Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Горбунов Евгений Александрович. Страница 60

В начале 1930-х Сеульская резидентура получила от одного из своих источников, служившего в жандармерии, доклад японского военного атташе в Москве о состоянии Красной Армии. По этому докладу при тщательном анализе можно было примерно установить источники получения этих данных. Можно привести и еще один пример. В начале 1930-х сотрудникам Харбинской резидентуры удалось завербовать сотрудника японской жандармерии, который поставлял ценнейшую документацию. Для сохранения этого источника и надежной связи с ним была создана специальная нелегальная резидентура, которая обеспечивала бесперебойный контакт с этим источником. В то время этим резидентом был чекист О. Х. Герман, имевший надежный американский паспорт. «Крышей» для него была закупочная меховая фирма, поставлявшая меха в Париж. Так что нельзя было пренебрегать возможностью внедрения нашей агентуры в органы жандармерии и полиции и на континенте, и в самой Японии. Конечно, при осуществлении таких вербовок требовалась особая настороженность, учитывая возможность провокаций со стороны японцев. Вот здесь и мог пригодиться контрразведывательный опыт сотрудника резидентуры.

После инструктажа и соответствующей разведывательной подготовки оформление и получение документов в Наркоминделе. И транссибирский экспресс уносит нового третьего секретаря советского посольства в Японии Б. А. Гинце, на эту фамилию были оформлены документы Гудзю, во Владивосток. Оттуда несколько дней пароходом до Токио. В этом же экспрессе ехал и новый переводчик посольства Косахов – на эту фамилию были оформлены документы Косухину.

Предполагалось, что после передачи дел Шебеко должен будет сразу же вернуться в Москву. Однако после ознакомления с ситуацией на месте с согласия Шебеко был поставлен вопрос перед ИНО о временной отсрочке отъезда Шебеко в Москву с тем, чтобы он некоторое время поработал помощником резидента. Это имело тот смысл, чтобы не демаскировать связь между отъездом второго секретаря сразу же после прибытия третьего. Внешне это могло выглядеть как замена одного другим, что было нежелательно, поскольку было известно, что должность 2-го секретаря в некоторых случаях считается связанной с особыми функциями. В токийской жандармерии об этом наверняка знали. Поэтому по обстановке было разумнее прибытие 3-го секретаря не связывать тут же с отбытием 2-го секретаря посольства.

Кроме того, требовалось время и уверенность в целесообразности личной встречи нового резидента с источником «Кротов». Предварительно нужно было самым тщательным образом ознакомиться с историей его вербовки во всех деталях, опросить посредников, через которых уже более года поддерживалась связь с «Кротовым», проанализировать переданный им материал с точки зрения возможной дезинформации (в Москве возникали такие сомнения). Таким образом, оставление Шебеко в Токио позволило поставить на связь с источником именно его, после чего, в случае положительных оценок всех данных, перейти к личной встрече нового резидента с этим источником. Центр согласился с этой аргументацией, и совместная работа с Шебеко быстро стала налаживаться. Без всяких помех они проработали в связке все два года пребывания Гудзя в Токио.

«Кротов», он же «Красавец», он же «Кот», он же «Костя», он же..? Далее можно поставить трафаретную фразу из официальной истории внешней разведки: «По понятным причинам настоящая фамилия источника и сейчас не может быть раскрыта». Сказано это было в 1996 году, и автору тоже придется ограничиваться только псевдонимами. Кстати, это относится и ко всем остальным японским источникам Токийской и Сеульской резидентур. Только псевдонимы, и ни одной подлинной фамилии. Так что сенсаций не будет. Автор свято соблюдает неписаный закон разведки: если источник не расшифрован контрразведкой противника, то подлинная фамилия источника никогда не разглашается.

«Кротов» был в то время единственным агентом, или источником, Токийской резидентуры. И он же оказался единственным агентом резидентуры, которому был посвящен очерк в официальной истории Службы внешней разведки – том второй, очерк «Военные планы Японии». Неудивительно, что разведывательная работа этого японца оценивалась в Москве очень высоко и в середине 1930-х, и в середине 1990-х, когда писалась официальная история внешней разведки.

