Марина. Хорошо ли ты меня знаешь (СИ) - "Ореанна". Страница 35

— Отложи.

— Я не хочу, чтоб ты меня отговорил.

— Ты вернешься?

— Да, когда-нибудь. Конечно.

— Ронни уже едет, его-то хоть подожди.

— Если успеет. Скоро посадка… Ричард…

— Да?

— Прости, что не сказала сразу.

— Хорошо. Позвони оттуда.

— Обязательно.

Ронни вбежал в зал почти перед концом посадки. Запыхавшийся, счастливый. Обоим было нечего сказать. Они постояли минуту, повторяя друг другу обычные глупости, которые говорят взрослые брат с сестрой при расставании. Во всяком случае, Ронни был рад за нее и не пытался отговаривать. Разве сам он не собирался сделать то же?

Но вот уже пора — она прошла на посадку.

Место в хвосте у окна.

Задумчиво разглядывая облака, Эмма думала, что будет делать дальше. В Киеве ее никто не ждал. Ни работы, ни… — неизвестно, как отреагирует Дима. Его она тоже не предупредила

Но двадцать пять — слишком рано, чтоб уметь оставлять пути к отступлению.

Киев, 2006.

Самолет сделал полукруг над городом — внизу блеснула сеть озер. Словно приземляешься на болото. Не так волнующе, как воды вокруг аэропорта Консай или Бостона, не так таинственно, как нырять в зелень маленьких европейских аэропортов, не так велик, как Хитроу и люден как Лондон-Сити. Он всегда производил на Эмму впечатление чего-то маленького, почти домашнего.

Короткий контроль. Выбравшись во дворик, она села в большой автобус у входа. Знакомый маршрут, она уже приезжала сюда. Только в прошлый раз это была зима, и деревья вдоль дороги стояли серые и голые, небо было низким, мосты нависали над игрушечным лесом, и яркие объявления кидались в глаза пронзительным контрастом. Теперь же вокруг буянила зелень.

Путь показался короче, чем раньше. У въезда в город привычно уже мелькнуло озеро. Свежеотремонтированные дороги блестели темнотой покрытия и яркостью красок. Но дальше дорога привычно же испортилась, став тряской и серой.

На вокзале автобус вытряхнул пассажиров. Отсюда она взяла такси. Это заняло еще около часа. Дорога от вокзала требовала не меньше времени, чем дорога к вокзалу от аэропорта. Это всегда удивляло: разросшийся город подминал под себя людей, навязывая им неестественные ритмы. Но вот закончился и этот путь. Эмма устала, чувствовала себя грязной и проголодалась. Хорошо, что, наконец, дома.

Она выбралась из машины, назвала номер квартиры настороженной бабульке у входа, поднялась и открыла дверь своим ключом.

Димы дома не было. В квартире, как обычно, кавардак. Позвонить ему Эмма не решилась. Не для того, чтоб устроить сюрприз — сюрпризы она сама ненавидела — а из простой трусости. Вот скоро он вернется, тогда и поговорим. А пока она с наслаждением смыла пот под струями душа, выпила кофе, пролистала книги на непонятном языке и забралась на диван. Ждать. Скоро он придет.

День постепенно перерос в сумерки, сумерки — в вечер, а вечер стал сползать в ночь. Уставшая от волнений последних дней, Эмма спала. Димы не было. За окном зажигались и гасли огни, в доме было тихо.

Было уже около полуночи, когда открылась дверь, и в комнату зашел человек. Свет из прихожей падал на пол через полуотворенные двери комнаты, но Эмму он не разбудил. Не разбудили ее и негромкие удивленные возгласы и движения по дому. И только когда в комнате загорелся свет, и чужое лицо склонилось над ней, она проснулась.

Лицо было женским. Более того — возмутительно молодым и симпатичным.

Изящная девушка с точеными чертами лица и двумя черными косичками удивленно смотрела на Эмму.

— Ты кто? — Спросила она.

Слова Эмма поняла, но взбудораженная неожиданностью, лихорадочно пыталась понять происходящее. Кто это? Неужели Дима… но ведь чего ожидать, если двое живут в разных странах! Дима обещал, конечно, но она сама всегда отшучивалась. Мол, ты мужчина, конечно, у тебя будут другие девушки. И вот оно, наглядное доказательство измены! Да и разве это измена? Она сама ничего не обещала, сама избегала определенности, вот и доигралась! Хоть бы догадалась позвонить заранее!

