Маг-новобранец - Горбенко Людмила. Страница 34

Что-то тяжелое упало этажом выше. До Оскара донесся бестолковый шум, треск ломающейся мебели и рыдания Солли.

– Джульетта! Куда же ты? О! О-о-о! О, Мадонна миа!

Оскар втянул голову в плечи и постарался перестать дышать, шевелиться и даже потеть (на этот раз получилось уже лучше, так как никто не втыкал в живот когти). Пол под дипломатом задрожал – мимо пробежал трактирщик. Скрип выдвигаемого засова, сквозняк из наружной открытой двери – и все стихло.

То, что трактир пуст, Оскар понял не сразу. Но когда понял, чуть не запрыгал от радости – путь свободен! Ветер шевелил распахнутую дверь трактира и шуршал в связках сухой кукурузы у входа. Дипломат беззвучно поблагодарил Фортуну за спасение своей шкуры и расправил плечи. Итак: если он жив, относительно здоров (хронические болезни не в счет), почему бы не довести начатое дело до логического конца?

Найденный огрызок свечи, поднятый вверх, осветил лысые веники, прохудившиеся тазики, крючья, на которых висел нехитрый хозяйственный скарб и– о чудо! – нарисованный по трафарету декоративный бордюр на стене кладовки в виде виноградных кистей.

Уже не церемонясь, Оскар взял из свертка свечу побольше, зажег ее, пристроил свечу на полку и окинул виноградные гроздья цепким взглядом профессионального кладоискателя.

Веники долой, тряпки и стопки старых газет долой, чьи-то безразмерные штаны, похожие на корабельные паруса, туда же. Надо прощупать каждый сантиметр. Если Хендрик запрятал деньги не здесь, то их вообще нет в трактире.

Вот черт, занозу загнал! Нервно бегающие по стене пальцы Оскара дернулись от боли и… провалились в узкую горизонтальную щель меж досок, заткнутую паклей. Причем под пальцами что-то шуршало! Уже не заботясь о том, что обдирает кожу до крови, Оскар засунул руку глубже, сжал хрустящий сверток и расплылся в счастливой улыбке – есть!

Без преувеличения можно сказать, что это был один из самых приятных моментов за последние дни. Омрачило его только то, что секунду спустя кухня осветилась. На пороге с дешевой сальной свечой наперевес стояла пожилая женщина в фартуке. Сначала дипломат решил, что она плачет: гостья часто шмыгала носом и сморкалась в край фартука, но потом понял, что женщина просто простужена.

– Ты кто такой? – ахнула она, испуганно прижимая ко рту руку.– А? Откуда тут?

Решение пришло внезапно. Понимая, что сейчас женщина закричит и главное не дать ей это сделать сразу, а там уж как получится, Оскар прикрыл своим телом тайник, пьяно пошатнулся и сказал:

– Я вчер… рвчар… вчерашний я!

Подранные в битве с Малышкой руки, взлохмаченные волосы и рваный ворот куртки оказались как нельзя кстати. Женщина ему поверила.

– А тут что делаешь? Иди! Иди отсюда! – строго сказала она, отмахиваясь мокрым фартуком.

– П-п-пить хочу! – выпалил Оскар первое, что пришло в голову.

– Пить? Бедолага,– сжалилась женщина.– Погоди, я тебе налью чуток из кувшина свеженькой. Уж воды не жалко. Пей!

Под нос Оскару сунулась знакомая кружка с отбитым краешком, и шибануло таким ядреным запашком, что глаза невольно заслезились. Первый раз в жизни дипломат позавидовал чужой хвори – женщина безмятежно вдыхала пары из кувшина, хотя после отстаивания лосьон приобрел новые качества, не учуять которые было невозможно.

—Что нос воротишь? – обиделась женщина.– Брезгуешь от посудомойки? Пей или проваливай.

Оскар закрыл глаза и, стараясь не дышать, выпил.

– Благодарю! – просипел он, конвульсивно дергая рукой, зажатой в тесной щели как в тисках. Если выпустить сверток, рука выйдет как по маслу, но деньги, деньги! Ни за что!

– Еще можно? – попросил дипломат, напрягая пальцы и собирая на них новые занозы. Лицо его при этом так мученически перекосилось, что женщина поняла – не врет.

– Пей!

Оскар выпил. Вторая кружка пошла легче. Частично потому, что дипломат обнаружил – если кисть руки немного вращать, то она потихоньку выкручивается из щели. Нужно только время. Минутки две-три.

