Ян Берзин — командарм ГРУ - Горчаков Овидий Карлович. Страница 13

Мы верим, что память о Вас не изгладится и что Вы на своем новом посту останетесь и впредь нашим старшим, искренно уважаемым товарищем.

В знак признательности и уважения к Вам преподносим наш общий подарок — портсигар».

Несколько странно звучала по тем временам фраза о «гуманизме» товарища Берзина. Он и впрямь славился редкой душевностью, скрупулезной осмотрительностью в разборе всякого дела, уважением к людям; но все это сочеталось у него с полной безжалостностью к настоящему и неисправимому классовому врагу. Но Берзин никогда не допускал ни малейших нарушений революционной законности и гневно осуждал такие случаи.

Берзин высоко ценил и любил Феликса Эдмундовича Дзержинского — кристально чистого рыцаря революции — и с самого начала сознательно подражал тому, по чьей рекомендации возглавил военную разведку. Уважал он председателя ВЧК безмерно, на Дзержинского равнялся в борьбе с Троцким, с ним держал постоянно совет. Неоценимые плоды давало такое деловое, товарищеское сотрудничество. Множество раз приходил ему на выручку Дзержинский, подбрасывал идеи, решал, казалось бы, неразрешимые головоломки, исподволь приучая понравившегося ему боевика-латыша делать большое дело без посторонней помощи.

Как военачальник, Старик рос вместе с Красной Армией, с ее штабом, со всей страной, семимильными шагами отмеривая пройденный путь. Все чаще привлекали его для выступлений от MК и МГК на фабриках и заводах. Немногие слушатели знали, конечно, чем занимался этот красный командир, присланный горкомом, какие документы и радиограммы по специальной линии подписывает он служебным псевдонимом Старик.

В день десятилетия РККА, 23 февраля 1928 года, Берзин Ян Карлович был награжден орденом Красного Знамени. В тот день во всех уголках шестой части света славили родную армию, пели песни в ее честь: «Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!» И почти никто, разумеется, не знал, кто шел тогда в головном дозоре армии...

ЛЮДИ МОЛЧАЛИВОГО ПОДВИГА

Так называл Берзин направляемых за кордон собранного, сосредоточенного Рихарда Зорге, умело скрывавшего волнение Маневича, экспансивного, отважного болгарина Ивана Винарова...

Год за годом нескончаемой чередой проходили через его кабинет никому не известные, самоотверженные, до конца преданные делу партии и Родине люди, рыцари без страха и упрека.

Они уходили за кордон, как ныне улетают в таинственный, полный неизведанных опасностей космос первооткрыватели Вселенной. И Старик ночей не спал, пока на стол его не ложилась долгожданная радиограмма. Лиха беда начало! А сколько еще бед подстерегало смельчаков, которые, оставив дома имя и биографию, ушли навстречу смертельным опасностям.

Неуловимые, неустрашимые наши разведчики бросали дерзновенный вызов всесильному, казалось бы, военно-полицейскому аппарату враждебного государства, храбро вступали в неравный бой, свято веря, что и один в поле воин.

У этих бойцов невидимого фронта не было и не могло быть ничего общего ни с агентами ЦРУ или Интеллидженс Сервис, ни тем более с «героями» Флеминга.

Кто такой советский военный разведчик? Прежде всего, это советский человек, патриот и интернационалист, выполняющий ответственное задание во имя идеалов мира и прогресса. Его мораль всецело подчинена интересам рабочего класса, интересам социализма.

Берзин глубоко уважал и любил своих лучших помощников. Можно сказать, преклонялся перед ними. И делал все, что в человеческих силах, чтобы помочь им, выручить из беды. С большим вниманием и чуткостью опекал он на Родине родных и близких тех, кто находился далеко от нее в «длительных командировках». Он понимал, как важно людям, ежечасно, ежеминутно рисковавшим на чужбине головой, знать, что дома, в семье у них все в порядке. Старик за всем присмотрит, по-отечески позаботится. Искренне сочувствовал он женам и матерям своих сотрудников, их детям, никогда не забывал послать им весточку о том, кто сам годами, бывало, не мог писать домой.