Чувствуя себя полной дурой, Эмма вскочила с постели, натянула свитер и начала упаковываться. Только бы не заплакать. Только не плакать!

— Я сейчас уйду. — Сказала она по-английски. Конечно, та не поймет, но собираться совсем уж в тишине было как-то… жалко.

Девушка вдруг заулыбалась и что-то защебетала. Потом, спохватившись, перешла на английский.

— Так ты Эмма!

— Да…

— А я Лера. Димкина сестра. Двоюродная.

— Сестра? — Недоуменно хлопая глазами, повторила Эмма. Ах да, ведь у него же есть сестра, он говорил. Кузина!

— Ну да, конечно! А ты к Диме приехала?

— Да.

— Насовсем?

— Насовсем.

— Вот здорово! А Дима здесь не живет!

— Почему? А где он живет?

В ответ девушка что-то защебетала, быстро, как пулеметная очередь, путая слова и глотая окончания, перемежая свой варварский английский с чем-то еще.

— Извини меня?

— За что? Ах да, повторить? Сейчас.

Явно наслаждаясь полученным вниманием аудитории, девушка приняла картинную позу и приступила к рассказу:

— Так вот. Дима поменял работу…

— Да, он говорил…

— Говорил? — Девушка явно огорчилась неудавшемуся эффекту.

— Да, в школе.

— Ну, то такая школа, — скривилась Лера.

— А что?

— Это интернат для сложных подростков.

— И что?

— Как что! Ужас, правда? С его-то данными!

— Это хорошая работа. — Уверенно проговорила Эмма, все еще не понимая пафоса Лериной речи.

— У нас это не считается хорошей работой.

— Почему?

— Зарплата маленькая, никто тебя не уважает, престижа никакого… — кинулась перечислять Лера.

— Вот глупости! Плохая работа — это бандит. Наркоторговец. Плохой политик, плохой врач, убивающий людей — вот плохая работа. А работать учителем — хорошо.

— Но он не учитель!

— А кто?

— Физрук!

— Что это такое?

— Ну, тоже учитель, только физкультуры… спортивный учитель.

— А когда… то есть — а где он сейчас живет?

— Да там же, в школе.

— Почему?

— Ночная смена. Он там еще и воспитатель. И завхоз, и этот… чинитель.

— Чинитель?

— Он им все чинит. И с компьютерами возится. В общем, он решил там и жить пока, а сюда выбирается в свободные дни.

Наконец прояснилось.

Значит, сюда он не придет, и завтра тоже. Надо было позвонить. Эмма потянулась было к телефону, но спохватилась, что уже слишком поздно. Ладно, завтра.

— Лера, ты могла бы сделать для меня одну вещь? — Попросила она.

— Да, а что?

— Мне нужен адрес.

— Да я сама тебя провожу.

— Нет, не надо. Я сама.

— Ты что! Я ни за что не пропущу такое, такое… такую встречу!

Похоже, от девочки так легко не отделаешься. Эмма поморщилась. Меньше всего ей сейчас нужны были свидетели позорного изгнания, с другой стороны, Лера казалась дружелюбной, а союзники ей тоже не повредят.

— Сколько тебе лет, Лера?

— Восемнадцать, а что?

— Ты где-то учишься?

— Да, в институте.

— А родители разрешают тебе жить одной?

Лера помрачнела.

— Вообще-то не очень. Но мы им не говорили. Но ты же не скажешь?

— Я никому не скажу, — стараясь сохранить серьезность, ответила Эмма.

Эх, где ее восемнадцать лет с их мгновенной сменой настроений!

Где-то ближе к утру, проболтав полночи о своем, о девичьем, Эмма решила, что эта новая сестра — презабавное приобретение.

Утром девушки поднялись позже, чем планировали — сказывалась бессонная ночь и длинный перелет.

Влюбленным полагается стремительно мчаться к объекту любви, терять аппетит и речь в предожидании встречи. Но Эмма с удовольствием позавтракала, долго выбирала подходящий наряд — это не должно быть ни что-то вызывающее, ни затрапезное. Он может подумать, что… что же он может вообразить, если заявиться в этом голубом платье? Вот глупость, будто на прием. А этот бежевый костюм — словно дама лондонского Сити снизошла до рабочего. Но, если надеть что-то затрапезное, другого случая встретиться может и не быть. Он запомнит ее в том, в чем увидит…