Пламя и пепел (СИ) - Ружинская Марина "Mockingbird0406". Страница 24

Но теперь рядом с ней была та, кто была способна утешить её, помочь забыть об этом, когда становилось совсем невыносимо. До сих пор не верилось, что это была Ильзе Штакельберг. Помимо этого, герцогиня не забывала о долге, о родине, о своей семье, помнящей её как героиню. Впрочем, какая из Генрики героиня, если всё это время она просто убивала?

Все небольшие сражения, стычки, случавшиеся на протяжении осады, были похожи одна на другую. Если раньше Генрика отчётливо помнила каждый бой и чуть ли не всех своих жертв в лицо, теперь всё это слилось в единую яркую размытую картину. Герцогиня легко забывалась на поле битвы, совесть едва ли терзала её в эти моменты. Она убивала без разбора, никак уже не реагируя на ужас и недоумение в глазах умирающих врагов. Кто-то смотрел на неё с нескрываемой ненавистью, будто бы желая самой мучительной смерти, но Генрику это не страшило. Это не вызывало ненависти или отвращение, не заставляло дрогнуть и отступить, это просто принималось как должное — слишком много таких взглядов герцогиня видела за эту войну. Её руки больше не дрожали, сжимая окровавленный меч. Как когда-то отнимали боль, теперь эти руки отнимали жизнь. Удары меча стали точнее, увереннее, резче.

Генрика ни разу за всю войну не молилась Криггеррии, но, надо думать, богиня была и без того была милостива к ней.

Фридрих, видя на доспехах герцогини столько вражеской крови, иной раз очень сильно ошеломлялся. И, отмывая их, испуганным взглядом смотрел на то, как вода становится алой. Больше всего его пугало отсутствие страха в лице Генрики. Всякий раз, когда он встревоженно, не в силах произнести ни слова, поднимал на неё взгляд, она просто устало улыбалась ему. Сражения по-прежнему отнимали много сил… И были, кажется, полностью безрезультатны, так как Мурасаки упрямо не сдавались. Леди Штакельберг это раздражало, а в Генрике вызывало какое-то странное чувство гордости — она имеет честь сражаться с таким сильным, непоколебимым, безрассудным народом, который готов месяцами держать осаду во имя своей леди, во имя своей королевы. Но они сломятся — герцогиня ведь поклялась в этом.

В один день несколько человек, воспользовавшись тем, что стража уснула, ночью вышли за пределы замка, хотели своровать у военных какие-то припасы. Но воительница, кажется, сестра герцогини Рихтер, находившаяся рядом, вовремя прирезала их, не дав даже глазом моргнуть. Это были подростки четырнадцати-пятнадцати лет, девушка и юноша. У кого-то из них был самодельный клинок, который воительница даже не стала забирать себе — настолько он был простой и почти бесполезный. Когда Кирстен Рихтер полоснула своим кинжалом по горлу девушки, парень было вскрикнул, но она повалила его на землю, закрыв рот рукой. Герцогиня вонзила кинжал точно в шею, и ламахонец умер на месте, не предприняв даже попытки вырваться.

Генрика случайно стала свидетельницей этой сцены. Она плохо знала Рихтеров, и Кирстен в особенности. Она, как и её сестра Ульрика, была высокой, подтянутой и темноволосой, но, в отличие от неё, Кирстен была куда более манёвренной и активной на поле битвы. Сражения давались ей с небывалой лёгкостью, а техника боя напоминала быстрый и страстный танец. Но нельзя было сказать, что Кирстен любила убивать. Она производила впечатление лёгкой, даже чувствительной натуры, которая любила проводить вечера в одиночестве, сидя у костра с лютней. Ульрика была другой — в битве она вела себя холодно, убивала с равнодушием, и вечера тратила на затачивание меча, выпивку, беседы с кем-либо или просто сон. Она тоже умела играть на лютне, но значительно хуже, чем сестра. Ульрика любила деньги и красиво одеваться, и хотя Генрика ни разу не видела её в парадных доспехах, герцогиня Рихтер заботилась и о надлежащем виде своих повседневных. Судя по всему, они были сделаны каким-то искусным мастером, которому дорого заплатили. Генрика не понимала этой любви к роскоши, ей было достаточно того, что сражаться удобно.

