Заклятые враги (СИ) - Либрем Альма. Страница 169

Она, казалось, уже смирилась с тем, что должна отправляться с жрицами, а теперь отчаянно хваталась за надежду. Девушка уцепилась пальцами в воротник его рубашки и зажмурилась, надеясь, что когда откроет глаза, всё вновь станет простым и понятным, а друзья и враги окажутся по разные стороны баррикад.

— Ну что же, принцесса, дело твоё. Ты всё равно придёшь к нам, рано или поздно, — отрезала Грета. — Но мы отправляемся в храм, потому что пора присоединиться к Вечным. Пора сделать свой вклад. Решай.

Она ничего так и не ответила — и не подняла головы, пока не услышала стук копыт. Эльм почему-то был уверен в том, что девушка рыдает, но её глаза оказались абсолютно сухими.

Она смотрела вслед лошадям с их всадницами-жрицами, пока те не растворились в глубинах леса, а после вновь покосилась на своего коня.

— Так он выдержит двоих? — почти бодро спросила Эрла. — Как думаешь?

— Должен, — кивнул Эльм. — По крайней мере, мы отъедем на несколько километров от этого места, а потом посмотрим. Не хочется ночевать рядом с трупом, — он кивнул на Мэллора.

Эрла рассеянно кивнула. Она выглядела неимоверно неуверенной.

— Ну, — наконец-то прошептала девушка, — давай. Запрыгивай в седло. Я полезу второй. Правда.

Это заняло всего несколько минут — устроиться поудобнее и наконец-то заставить коня идти вперёд. Бедный едва переставлял копыта под двойным весом, но ведь Эрла была хрупкой, а Эльм прекрасно знал, что его фигуре и весу явно нанесли ущерб несколько месяцев голодовок. Кони должны выдерживать рыцаря во всеоружии и тяжёлых доспехах, пусть их уже никто не носит, или же толстяков, что взбираются на бедную лошадь с помощью десятка слуг и стульчика. Так что, всё в порядке. Медленно, но они доберутся до места предназначения.

Эрла сидела за его спиной, обвив руками талию. Почему-то Марсану до жути хотелось, чтобы она оказалась чуточку дальше, но достигнуть этого было практически нереально — и они продолжали это дурацкое путешествие до той поры, пока не вышли на довольно широкую тропу, не нашли ручей с водой, не стало совсем уж темно.

Спешивалась девушка сама, даже не дождавшись возможности помощи. В конце концов, она явно пыталась продемонстрировать, что выдержала бы и без его поддержки, если б их группа раскололась не на две, а на три части.

Сама собрала хворост для костра и пыталась его развести — очнулась от этого глупого дурмана только в то мгновение, когда Эльм схватил её за запястья, останавливая и не позволяя продолжать собственную работу. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, обвинение застыло в них слишком явно, чтобы его получалось игнорировать, и Эльм даже не мог понять, почему заслужил всё это.

— Да ладно тебе, — наконец-то выдохнула она. — Я ж не заставляю себя любить. Я всё понимаю, ты больше всего на свете ненавидишь мою мать, как ещё ты должен ко мне-то относиться? Всё в порядке. Правда. Давай… — она запнулась. — Давай просто попытаемся нормально выспаться, раз за нами никто не гонится? Я валюсь с ног.

— То, что не всё сказанное было правдой, не означало, что я лгал тебе… до самого последнего слова, — не сдержался Эльм. — Ну, да, отбросим патетику и одно самое громкое признание, но в целом… — он запнулся. — В конце концов, я ведь не мастер признаний, Эрла, мне надо было заговорить ему зубы, но это не подразумевает мою ненависть к тебе!

— Равнодушие похуже будет, — отмахнулась она, старательно отводя глаза, и когда Эльм схватил её за руку, только дёрнулась, испуганно покосилась на него. — Не оправдывайся, тебе не идёт.

— Да я…

— Прекрати, — Эрла подошла поближе и положила ему руки на плечи, словно пытаясь успокоить, — я же сказала, что всё понимаю. Мы с тобой просто сотрудничаем, да и только. Не надо делать из этого трагедию вселенского масштаба. А там, в столице, разойдёмся. С чего ты взял, что я вообще к тебе что-то чувствую, равно как и ты ко мне? Меня это ничуть не расстроило.