Не из психологического расчета, пусть и верен был бы такой расчет, а по велению сердца обнимал Старик на прощание своих посланцев — все они были его воспитанниками — и как сыновей отправлял он их на бой. При этом он всегда давал понять, что верит в них, как в самого себя. И эта душевная смычка была жизненно необходима тем, кто уходил на задание, так же как теплое напутствие Старика.

Берзин уделял первостепенное внимание архиважному делу подбора и расстановки кадров, пользуясь при этом испытанными партийными мерками. На передний план выдвигал он патриотизм работника, его преданность Родине и Коммунистической партии, его политическую идейность. Он ценил в работнике силу воли, твердость характера, неподкупность, готовность к самопожертвованию. И конечно, наблюдательность, умение тонко анализировать и оценивать увиденное и подмеченное в стане врага.

Лучших своих помощников Старик тщательно отбирал из героев революции, из когорты бойцов, закаленных в огне Октября и Гражданской войны. Ему требовались не просто отчаянные смельчаки, люди действия, а незаурядные, выдающегося ума борцы, с фантазией и воображением, умеющие самостоятельно мыслить, ориентироваться в любой, самой сложной обстановке.

Благодаря огромной собранности, удивительной работоспособности и редкой памяти Берзин ежедневно с феноменальной скоростью прочитывал многочисленные донесения и сводки и держал в голове весь этот сложный и изменчивый — и такой важный — калейдоскоп. Он умел сохранять невозмутимое хладнокровие и внешне абсолютное спокойствие и при неудачах, когда они случались.

Когда от перенапряжения в работе совсем становилось невмоготу, когда в безбрежном эфире внезапно умолкал далекий голос или случалась другая беда, Старик выходил из кабинета со словами: «Пойду-ка я тряхну стариной!» Спускался в подвал, где работал в своей мастерской слесарь Славин, и, отводя душу, мастерил там что-нибудь у станка, постепенно успокаиваясь...

Неверно, что Берзин был простым человеком, каким часто с восхищением описывают его бывшие подчиненные. Да, он был прост в обращении, не терпел высокомерия и зазнайства, не любил приказного тона, поддерживал со всеми сотрудниками товарищеские, дружеские отношения, даже, когда выпадала возможность, выезжал с работниками управления по выходным за город, играл с ними в городки и волейбол, веселился и шутил. Все это верно. Но как военный руководитель, занимавший важный и ответственный пост, как организатор многотрудного дела большого масштаба и большой государственной важности он был отнюдь не прост. Это был человек огромных, многогранных способностей, блестящего ума, словом, недюжинный человек. И недаром многочисленные аттестационные комиссии Наркомата обороны, всесторонне проверив работу начальника управления, неизменно делали один и тот же вывод: «Вполне соответствует занимаемой должности». Звучит вроде суховато, но вспомните, о какой должности идет речь и легко ли подобрать человека, который бы ей «вполне соответствовал». А Берзин соответствовал...

Ян Карлович Берзин постоянно чувствовал, какое огромное внимание уделяет партия его управлению, и умел направить все действия и помыслы руководимого им коллектива на выполнение партийных указаний.

Старик любил свое дело, был беззаветно предан этому делу и отдавал ему всего себя целиком, отчетливо сознавая всю его важность. И еще — он очень любил людей, верил в них, знал, на кого какой груз возложить, и постоянно руководил повышением политических, военных и специальных знаний всего коллектива в целом и каждого сотрудника в отдельности. Все это обеспечивало успех ему и его управлению. Старик был убежден, что каждый год приближает мир к большой войне, и он многое сделал, чтобы его служба оказалась на высоте и в этом главном испытании...

В апреле 1935 года корпусной комиссар Ян Карлович Берзин неожиданно получил новое назначение — нарком обороны подписал приказ о назначении его на должность заместителя командующего ОКДВА — славной Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. Назначение было, безусловно, почетное. Старик давно мечтал познакомиться поближе с Востоком. А теперь над дальневосточным пограничьем все явственнее сгущались грозовые тучи... Но как он оставит управление — дело, к которому он прирос всем сердцем за пятнадцать лет!