И вот уже стоял апрель, а замок всё равно продолжал обороняться. Ильзе, редко появлявшаяся на полях сражений, рвала и метала в своём шатре, получая известия о том, что Мурасаки не собирается сдавать замок. Она была готова любимым способом проникнуть в крепость и лично выцарапать глаза Джуничи, клялась, что он умрёт мучительной смерти.

Генрика видела Джуничи Мурасаки всего пару раз в жизни ещё до войны на каких-то парадах. Он не был красавцем по эллибийским меркам и на выдающегося правителя или воина не походил. Джуничи постоянно носил традиционные одежды чёрного геральдического света, а длинные чёрные волосы собирал в пучок на затылке. Черты лица его немногим отличались от черт других ламахонцев: желтоватая кожа, узкие карие глаза, впалые щёки. Кроме того, он постоянно сутулился, был низким и болезненно худым. Казалось, такой не мог бы держать осаду так долго. Но герцогиня ошибалась: пока что в выигрыше был Мурасаки.

Джуничи не знал, что из Ротшварца вот-вот поступит подкрепление. Возможно, даже не предполагал, что подготовка к штурму уже почти закончилась, пусть эрхонцы слегка ослабили осаду. Генрика поклялась, что сделает всё возможное, лишь бы враг сдался, и ещё один важный замок оказался под контролем Ильзе. И если нарушит клятву — умрёт мучительно, как умирали лишь ветианцы в Мёллендорфе. Вот только уже шёл май, и никаких изменений не было.

Подкрепление прибыло на рассвете, когда лагерь только начинал пробуждаться после холодной и длинной ночи. Генрика встретила его вместе с Вацлавой — они вместе ожидали его аж с середины ночи, ещё тогда поступило известие, что войска прибудут с минуты на минуту. Как только на горизонте показался стяг Штакельбергов, герцогиня заулыбалась, радостно, счастливо, словно они уже победили, и перевела полный уверенности взгляд на Склодовскую. Та тоже улыбнулась ей с некоторым напутствием и свойственной ей холодностью. Вацлава была опытной воительницей и, надо думать, поможет Генрике хорошо организовать армию.

Теперь Мурасаки лежал у их ног. Оставалось самое сложное — взять его.

Комментарий к Глава 6

Больше алкашей богу алкашей, то есть, Генриху)))

Я знаю, шо осада описана хуёво, ех(

========== Глава 7 ==========

Он стоял у окна одной из самых дальних и высоких башен и смотрел, как враг постепенно разрушает его владения. Где-то у подножия города у замка полыхал огонь, тяжёлые булыжники постепенно разрушали укрепление, но народ не сдавался. Несмотря на голод, жажду, отравления и большое количество жертв. Несмотря на то, что осада длилась уже полгода безрезультатно для обеих сторон…

Джуничи устало вздохнул. Остатки гарнизона всё ещё сдерживали натиск, хотя оставалось не более двухсот человек. Подкрепление из соседних феодов не поступало уже второй месяц, что поначалу вовсе не смущало герцога. В конце концов, в этой войне страдает не он один, великое множество городов, деревень и замков было разрушено и разграблено.

Мурасаки чуть ли не сразу узнали о том, что эрхонцы вторглись на территорию Ламахона, и первое время их замок был защищён от любых вторжений. Им однажды удалось отбить атаку, но во второй раз отряд не выдержал, и замок оказался в осаде.

Мурасаки покачал головой. Ранее на помощь приходили небольшие отряды Джоши, но теперь, когда их, кажется, захватили люди Ильзе, рассчитывать на какую-то помощь было бессмысленно. Людей из Мин тоже было ждать бесполезно, что уж говорить о более северных и дальних феодах. Джуничи усмехнулся. Знают ли они вообще о войне? Думать об этом сейчас было слишком поздно. Если эрхонцы готовят штурм, замку однозначно конец. Как бы сильно ламахонцы не хотели пережить эту осаду, это, похоже, не удастся им в этот раз.

Последний раз взглянув на дымящуюся башню, Джуничи отошёл от окна и сел за стол, устало взглянув на лист пергамента. Может быть, имело смысл обратиться к королеве, но делать этого не хотелось. На севере и так междоусобная война, а на юге… Они должны справиться сами. А королеву и её семью стоит тревожить лишь в случае крайней необходимости. Ламахон ещё пока держался. Падёт Мурасаки — не велика беда, у Мин людей много. И, может быть, северяне забудут свои распри и сплотятся против общего врага.