Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник (СИ) - Холод Корин. Страница 4

— Пока что вы должны максимально адаптироваться к этой Грани и к роли Агентства в нём. Для этого вы пройдёте три круга обучения. Первый — в отделе аналитики и информации. Там вы сможете понять, чем живёт эта реальность и как функционирует в оной Агентство. Затем — Третий отдел, «бархатное вмешательство». Там вы поймёте основные принципы мягкого воздействия на мир. После — Второй отдел, «силовое воздействие». Ваши возможности в данный момент представляют собою бледную копию того, чем вы владели раньше. Мы обучим вас — если в данном случае подходит термин «обучить» — тому, как использовать ваши ограниченные способности максимально эффективно в рамках сложившейся ситуации на этой Грани.

— Что дальше?

— Дальнейшая ваша судьба будет зависеть от ваших действий. И вашего усердия.

— Хорошо.

— Ещё одно. Мне известно ваше прежнее имя, но учитывая, что вы будете начинать с самого начала, мне не хотелось бы вызывать излишней… ажитации среди сотрудников.

— И?

— Уточните, какое имя можно назвать в официальных документах. Имя, которое устроило бы обе стороны. Пока что.

Небольшая пауза. Наверное, если бы женщина могла, она улыбнулась бы в этот момент. Наверное…

— Нуарейн. Меня будут звать… Нуарейн.

Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Внутреннее кладбище Агентства «Альтаир».

По всем правилам и прогнозам, погода должна была быть дождливой и серой. Должна была, но не стала. Воин вышел утром во двор, под мелкую питерскую морось, покрутил носом, выругался последними словами и направился к Жрице. Каким и о чём был разговор двух глав отделов, так никто и не узнал: демон приказным тоном послал старших аналитиков в одном из самых известных направлений и на полчаса заперся с коллегой в её кабинете. Конечным же результатом этой беседы явилось, во-первых, то, что Жрица передвигалась, как выразился Гаури, «по лёгкой алкалоиде», а во-вторых — ясное небо, яркое солнце и тёплый ветерок.

— Наверное, надо что-то сказать, — проговорил Воин, когда все, кто мог и хотел, собрались возле могилы с простым надгробием: «Витольд Коваль». — И, наверное, я скажу первый. Здесь и сейчас нам очень хочется искать виноватых. Хочется найти того, кто в ответе за произошедшее. — Стоявшая чуть поодаль Тень при этих словах отвела взгляд в сторону. Воин помедлил секунду и продолжил: — Кому-то хочется взять эту вину на себя. Кому-то — переложить её на чужие плечи. Но факт, каким бы он ни был жестоким, в том, что виноват только один. Тот, кто направил руку, убившую нашего друга. Или, если быть совсем точным, — челюсти. Всё остальное — наше желание избавиться от боли, направить её хоть в какое-то русло, запереть в берегах осмысленности. Не позволяйте своей боли туманить ваши глаза, друзья мои. Как не позволял Витольд, а он, поверьте, знал толк в этой дряни. Вечная память тебе, оборотень. И доброго посмертия.

Воин коротко поклонился в сторону гроба, отошёл от могилы и крепко обнял за плечи Риву, тихо ронявшую слезинки в траву. Следующим вперёд вышел Палач.

— Я был его куратором, — просто произнёс он. — Не буду врать, что он был лучшим, с кем мне пришлось работать. В ученики бы я его точно не взял.

На лицах собравшихся появилось несколько не вполне подходящих моменту улыбок: об ученичестве у Палача ходили легенды, и они разменяли не одну сотню лет. Рива утёрла глаза и вскинула голову. Она уже видела, как в Агентстве провожают в последний путь. Чистой боли и скорби на этих проводах места не было.

— Так вот, — продолжил глава Третьего отдела. — Это был один из самых сильных, чутких, упрямых, дремучих и диких сотрудников, каких я знал. И наедине он периодически выражался таким густым армейским языком, что не по себе становилось даже мне. — В малогабаритной толпе послышался одинокий смешок, и Воин одобрительно кивнул. — В общем, он был потрясающим человеком и перспективным оперативником, но это просто слова, которые надо произнести. Каждый из нас оставит его в себе таким, каким он был для него лично, и этим мы, если захотим, поделимся позже. А пока — славного посмертия тебе, одиночка. Мы запомним тебя.

