Любой каприз за вашу душу. Нью-Йорк (СИ) - Богатырева Татьяна. Страница 41

Ti amo, Madonna.

– Мадонна… – он почти верил, что он – снова там, черт знает сколько времени назад, и нежный язык, облизывающий головку – ее, и шелковые пряди в его пальцах – ее, и она возьмет чертово кольцо, выйдет за него замуж… – Мадонна!..

Он кончил в чужой рот – ослепительно, болезненно ярко осознавая, что ее здесь нет. Только мечта, имя и случайное сходство. Только образ перед глазами – желанный и ненавистный до сумасшествия. Как доза.

И лишь через несколько секунд понял, что образ – на самом деле она. Настоящая. Стоит в трех шагах от него, смотрит, прикусив губу.

Сердце обвалилось куда-то вниз, замерло. Сумасшедшая, больная надежда – она искала меня? она хотела… меня? – обожгла, как ледяная текила. Такая же горькая и соленая. Такая же опьяняющая.

Он почти шагнул к ней, почти позвал. Слава богу, не успел – опомнился. Звать ее? Зачем? Опять в ответ на любовь получить насмешки? Опять радоваться, что на него обратили внимание, что его хотят, надеяться на невозможное – и дать снова себя высмеять? Нет. Ни за что больше. Никогда. Она – такая же.

Она просто хочет им попользоваться. Снова.

Обойдется. Он не будет больше унижаться перед ней. Даже если готов выть от пустоты и одиночества. Нет. Хватит.

– Хочешь облизать конфетку, детка?

Она вспыхнула, раздула ноздри – о да, злись, детка, злись! Больше тебе не удастся выставить меня голым перед толпой. Одного раза более чем достаточно… черт, как тебе идет злость… так бы и… помнишь, как я имел тебя в туалете клуба караоке? Как ты орала и царапалась, помнишь?..

Она не ответила. Сжала губы и показала фак. На пальце блеснуло кольцо.

Леди, мать вашу, Говард, чтобы тебя черти драли! Напомнила, сучка, сразу – обо всем.

Что у него кольцо – не взяла. О да, отмазалась красиво. Он даже поверил, придурок.

Что в «Зажигалке» сделала все, чтобы он ее не узнал. И ведь он снова поверил, что это вышло случайно, что он сам виноват во всем!

Что две недели морочила ему голову, не ответила ни на один звонок, ни на одно письмо, чтобы он мучился виной и неопределенностью.

Что едва представилась возможность, вцепилась в Кея. Заморочила ему голову, о, она это умеет! И теперь собирается замуж. Не за психованного саба, разумеется, а за лорда и миллиардера.

Напомнила о том, как Бонни перед сессией сам отдал это кольцо Кею. На сохранение. Таскал его с собой, надеялся, что она ответит, простит, поймет, что она любит…

Любит? Придурок. Сколько раз тебе нужно обжигаться, чтобы усвоить: любовь существует только на сцене. Любовь – это обман, морок, нитки для глупых доверчивых кукол! Сладкая липкая приманка для идиотов. Таких, как он сам.

Сучка. Ненавижу.

Не-на-ви-жу, – в такт тяжелому дыханию, в такт удаляющемуся цокоту каблучков.

Ушла.

Опять ушла.

Это же хорошо, что ушла. Что больше не врет, не заманивает, не обещает невозможного.

Еще бы не было больно, словно из него выдрали все внутренности, оставив пустоту в кровавых ошметках. Непонятно, почему он до сих пор жив. И дышит.

– Поехали ко мне, – раздался чужой неприятный голос.

У его ног что-то зашевелилось. Поднялось. Улыбнулось. Откинуло волосы «соблазнительным» жестом. Погладило по яйцам – напряженным до звона, будто он не кончил только что. Будто он хочет трахать это чужое, незнакомое и ненужное, отвратительно пахнущее сладкими духами, отвратительно хватающее его за член.

Гадость какая.

– В другой раз, детка. – Он отодвинул сучку от себя, застегнул брюки. – Отвали.

– Думаешь, она тебе даст? Ну-ну, мечтай, – хмыкнула сучка и отступила на шаг. – Тебя послали на хер, парень. Так уж и быть, могу тебя утешить.

– Да иди ты, – Бонни отодвинул ее плечом и пошел прочь.

– Дрочи, придурок!

Ему вслед зло и пьяно засмеялись.