…Эльм даже не ожидал, что её слова вызовут такой приступ отчаянного раздражения и злобы у него самого.

Ничего не чувствует? Замечательно. Деловые отношения всегда нравились ему куда больше, чем все эти длинные песни о прекрасной любви, разве нет?

========== Глава сороковая ==========

Раскалённое железо было, конечно, приятнее магии. Дарнаэл мог сказать об этом ещё тогда, когда был просто королём на троне, а его максимальными ранениями оставались уколы шпагой или попытки отрубить голову мечом. И… Спустя некоторое время мужчина был готов утверждать, что головы лишился бы с огромным удовольствием, лишь бы эта проклятая боль хотя бы иногда отступала.

Но у него не оставалось никакого терпения на это. Он не мог просто так отказаться от того, за что взялся, потому что был сильным — символ, чёрт его подери.

И, в конце концов, даже палач тут на его стороне. Все, кроме Тэзры, надменно-холодной волшебницы у неё за плечом и, возможно, Лиары где-то там, далеко. И если б он огласил Шэйрана своим сыном официально, королева не пожалела бы, что это и её ребёнок тоже, толкнула б его на то же самое.

Но Рэй не был им настолько полезен, потому что ему-то удавалось выворачиваться из змеиных оков. А Дарнаэл знал, что плети — это ерунда, а выдержать атаку мыслей…

Так или иначе, он умел это делать. Плевал на то, что разогнуться так же трудно, как и упасть на колени, натягивал на искусанные губы вежливую улыбку, а синие глаза не заливало краснотой вопреки всему.

Он знал, что магия в нём сражалась. Она отчаянно пыталась освободиться из этих сжимающих запястья браслетов, что блокировали всё, что лишь могло быть связано с силой, и Дарнаэл лишь беспомощно наблюдал за тем, как глупая муха, его магия, бьётся раз за разом в невидимое для неё стекло.

Мозгов, что ли, не хватало остановиться?

Прежде он не понимал тех, кто действительно боролся. Теперь, когда Тэзра по три-четыре раза на день — хотя он не мог утверждать точно, ведь никто не повесил перед носом календарь, — наведывалась в гости, позабыв об израненной спине, на которой приходилось ещё и лежать, вопреки всему — магия разве что не позволяла заразе зайти в раны, — он вновь и вновь натягивал улыбку на лицо, пусть зрителем оставалась одна и та же девица, нависающая над плечом у ведьмы.

Иногда Дарнаэлу становилось любопытно, почему она никогда не меняется. Мало ли ведьм в Кррэа? И тогда просыпалась вера в Лиару, тогда он считал, что королева не в курсе относительно того, что творится в подвалах, и он успокаивался. Безмятежная улыбка становилась искренней, а боль почти утихала на задворках сознания.

Любить её только прежде было просто. Теперь он продрался сквозь собственную ненависть с неимоверным отчаяньем, пытался оттолкнуть в сторону глупое желание проклясть Лиару и навеки забыть её имя. Это было так просто — сдаться, но почему-то Дарнаэлу казалось, что он держался не потому, что что-то значил для народа или человечества в целом, а потому, что сдавшийся он не был нужен ей.

Были ещё дети, конечно же. Дети не стали бы его отталкивать, они у него, благо, нормальные. И любовницы, бывшие или настоящие, тоже нет, потому что иногда им было важнее лицо, а не репутация или деньги.

Деньги всегда можно заработать, даже если ты не король.

Но она — Лиара, — никогда бы не простила ему попытку сдаться. Она обязательно возвращалась бы в кошмарах и говорила, что он проиграл ей. Сама суть была в том, чтобы оставаться врагами и не сдаваться. Проигравшего Лиара рядом с собой не терпела бы, но Дар её не судил.

Если б она сдалась ему — не в постели во время очередной шутки и договора, а вот так, в пыточных, — он бы тоже моментально разлюбил бы её.

…Тэзру улыбка раздражала. До жути. Она знала, что боль — а она была, да ещё какая! — разрывает его на частицы и искалывает мириадами иголок, принося неимоверные страдания. Знала, что ему хочется закричать. Знала, что в той каморке, в которую уходят все его мысли, он вопит во весь голос, но этого не было видно физически. И взялась бы за раскалённое железо или угли, выкалывала бы ему глаза, но почему-то боялась отобрать презентабельный вид.