Палач освободил место, и шаг вперёд сделал Гаури.

— Однако хороший товарищ был. Сети его на том берегу будут полны рыбы, и не переведётся в его доме китовый и тюлений жир. Вот, — он подошёл к гробу и осторожно положил в него широкий костяной кинжал, — прости, копья не припас. Но будет с чем охотиться. Попутного ветра.

Он отступил к прочим участникам церемонии, бормоча что-то на родном наречии. К гробу подошёл Александр Евгениевич Светлов.

— Я знал его так же хорошо, как и любого из вас, дамы и господа, — в полной тишине произнёс он. — К моему величайшему сожалению, сейчас я исполняю роль того сухаря, что может произнести над могилой лишь официальную речь. Возможно, позднее… Тем не менее. Витольд Коваль был достойным сотрудником, прекрасным человеком и смелым волком. Я, как голос Его Высочества и Агентства, заявляю, что именем Витольда нарекается международный благотворительный фонд, официально заявленный как фонд помощи сиротам; по факту же, собранные средства будут использованы для помощи несовершеннолетним оборотням-одиночкам и, в целом, одиночкам, не пожелавшим присоединиться к Агентству или диаспоре оборотней. Такова будет память о том, кто покидает нас. Доброго посмертия, Витольд. Я был рад знакомству и работе с тобой.

— Шестьсот пятьдесят четыре, — вполголоса произнесла Мэрионн, когда Светлов отошёл от могилы. Тень закусила губу и крепко обхватила себя за плечи руками, хмуря брови. Вперёд шагнул кто-то из оперативного состава, а Жрица, стоявшая рядом с Воином, наклонилась к уху демона и тихо произнесла:

— Зря выступал первым. Теперь начнутся заунывные речи.

— Не волнуйся, — так же тихо ответил глава Второго отдела, наблюдая, как вперёд протискивается массивная рыжеволосая фигура. — Сейчас их расшевелят. Рива, будешь говорить?

— Так, как надо, я не смогу, — негромко сказала девушка, — а как не надо — и другие скажут. Я лучше потом к нему зайду.

— Тогда смотри, как надо нормально произносить речь над гробом. Палач однозначно не справился.

Сразу после этих слов, оттерев в сторону тех, кому не повезло оказаться на пути, к могиле выдвинулся единственный не-сотрудник Агентства, которому позволили присутствовать на похоронах, — Яр.

— Сейчас начнётся, — пробормотал Воин.

— Короче, — с места в карьер начал Рыжий Волк, — этот волосатый мерзавец попортил крови не только вам, но и моему клану. Палач сказал «упрямый», я скажу — «упёртый, как стадо баранов». — Настроившиеся было на скорбь собравшиеся воспряли духом и с готовностью захихикали. — Особой, стенобитной породы. Этому щенку трижды три раза предлагали войти в диаспору, но он раз за разом слал нас туда, куда солнце не светит, и в прочие неудобосказуемые при дамах места. Это не упоминая дважды разбитой физиономии Власа и моего расшатанного клыка. Правого… Верхнего, — с непередаваемой задумчивой гримасой добавил он. Рива улыбнулась, и Воин снова кивнул. — Витольд был знатным бойцом, отличным мужиком — волчицы моего клана подтвердят — и погиб, как подобает настоящему оборотню, в бою. А посему, жалейки оставим на потом, а сейчас давайте закопаем уже его — устал, небось, лежать, — и к столу, а то медовуха стынет. Удачи тебе, одиночка, покажи им там, как надо жить в посмертии.

Яр вопросительно посмотрел на Палача, дождался кивка, захлопнул гроб и с нечеловеческой лёгкостью переправил его в могилу голыми руками. Выпрямился, зачерпнул горсть земли, широким жестом швырнул на крышку и как ледокол тронулся сквозь толпу туда, где на свежем воздухе были расставлены столы и скамьи для тризны. Его примеру последовали и остальные собравшиеся.

Тризна, в отличие от поминок, предполагала отнюдь не скорбь и плач по ушедшему — это всё осталось до похорон. Рыжий Волк громогласно объявил, что, мол, «пусть те, кто его там встречает, охренеют от того, как мы его здесь провожаем». Первые полчаса всё шло довольно уныло, но потом сотрудники налили себе по третьему бокалу, и началось то, ради чего всё, собственно, затевалось.