Тень сумеречных крыльев (СИ) - Лепехин Александр Иннокентьевич. Страница 40

Вы вернулись.

Ада не была знакома с этим ощущением. В конце двадцатого века она все еще пыталась наладить контакт между двумя разными Германиями – той, в которой она погружалась в стазис, и той, в которой она из него выходила. Но именно что-то вроде путаной, мо́рочной ностальгии объяло дозорную, когда вместо своей аккуратной, уютной прихожей она оказалась в совершенно чужом и при этом до холодка под ложечкой знакомом доме.

Одна из стен была сложена бутовым камнем – как это делали задолго до ее, Ады, рождения. Вторая – тоже каменная, но покрытая штукатуркой и беленая. Третья была собрана из балок мореного дерева, укрепленных распорками и проложенных светлыми кирпичами. Четвертая, с выходившей куда-то в сторону дверью, укрывалась темными ткаными обоями, аккуратно прибитыми мелкими гвоздиками. По стенам висели разномастные потухшие факела, светильники, бра, крюки, кронштейны и полочки, словно собранные из разных эпох. На полочках, на угловом трюмо, на скамьях и сундуках, ютившихся под стенами, стояли вещи винтажные, антикварные, древние и даже откровенно античные. Ада заморгала.

Такого ей не доводилось видеть даже в музеях – и в том, что над офисом красноярского Дозора, и в Deutsches Historisches Museum[1]в Берлине, куда она заглянула в поисках связности. Больше, конечно, чтобы убить время между занятиями в дозорной школе – но и с робкой надеждой почуять след, оставленный в веках. Найти среди маститых фолиантов, укрытых стеклом и подсвеченных мягким отраженным светом, какой-нибудь из тех, где на полях было бы выведено шаловливой девичьей рукой: «Hier war Adelheide»[2].

Но тогда чуда не случилось. А вот сейчас оно происходило прямо вокруг магички. И притом без малейшего возмущения в Сумраке.

Три раза подряд глубоко вдохнув и выдохнув, Ада снова осмотрелась. Да, это определенно была не ее скромная квартирка. Портального перехода Иная не ощутила, взгляд на первый слой ничего необычного не выдал. Решив, что отступление в данном случае есть не бегство, а вполне себе тактический прием, девушка развернулась и решительно потянула на себя ручку двери.

На долю секунды у нее закружилась голова. Это, может, прошло бы и незамеченным, если бы дозорная не включила «боевой режим» – так она, ознакомившись с современной приключенческой литературой, называла состояние повышенной концентрации и собранности. Дверь, подавшись с незнакомым усилием, скрипнула. Отворилась.

Ада оказалась в той же комнате.

Не изменилось ровным счетом ничего. Факела не чадили, часть светильников не горела, миски и чаши, кратеры и канфары, шкатулки и погребцы оставались на своих местах. Потянув носом, магичка даже уловила тонкий запах едва начавшей скапливаться пыли, доносившийся от этих «экспонатов».

«Едва?» – щелкнуло у нее в голове. Невдалеке раздались шаги.

На молниеносно принявшую боевую стойку, искрящую подвешенными на рефлекс заклинаниями и вцепившуюся в штатный накопитель Иную из дверного проема вышел человек. Старик весьма и весьма почтенных лет, но еще крепкий телом и, видимо, духом. Тонкий средиземноморский профиль, коротко остриженная седая голова, понимающий и усталый взор. Такие лица чаще встречались на византийских иконах, а не в жизни.

Мужчина окинул гостью-хозяйку взглядом, вздохнул, огладил короткую белую бороду и на чистейшем верхненемецком произнес:

– Опять. Да, опять. Ну что же, простите за вторжение.

* * *

За годы работы на инквизицию – человеческую, конечно же, – Ада пережила многое.

Ловкой и сообразительной девушке поначалу не доверяли серьезных задач. Мол, да что она вообще может? Сосуд она скудельный, слабая баба, вместилище греха и дщерь грехопадшей Евы. А то, что удалось раскрутить дело об убийстве собственного мужа и выйти на кровососов, – так это помогли, знамо дело. Ну, хорошо, не во всем и не сразу, но помогли же!

Однако время шло. Задания выполнялись, стопка донесений росла, полезная информация поступала. Оценив предприимчивую даму по достоинству (и пережив по этому поводу некоторый внутрицерковный диспут), инквизиция поручила ей несколько щекотливых и непростых дел.

