же вы не пропустили? — «не» Родон выделил особенно насмешливой интонацией, и даже Арайа отвлеклась от происходящего на сцене, чтобы понаблюдать за этим не самым приветливым разговором.
— Не пропустил вашего выступления, потому что в этот момент все разом соизволили замолчать. И того, что кресло, в котором я сейчас сижу, пустует. Я боюсь сделать вывод, что госпоже Найалле вновь нездоровится.
— Напротив, ей лучше.
В глазах Эристеля мелькнуло непонимание. В этот раз не такое фальшивое, как смущение, но все-таки недостаточно искреннее, чтобы поверить, что лекарь действительно обеспокоен состоянием больной. Определенно, о чем-то он уже догадывался — это читалось в его пристальном взгляде, слишком внимательном и остром для простолюдина. Однако своего вопроса Эристель вслух не озвучил, а Родон не торопился отвечать. Зато произнёс следующее:
— Однако мне крайне любопытно, почему вы, человек столь далекий от суеты, появились на празднике именно сегодня.
Эристель кротко улыбнулся:
— Утром ко мне приходил рыбак по имени Лукио. Его укусила ядовитая змея, и, находясь у меня, он вскользь обронил фразу, будто местные жители считают меня странным. Даже страшным. Как я понимаю, причиной тому в первую очередь является моя нелюдимость. Может, со стороны по мне и не видно, что я иногда вспоминаю о своей репутации, но на пользу работе мое уединение точно не идет. Если я не изменю свои привычки, в ближайшее время от моих услуг откажетесь даже вы.
А вот эти слова уже прозвучали правдиво. Родону не верилось, что Эристель мог явиться на праздник только с целью увидеться с его дочерью. Нет, будь перед ним другой человек, например, Элубио Кальонь, Родон, как и положено отцу, испытал бы негодование, что кто-то до сих пор не очарован его чадом, однако в случае с северянином испытать можно было разве что облегчение.
— На севере вас тоже считали странным? — поинтересовался он, вновь обратив взгляд к Эристелю. Тем временем на сцену поднялись четыре барда и затянули песню.
— Северян не заботят соседи, потому что все заняты тем, чтобы не замерзнуть в своих домах. Там, откуда я родом, снег не сходит даже в летние месяцы. Видимо, климат влияет на характер местных жителей, и на севере мы все по-своему нелюдимы.
— А у нас снега совершенно не бывает, — внезапно произнесла Арайа. — Я никогда не видела его и, наверное, никогда не увижу. Вы не скучаете по северу?
— Каждый данный мне день, госпожа, — губы Эристеля тронула мягкая улыбка, и девочка понимающе кивнула.
— Не скучайте слишком сильно, — небрежно бросил Родон. — Будет жаль, если столь хороший лекарь покинет наши края.
— Пока я обосновался здесь, — уклончиво ответил лекарь.
Тогда Двельтонь решил перевести тему в еще одно интересующее его русло. С минуту он молча наблюдал за происходящим на сцене, подбирая правильные слова, а затем чуть тише произнес:
— Говорят, что чернокнижник, который разрушил ваш город и убил все население соседнего, пойман.
Взгляд Эристеля резко устремился к собеседнику, словно булавка, вонзившаяся в игольницу.
— Вам известно, кто он? — голос лекаря прозвучал хрипло, словно горло пересохло или нечто сдавило его, мешая вдохнуть.
Родон мысленно усмехнулся: когда Эристель явился в город, он ни слова не упомянул о чернокнижнике, а теперь вел себя так, словно прекрасно знал о случившемся.
— Полагаете, что заезжий купец может знать какие-то имена? — Двельтонь решил пока что не говорить, что получил эти сведения от мудреца Аориана, поэтому предпочел сослаться на выдуманного торговца.
— Купцы могут наболтать что угодно, лишь бы слушатель приобрел его товар. На севере действительно ходит слух, что лавина вызвана чернокнижником, но то, что болезнь, поразившая соседний город, тоже связана с магией, кажется мне невероятным.
— Мне тоже, — согласился Родон, — в противном случае вы бы заразились, и наш нынешний диалог был бы невозможен.
«Почему ты не хочешь сказать правду, Эристель? Почему не признаешься, что тебя попросту не было в Ливирте во время эпидемии?» — думал Двельтонь, задумчиво глядя на собеседника. «Я бы понял, если бы ты тайно ездил к хорошенькой девушке, а теперь стыдишься этого и поэтому лжешь о своем местонахождении. Но нельзя же лгать так жалко, что все рассыпается в пыль от самого незначительного вопроса».