– Еще! – твердо сказал он.

– Последняя, во двор к колодцу не побегу! – предупредила посудомойка, пролив бальзам на душу застрявшего.

Эта кружка действительно оказалась последней – когда горло мучительно проталкивало в себя осадок со дна, горячая рука Оскара выскочила на волю с вожделенным трофеем. Поклонившись доброй женщине в пояс, дипломат откашлялся (от чего из его рта вылетели несколько мыльных пузырей) и поспешил проститься:

– Вы спасли меня, пани. Прощайте!

Вылетев на улицу, счастливый Оскар подставил лицо прохладному ночному ветерку и бежал до тех пор, пока не повернул за угол знакомого домика с зелеными ставнями. Под тусклым фонарем он развернул тряпицу и высыпал на ладонь свою добычу.

Кусок пирога, явно свадебного, такой сухой, что рассыпался на крошки. Девять молочных зубов. Хрустальный кулончик на простой веревочке. Красная шерстяная нитка. И никаких денег. Ни сентаво.

То ли от мыльного питья, то ли от разочарования кровь толчками приливала к щекам, и постепенно лицо буквально загорелось огнем. Оскар опустился прямо на тротуар и тихо застонал. Проклятый Хендрик все же перехитрил его – нагло присвоил заработанные дядюшкой деньги, для пущего унижения заставив его перерывать весь трактир.

Стало темнее: кто-то или что-то загородило свет фонаря. Тень, нависшая над дипломатом, показалась ему прямо-таки символическим знаком – настоящая черная полоса, что еще скажешь? Сколько же будет длиться невезение? Неделю? Месяц? До возвращения из Башни Хендрика? До самой смерти, а потом в рай?

Оскар нетерпеливо отмахнулся от тени и… попал по чьей-то мягкой и вполне живой физиономии. Оказывается, над ним наклонился припозднившийся прохожий. Плоское лицо немолодого мужчины (почти ровесник, а ни одной морщины) было наполнено искренней тревогой.

– Тебе плохо? – участливо спросил он и, встретившись взглядом с мокрыми глазами Оскара, вдруг возбужденно запричитал, коверкая слова: – О! Дологой длуг! Сунь нос в чай!

– А? – недоуменно переспросил дипломат.

– Сунь нос в чай! – широко улыбнулся шутник, щуря свои и без того узкие глазенки.– Ты все-таки плиехал? Эй! Ты меня слысись?

К счастью для прохожего, Оскар был настолько подавлен неудачными поисками денег, что на время утратил координацию. Иначе не миновать припозднившемуся горожанину расправы по всем правилам дипломатического искусства – Оскар просто убил бы его на месте, не снимая с лица вежливой улыбочки. Но в данный момент у него на это просто не было сил.

– Вот что, дорогой друг! – уныло сказал Оскар, выпуская в лицо насмешнику целую стаю мыльных пузырей.– Возьми сам свой нос и засунь себе его знаешь, куда?

– Ты не мой длуг, я уже вижу,– грустно сообщил узкоглазый незнакомец.– Но зачем хамить? Сунь-Нос-Вчай никогда не сказал бы так! Он был такой доблый, мой Сунь-Нос-Вчай!

– Э-э… – Оскар с запоздалым раскаянием открыл рот, выпустив в небо следующую порцию пузырей, но прохожий уже ушел.

Когда мрачный, как эпитафия, дипломат переступил порог дома Чайхана, светало. Полосатая кошка, подошедшая поздороваться, шарахнулась от него как от чумы – злость буквально изливалась из темных глаз дипломата. В гробовом молчании Оскар разулся и пошел по лестнице в свою комнату, спать. Однако, поймав мимоходом свое отражение в круглом зеркале, рама которого была любовно обклеена кусочками цветной фольги, он вздрогнул и подошел ближе.

Вот это он ? Он вот это ?

Неудивительно, что бедолага прохожий обознался. Оказывается, за какие-то пару дней волосы успели заметно посеребриться, а желтое одутловатое лицо с глазами-щелками никак не могло принадлежать не только дипломату, но даже второсортному уличному циркачу. Типичная рожа какого-нибудь местного эмигранта Сунь-Нос-Вчая из дальнего квартала. Или Дай-Вглаз-Сразу. Или Мой-Уши-Смылом. Или, что наиболее вероятно, Сыпь-Соль-Врану…

Занавеска дрогнула, и оттуда высунулась любопытная мордашка Лейлы.

– Дядя,– промурлыкала она.– Вы ходили гулять? Так поздно?