Понятное дело, не прогадала.

А молодая женщина в свою очередь получила богатый и разнообразный опыт. Настолько порой неожиданный, что будь он отображен в летописях – не избежал бы судьбы послужить вдохновением для пары-тройки отличных приключенческих романов. Может, к слову, так оно и вышло – в каком-то ином мире, отличном от нашего.

Нервная система будущей магички оказалась оными приключениями своеобразным образом закалена. Наподобие того, как булатная сталь, пройдя последовательно нагрев, проковку, повторный нагрев и резкое охлаждение, становится твердой по режущей кромке – и в то же время упругой по полотну. Такой клинок мало что могло бы впечатлить…

Как и саму Аду.

– Вторжение? – Стараясь придать голосу максимум оттенков деловитости и невозмутимости, дозорная деактивировала рефлекс и, выйдя из стойки, мирно сложила руки ладонями вместе. – Значит, все-таки это мой дом. Или не мой?

Покачав головой, старик повернулся к двери, ведущей вглубь. Его голос был приятным, звучным, сильным – даже когда он говорил тихо.

– Пойдемте. Я должен многое рассказать. И простите еще раз.

За проемом, прикрытым нанизанными на длинные нити стеклярусными цилиндриками, была еще одна комната. Хотя, скорее, это можно было назвать залой. Буйная эклектичность обстановки соблюдалась и тут: на одном из сундуков поверх парчового покрывала стоял вполне современный ноутбук, а на сдвоенном держателе для факелов умелые руки пристроили старый ЭЛТ-телевизор. Еще девушка обратила внимание на массивную статую, копировавшую Виллендорфскую Венеру – только размером не с ладонь, а в полтора человеческих роста, – скромно стоящую в одном из углов. Да, обиталище незнакомца трудно было назвать скучным.

Поведя рукой, мужчина указал на даже с виду удобнейшее кресло-качалку. Ада, вспомнив, что она еще одета, скинула пальто на как будто специально торчащие неподалеку из стены лосиные рога. Кстати, сам хозяин-пришелец был облачен – по-другому и не скажешь – в темно-коричневую далматику с накинутым на плечи более светлым сагумом и выглядывающими из-под полы шоссами. На ногах у него при этом были совершенно обычные домашние тапочки, что слегка сбивало канонность и иконность образа.

– Как зовут вас, госпожа? – Старик пододвинул к креслу невысокий восьмиугольный столик с изумительной геометрической мозаикой на столешнице. Поверх мозаики было кинуто вышитое льняное полотенце, а уже на нем стояла чаша с фруктами, кувшин, кубок и плетеная корзинка с выпечкой. Желудок бессовестно буркнул, и его пришлось срочно заглушать ответом:

– Ада. Адельхайда фон Рихтхофен, если полностью. Но здесь, как правило, Ада.

– Значит, Германия, – кивнул своим собственным мыслям собеседник. Он взял небольшую банкетку и сел рядом с креслом гостьи. – Тогда зовите меня Никлаус. Я привык.

– М-м-м… – Дозорная склонила голову набок, отщипывая виноградину с плети. – Не Германия. Россия. Красноярск. Сама я родилась в Германии, да. Правда, очень давно. А вы?

Проигнорировав вопрос, Никлаус нахмурился и пожевал губами.

– Красноярск? Такого еще не было… Как же вас сюда занесло? Впрочем, – спохватился он, и морщины на высоком загорелом лбу сложились скорбно, безысходно, – кто бы говорил… Вы ведь Иная?

Едва заметно вздрогнув, Ада подавила желание тут же уставиться на мужчину сквозь Сумрак. «Забыла, забыла!» А ведь первым же делом стоило бы! Она мило улыбнулась очередной виноградине, надкусила ее и только теперь покосилась на хозяина, подняв веками собственную тень.

Удивительно. Ни малейшего признака Инаковости. Самый обычный человек. Видит Иных? Впрочем, другие вопросы были важнее.

– Конечно, – светски мурлыкнула девушка. – Светлая Иная, третий уровень, Ночной Дозор. И строго говоря, я ехала с дежурства домой. Не то чтобы я не люблю гостей – или ходить в гости, – но… – Она сделала округлое движение ладонями, надеясь, что это сподвигнет собеседника на объяснения.