Польский крест советской контрразведки (Польская линия в работе ВЧК-НКВД 1918-1938) - Зданович Александр Александрович. Страница 7

К сожалению, ввиду быстро менявшейся обстановки в России и особенно на Украине, наличия большого числа поляков в советских республиках, из числа которых и вербовались члены ПОВ, слабости вновь созданных органов госбезопасности и ряда других факторов вскрыть подпольные структуры тогда на удалось. Чекисты реально ощутили разведывательно-подрывную работу ПОВ лишь в 1919 г.

Чекистские операции по польской линии в 1918 году

Можно с большой долей уверенности говорить о том, что с польской проблематикой ВЧК впервые столкнулась в самом начале 1918 г., когда против советской власти восстал 1-й корпус польских легионов. Напомню, что польский корпус был создан в составе русской армии еще до Октябрьской революции. Первоначально в 1915 г. польские части формировались как легион, который позднее преобразовали в бригаду и далее — в дивизию. Белорусский историк Н. Сташкевич утверждает, что легионы в боевых действиях не участвовали, поскольку командование Западного фронта считало их ненадежными и отвело с линии фронта в г. Борисов [49]. Уже при Временном правительстве командиром корпуса был назначен бывший командир 38-го армейского корпуса 10-й армии генерал-лейтенант Ю.Р. Довбор-Мусницкий. После Октябрьской революции командование корпуса отказалось выполнять постановления советского правительства о демократизации армии, развернуло националистическую пропаганду, установило контакт с польскими политиками за границей, стремившимися к созданию независимого государства. 12 (25) января 1918 г. Довбор-Мусницкий поднял мятеж против советской власти, и легионеры стали угрожать Ставке Верховного Главнокомандующего в Могилеве. Тогда генерала объявили вне закона, а корпус, согласно приказу командующего Западным фронтом, подлежал разоружению и расформированию. Для этого пришлось применить военную силу, и легионеры понесли серьезные потери. От полного разгрома корпус спасло наступление немецких войск, начавшееся 18 февраля 1918 г. [50]

В связи со сказанным необходимо напомнить о том, что 21 февраля 1918 г. Совнарком РСФСР принял воззвание к трудящемуся населению всей России по поводу наступления Германии. В нем, в частности, отмечалось, что немецкие власти, дождавшись демобилизации старой русской армии, нарушили перемирие и двинули свои войска в наступление против революционной России. В связи с этим СНК призвал ускоренными темпами создать Красную армию для отпора врагу и укреплять «железной рукой» внутреннюю безопасность во всех городах [51]. На это воззвание незамедлительно отреагировала Всероссийская ЧК. В плане рассмотрения польской темы небезынтересно отметить следующее: в объявлении ВЧК, опубликованном в «Известиях ВЦИК» от 23 (10) февраля 1918 г., среди разных категорий лиц, подлежавших расстрелу на месте ввиду создавшейся обстановки, указаны и те, кто планировал ехать на пополнение «польских контрреволюционных легионов». Они однозначно рассматривались как политические преступники и шпионы [52].

Большевики арестовали несколько членов правлений союзов военных поляков. В Минске, к примеру, были захвачены члены Верховного польского военного комитета (ВПВК). Оставшиеся на свободе члены ВПВК выехали в Киев, где заключили соглашение с отделением некоего Польского совета Междупартийного объединения. Представители ВПВК передали свои полномочия вновь образованному совету польских вооруженных сил.