Нью-Йорк, за десять дней до премьеры

Похоже, Кей забыл про его телефон. Ни в субботу, ни в воскресенье, пока Бонни отсыпался у себя в гостинице под бдительным присмотром Томми, ему ничего не прислали – ни телефона, ни записки. Ни обручального кольца. В понедельник он предсказуемо забыл – и о телефоне, и о кольце, и обо всем на свете. Только часов в девять вечера, когда Том волевым решением прекратил Содом и Гоморру, а другу и соавтору вручил хот-дог из ближайшей забегаловки, вспомнил. Даже спросил у Люси, не приносили ли ему телефон в театр, и устало пожал плечами, когда та ответила «нет».

– Пошли поужинаем нормально, – похлопал его по плечу Том. Бонни поморщился: спина и плечи все еще болели. – И выпьем. Тебе сегодня надо выпить, дружище.

– Выспаться мне надо, – буркнул Бонни в ответ.

После сегодняшнего апокалипсиса не было сил даже высказать другу и соавтору, какая он бесполезная свинья, как только дело доходит до превращения гениальной задумки в реальный спектакль. Да и толку-то? Том, похоже, до сих пор не отличает прожектор от софита, а художника по костюмам считает посланцем сатаны. Зато сегодня не ноет. И хот-дог принес. А утром помог со спиной.

Ладно. От Тома тоже бывает польза.

После стейка с кровью и кружки пива жизнь стала казаться не такой уж поганой штукой, а окружающие дебилы – не такими уж безнадежными дебилами. Даже Том вместо обычного нытья анекдот рассказал. Тупой и не смешной, но лучше так.

А Бонни снова вспомнил про свой телефон. На репетиции он, конечно, не нужен. Но в остальное время без него как-то неуютно. Да и вдруг кто позвонит?

Роза, к примеру. Может же она ему позвонить? Вот так просто. В конце концов, в последнюю их встречу все было не так уж плохо. Конечно, он мало соответствовал роли романтичного возлюбленного, но…

Бонни улыбнулся и прикрыл глаза, вспоминая некоторые подробности вечера. Горячие подробности.

Вполне может позвонить!

– Дай-ка телефон, дружище.

Но Том почему-то замешкался, отвел глаза.

– Кажется, я забыл… – пролепетал крайне неубедительно.

Черт. Что за новости?

– Томми, не пори чушь. Дай телефон, мне надо позвонить.

– Из гостиницы позвонишь, а? – с какой-то странной надеждой спросил Том, но телефона по-прежнему не дал. Наоборот, прижал ладонью карман, где обычно его таскал.

– Сейчас. Томми, какая муха тебя укусила? Просто дай мне телефон.

Том нахмурился, передернул плечами и выложил на стол телефон. Его телефон, забытый у Кея. И уткнулся в кружку с недопитым пивом.

Чертовски странно. Чертовски!

Но выяснить, что с Томом, можно потом. Сначала – проверить, не звонила ли Роза?..

Нет. Ни одного звонка, ни одной смски от нее. Полно всякой ерунды, и ни единого вызова… черт, не надо просматривать список в третий раз. Она не звонила.

И не должна была, с чего он взял, что она позвонит? Ерунда какая.

Отложив телефон, Бонни тоже взялся за пиво. Очень хотелось пить. И спать. И вообще долбоебы криворукие достали! А Том тоже, свалил опять все на него, раздолбай… а телефон-то был у него. Откуда? Давно ли?

Допив пиво, Бонни глянул на друга и соавтора. Тот мялся, хмурился и ерзал.

– Ну?

– Что ну? – тут же отозвался Том. – Днем принесла. Сказала отдать тебе. Что ты на меня так смотришь? Я что, должен был ее силком к тебе тащить?

– Позвать меня тебе религия не позволила.

Том насупился, вдохнул, готовясь сказать какую-то дрянь… и выдохнул. Опустил плечи.

– Замнем, Бонни. Просто забери его и звони, куда собирался. Эй, нам еще пива!

– Замнем, значит. – Все это категорически Бонни не нравилось, и заминать он не собирался. – Давай-ка, выкладывай. Что она такое сказала.

– Да ничего. Принесла мне кофе, отдала телефон… и ушла.

Том никогда не умел врать. Вот и на этот раз – пауза была слишком многозначительной, чтобы быть просто паузой.

– Что. Она. Сказала. Томми, хватит юлить.

– Да ничего она не сказала! – Том поднял глаза, снова заерзал. – Какая тебе разница? Ничего хорошего! Хотела бы сказать, сказала бы тебе! Слушай, просто забудь, Бонни. Давай еще по пиву, а? А хочешь, снимем вон ту деваху, смотри, ничего так сиськи…