На самом северном японском острове Хакодате имелось советское консульство. В этом учреждении работал резидент ИНО Полпредства ОГПУ по Дальневосточному краю Пичугин – «Аркадий». По договоренности с ИНО Центра этот остров входил в сферу деятельности местного ИНО, которое имело на острове и своего резидента, и свою агентуру. «Кротов» был рядовым сотрудником военной жандармерии и служил в подразделении, которое вело наблюдение за советским консульством и осуществляло его охрану. Часто посещал консульство, вел беседы с сотрудниками охраны. Основная тема бесед – угроза консульству. Сотрудники, и в первую очередь «Аркадий», интересовались, кто им может угрожать, какие экстремистские группы и организации существуют на острове, знает ли их полиция и какие меры для безопасности консульства предусматриваются.

Затем сотрудники консульства обратились к нему с просьбой подробно информировать их о тех фашистских организациях, от которых можно ожидать агрессивных акций, а также ознакомить их с профилактическими мерами в отношении этих экстремистов. Потом сотрудники поинтересовались, как разделяются функции в охране консульства между жандармерией и полицией. Попутно удалось узнать у него структуру охранных органов и их более широкие и многообразные функции. Удалось получить от него и личные характеристики чинов жандармерии. За каждую информацию следовало вознаграждение, и деньги делали свое дело. Наконец попросили у жандарма принести для ознакомления сводку по экстремистским организациям, за которыми они вели наблюдение. За этот документ плата была повышена. Затем выяснилось, что он кроме функций охраны должен следить за поведением сотрудников консульства. У него попросили и за вознаграждение получили сводку по наблюдению за сотрудниками консульства… Когда материалов, полученных от «Кротова», накопилось достаточно, он и был завербован резидентом ИНО.

Но вскоре «Кротов» был переведен в Токийское жандармское управление. Он не возражал, чтобы и в Токио давать кое-какую информацию, и был передан на связь токийской резидентуре ИНО. Так у резидента Шебеко появился первый и пока единственный агент. Но так как он на новой должности уже не мог посещать посольство, то пришлось организовывать и проводить с ним встречи в конспиративных условиях.

Современные разведчики, а тем более резиденты, получают академическую подготовку. К их услугам Военно-дипломатическая академия ГРУ или Академия внешней разведки с пятилетним сроком обучения. Свободное владение языком будущей страны пребывания. Солидная стажировка и только потом их выпускают в свободное плавание под присмотром опытных наставников. Для нашего времени была бы немыслимой менее солидная подготовка. Но в 1930-х годах ничего этого не было. Не было академий с опытным преподавательским составом, не было свободного владения каким-либо иностранным языком, почти никогда не было, за редким исключением, и опытных наставников. Разведчика кидали в воду – плыви как хочешь, может быть, выплывешь, а может быть, пойдешь ко дну. Разведчики и резиденты того далекого времени учились на собственном опыте, иногда расплачиваясь жизнью за свои ошибки. И об этом не мешало бы помнить современным читателям и не удивляться некоторой примитивности, по теперешним понятиям, в действиях токийской резидентуры в те далекие годы.

Новый резидент должен был сам во всем разобраться на месте и представить в Центр свои соображения, не ограничивая при этом попытки к развертыванию разведывательной работы. Но оказалось, что его помощники-японисты были настолько слабы в языковом отношении, что ему приходилось прибегать к помощи не состоявших в резидентуре японистов, занятых на другой работе, а это создавало дополнительные трудности потому, что не к каждому опытному японисту он мог обратиться. Конспирация в разведывательной работе соблюдалась строго и в те далекие времена. Использовать подлинных знатоков языка, имеется в виду не разговорный, а письменный язык, таких как бывший резидент «Павел» и языковый секретарь посла М. Андреев, было трудно. Они работали с послом и были им до предела загружены по служебной и дипломатической работе. Кроме того, по воспоминаниям Гудзя, посол ревниво следил за тем, чтобы его непосредственные дипломатические сотрудники не были связаны с резидентурой ИНО. Посол категорически не допускал какого-либо совмещения в работе дипломатических сотрудников с работой резидентуры. Он считал, что хватит двух секретарей посольства (2-й и 3-й), которые были сотрудниками резидентуры и только числились дипломатами. Таким образом, языковая проблема была весьма сложной и сказывалась на замедлении темпа работы, особенно в переводах полученной от японского источника документации.