Часть польских офицеров и солдат осталась на территории, контролировавшейся немецкими оккупационными войсками. Другие двинулись в центральную часть России и осели в крупных городах, включая Москву и Петроград, сохраняя во многих случаях даже структуру воинских формирований (взвод, рота и т. д.), а также уставную дисциплину. Только в Москве и ее окрестностях весной 1918 г. насчитывалось более 4500 военнослужащих из состава польских частей, созданных еще при царском режиме и в период Временного правительства. В своем большинстве эти поляки были настроены националистически, негативно относились к советской власти и конкретно — к ее представителям из военного ведомства. Добавлю при этом, что солдаты и офицеры (многие из которых вообще не владели русским языком) слабо поддавались большевистской агитации и пропаганде, поскольку практически не общались с местным населением, не участвовали в разного рода массовых мероприятиях, организовывавшихся советскими и партийными органами, не читали коммунистических листовок, воззваний и газет. Усилия военного отдела Польского комиссариата Наркомата по делам национальностей приносили некоторые результаты в плане обработки своих соотечественников в революционном духе, но не в том масштабе, какой тогда требовался. А как отметил в своем отчете начальник военного отдела Р.В. Лонгва, весной 1918 г. пропагандистская работа почти сошла на нет после переезда всего правительства в Москву и ввиду демобилизации старой армии, а также заключения мира с Германией [53].

Как это ни покажется странным, но многие польские подразделения стояли на всех видах довольствия в Московском военном округе, руководство которого не придавало, вероятно, большого значения их политической надежности. Реальной обстановки в национальных частях никто не знал. Военная контрразведка округа, которой, казалось бы, и надлежало заняться данным вопросом, только становилась на ноги, своих информаторов среди поляков не имела. Не установила она и прочной связи с пробольшевистски настроенными польскими организациями, включая группы Социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ). А ведь через них открывалась реальная возможность проникнуть в польские воинские части с целью оперативного вскрытия негативных тенденций, связи с военными миссиями союзников и подготовки с помощью последних конкретных подрывных акций. Опереться можно было на таких членов Центрального исполнительного комитета СДКПиЛ, как председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский и комиссар по польским делам Московского военного округа (с декабря 1917 г.) Э.А. Прухняк.

Возможно, контрразведчики МВО надеялись, что если такие высокопоставленные должностные лица держат под контролем польские части, то и не стоит разворачивать работу на данном направлении. Однако, как показали дальнейшие события, чекисты и комиссары тоже многого не знали. К примеру, они не имели точной информации о существовавшей в то время Комендатуре польских войск в Москве, тесно связанной тогда с патронировавшимся немецким посольством представительством польского Регентского совета (ПРС). Пост коменданта занимал член Союза военнослужащих-поляков В. Дыбчиньский. Он ориентировался на главу представительства ПРС в России А. Ледницкого, которому регулярно представлял доклады о своей конспиративной работе [54].

Вот, что записали в июне 1918 г. следователи ВЧК и Ревтрибунала в протоколе допроса свидетеля по одному из уголовных дел комиссара польских отрядов Московского военного округа, а затем и члена польского Комиссариата большевика Станислава Бабинского: «О польской комендатуре во главе с капитаном Подгурским знает, что она была организована по постановлению Главного Комитета Союза военных поляков для организации национальной польской армии… Руководила действиями ГКСВ-поляков Народно-Демократическая партия. Польские общественные организации, руководимые Нар. Дем. Партией, вели ожесточенную борьбу с образованным по постановлению Совета Народных Комиссаров Польским Комиссариатом… В особенности ожесточенную травлю и борьбу вела Нац. Демократия идейно против контроля над польскими военными организациями… Польский Комиссариат совершенно не знал об издаваемых бюллетенях ЦИК Междупартийного Объединения в целях информации иностранных миссий о польских делах. О Лиге Боевой Готовности ничего не слышал и не знаю…» [55].Прямо скажу — не многое знал комиссар польских военных отрядов в МВО. Фактически он лишь пассивно наблюдал за агитационно-пропагандистской деятельностью польских националистов, и поэтому от него чекистам ждать какой-либо помощи не приходилось. Добавлю, что в этом вопросе никак не проявилась довольно высокая общеобразовательная и политическая подготовка Бабинского. Ведь в этом плане он был «на голову» выше большинства сотрудников ВЧК и следователей Ревтрибунала: окончил философский факультет Ягеллонского университета и Лесную академию, являлся доктором философии. Уже в 1913 г. был избран членом Варшавского комитета Социал-демократии Королевства Польши и Литвы, с мая 1917 г. представлял СДКПиЛ в Московском комитете РСДРП(б), входил в состав советской делегации на мирных переговорах в Бресте, работал в военной среде именно в Москве.