Коллекционер чудес (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 21

Говард задумался, машинально отбивая пальцами по столу северную плясовую. Наконец, он сказал:

– Большой Прокл, главный редактор «Эверфортских вестей». Хороший мужик был, правильный. Был восприемником моего Сандро. А что?

– Отчет о его вскрытии сгорел в архиве анатомического театра, – объяснил Тобби. – И я хочу понять, почему доктор Вернон устроил пожар, да еще с помощью артефакта.

– Вернон? – Говард махнул рукой. – Брось, старина, Вернон точно ничего не устраивал. Его в ту неделю вообще не было в городе, уезжал куда-то на юг к однокашнику. Я понимаю, что ты его не любишь, но Вернон тут действительно не при чем.

– То есть, ты хочешь сказать, что тот пожар на самом деле устроили ортодоксы? – поинтересовался Тобби.

Аурика невольно поежилась. Ортодоксы, кочевой народ, много веков назад объявивший себя приверженцем дореформенной веры, всегда вызывали в ней внутреннюю дрожь. Когда в их городок въезжали пестрые повозки, и табор становился на постой, раскидывая разноцветные шатры и предлагая всем желающим погадать, почаровать или подковать коня, Аурика пряталась в своей комнате. Мама в детстве пугала ее: «Не будешь слушаться – отдам ортодоксам, они тебя сделают соломенной куколкой!». Она прекрасно понимала, что мама никогда не отдаст ее этим диким кочевникам, матери не отдают дочерей бродягам, но страх ее не слушался и не желал униматься. Страх жил своей жизнью.

– Вполне вероятно, – кивнул Говард. – Они доктора Вернона просто люто ненавидят. Как-то закидали его овощами, у него вся щека синяя была.

– Ладно, разберемся, – Тобби утвердительно качнул головой, бросил беглый взгляд на Аурику, и выражение его лица на миг стало тем же, что и в зале для вскрытия. Он был рад, что Аурика здесь, что она жива. – Жаль, что с покойной Лиззи нельзя поговорить еще раз.

Бургомистр посмотрел на Аурику, и в его глазах появился суеверный ужас. Хорошая парочка, инквизитор и некромантка.

– Почему? – спросил он. Не потому, что действительно интересовался – потому что хотел скрыть свой страх.

– Потому что мертвые отвечают лишь однажды, – ответила Аурика и сама не поняла, откуда взялись в ней эти слова и это понимание.

Ночью пришли морозы – звонкие, лютые, непривычные даже для северян.

Черное небо было бархатным и звездным, тоненький серпик месяца плыл в звенящем ледяном воздухе, и струи печного дыма поднимались к звездам, словно некрасивые серые свечи. Дом вздрогнул всем телом, нахохлился, надвинул ниже шапку крыши, и Аурика услышала, как завозился истопник, забрасывая уголь в пасть печи.

– Значит, вампиров пока не будет, – негромко сказала она, ежась под одеялом. Аурика не могла сказать, какую природу имеет ее озноб – то ли она дрожала от того, что зима с хрустом сжала город в объятиях, то ли это был внутренний трепет, вызванный сегодняшними событиями. В доме-то было вполне тепло и уютно, даже не верилось, что стоит высунуть нос на улицу, и превратишься в ледышку.

И ей, и Тобби не спалось. Бывший министр расположился полусидя на своей стороне кровати – привалившись спиной к подушке, он читал «Начала натуральной философии» великого лекийского ученого Нефферта, причем в оригинале. Маленький карандаш порхал над страницами – Тобби делал пометки. Аурика довольно сносно знала лекийский, но никогда не рискнула бы читать написанный на нем учебник физики.

«Введение в естествознание для начинающих», позаимствованное в библиотеке, нравилось ей намного больше.

– Это не может не радовать, – усмехнулся Тобби и, отложив карандаш, признался: – Знаете, Аурика, я сегодня испугался за вас. Действительно испугался. Когда услышал, что убита еще одна девушка. Я подумал, что это вы, и у меня чуть сердце не остановилось.

Похоже, это признание ему дорогого стоило – бывший министр был явно не из тех, кто любит рассказывать о чувствах. Чувства делают уязвимым.

– Я в это время была на кладбище в компании доктора Вернона, – ответила Аурика и натянула на себя одеяло так, чтоб в хрупкую пещерку, созданную им, не проникло ни струйки прохладного воздуха. – И мертвая Эмма велела мне бежать.

Тобби вздохнул, отложил свою книгу, и лампа на прикроватном столике рядом с ним послушно мигнула и погасла. Аурика вдруг подумала, что кровать очень большая, похожая на заснеженное поле – им обоим прекрасно хватает места, и беседа получается вполне светской.

– Вы все сделали правильно, – сказал он.

– А вы напрасно обо мне переживали, – промолвила Аурика и тотчас же мысленно одернула себя. Не стоило этого говорить. – Я же не могу быть оборотнем.

– Ну я-то об этом тогда еще не знал, – усмехнулся Дерек. Наверняка он не почувствовал, что Аурике внезапно оказалось приятным его внимание и волнение. Она и сама не могла сказать, почему вдруг замерла тогда, поймав на себе его беглый взгляд.

В комнате постепенно становилось теплее, и на контрасте с этим теплом страшно было и подумать о том, какой холод сейчас снаружи. Зима бродит среди домов, стучит в двери, расписывает окна удивительными узорами. А ведь кто-то и в такую ночь лишен дома и приюта… Аурика задумчиво поправила кружево на ночной рубашке и сказала:

– Он какой-то странный, этот доктор Вернон. Постоянно говорит мне гадости, а потом комплименты. Ну вот зачем он сказал, где вы были минувшей ночью? Хотел меня обидеть?

Интересно, чем сейчас занимается Вернон? Читает, пишет очередной отчет или, Господи прости, идет в бордель?

Тобби негромко рассмеялся. Заложил руки за голову.

– Я там просто спал, – ответил он. – Честно, Аурика. Арендовал койку, вот и все.

– Это не имеет значения, – выпалила Аурика слишком быстро, чем принято в светской беседе. – У вас своя жизнь и свои дела, вы вовсе не обязаны передо мной отчитываться.

На миг в груди стало жарко, а к щекам снова прилил румянец, и, чтобы справиться с неожиданным смущением, Аурика произнесла:

– Почему он так поступает?

– Юные девушки очень хорошо клюют на такие контрастные души, – со знанием дела сообщил Тобби. – Вы постепенно начнете о нем думать, он вас заинтригует и заинтересует, и вы сами не заметите, как доктор Вернон, порядочный и честный до дерзости, влюбит вас в себя по уши. Особенно на контрасте с законным мужем, который через неделю после свадьбы ходит по борделям. И имеет репутацию садиста и безжалостного убийцы, причем даже не считает нужным как-то ее скрывать.

Аурике захотелось уткнуться лицом в колени и никогда его больше не поднимать. Она не сделала ничего дурного, но ей стало невероятно стыдно и горько, почти до слез. Ужасное чувство, с которым она ничего не могла поделать.

– Но зачем? – только и смогла вымолвить Аурика. – Разве джентльмены так поступают?

И сама ответила на свой вопрос: поступают, а как же. Это не книги, а жизнь, и люди с репутацией самых порядочных и достойных здесь ведут себя не так, как в романах. Она уже успела в этом убедиться на примере собственных родителей.