Исчезающая ведьма (ЛП) - Мейтленд Карен. Страница 54
Семья! Я тут играю в сыщика вместо того, чтобы готовить ужин. Представляю ухмылку на лице Диот, когда все вернутся и обнаружат, что у меня и конь не валялся. Я ещё раз бегло осмотрела солар и собралась уже бежать вниз, когда заметила, что дверь в шкафчик-амбри приоткрыта. Обычно я кладу туда мясную нарезку, сыр и пироги — на случай, если мастер Роберт проголодается на ночь глядя. Диот снова оставила его нараспашку, собираясь накормить всех мух в городе.
Амбри стоял вплотную к перегородке, отделяющей солар от хозяйской спальни. Подойдя закрыть его, я случайно заглянула в приоткрытую дверь спальни. Я уже убедила себя, что дом пуст, поэтому немало испугалась, обнаружив, что там кто-то есть. Эдвард неподвижно стоял посреди спальни хозяина.
— Что тебе здесь надо? — сердито спросила я, распахивая дверь. — Здесь спит хозяин… Пресвятая Дева, спаси нас! Я судорожно схватилась за дверной косяк, увидев, что он там разглядывает.
Спальня была полна перьев, кружащихся от образовавшегося сквозняка. Поначалу я не могла понять, откуда они взялись. И лишь потом увидела, что вышитые наволочки на подушках исполосованы ножом, словно шкурка на свинине для запекания.
Но это было не самое страшное. В центре кровати лежал череп чайки с загнутым жёлтым клювом. Две восковые свечки, насаженные на шипы, торчали из пустых глазниц птицы. Это было самое зловещее из всего, что я когда-либо видела, бесовское проклятие.
Эдвард повернулся ко мне, и только тогда я разглядела нож в его руке. Я с криком выбежала в дверь. Эдвард тупо уставился на нож в своей руке и брезгливо отшвырнул его в сторону, словно, внезапно пробудившись, обнаружил, что сжимает гадюку.
— Это не я! — начал он. — Нож лежал на полу, когда я вошёл. Я подумал… Я не знал, пока не посмотрел на кровать. Понятия не имею, кто это сделал. Клянусь жизнью!
Он выглядел таким бледным и потрясённым, что на мгновение я почти ему поверила.
— Что ты делаешь в доме? — грозно спросила я. — Хозяйка ушла. Кто тебя сюда впустил?
— Я увидел приставленную к окну лестницу и решил, что маму ограбили. Поэтому и поднялся, чтобы поймать вора.
— Это дом мастера Роберта, — холодно возразила я. — Если кого и ограбили, так это его. И лестница лежала во дворе, а не была приставлена к дому.
— Она упала, когда я оттолкнулся, взбираясь на подоконник. У меня нет привычки лазить по чужим окнам.
— Воры забираются, чтобы украсть ценности. Они не оставляют подарки в виде черепов и свечей, — сказала я, прикрывая глаза ладонью. Я боялась, что если посмотрю на это ещё раз, то на меня падёт жуткое проклятие.
— Мы должны убрать этот подарок прежде, чем его увидит моя мать, — мрачно произнёс Эдвард. — Быстро прибери этот беспорядок. Если семья вдруг вернётся, я задержу их внизу, пока ты от него не избавишься.
— Я? Вы не заставите меня прикоснуться к этому за всё золото во дворце Джона Гонта. Если не хотите, чтобы ваша драгоценная мамочка это увидела, то сами и прибирайтесь, мастер Эдвард.
Он посмотрел на меня так, словно я заставила его убрать собачье дерьмо. Эдвард шагнул мне навстречу, и я даже подумала, что он собирается меня ударить. Но тут где-то снаружи хлопнула дверь, и до нас донесся зычный голос Диот и смех Кэтлин, идущих через двор. Вряд ли она будет так смеяться, когда увидит, что ждёт её наверху. Как и мастер Роберт, когда я расскажу ему об этом.
Говорили, что молодой Ян сам себя сгубил, но я считала, что мастер Роберт прав: кто-то имел зуб на эту семью. Кто бы то ни был он наверняка убил беднягу, а теперь принялся за его отца.
Глава 33
В Андовере, что в графстве Хэмпшир, на Новый год появляется призрачной или демонической природы свинья, но её также можно увидеть во время сильной грозы.
Линкольн
На негнущихся ногах Адам плёлся к дому по узенькой тропинке, подавив гримасу боли на лице. Пот капал с кончика носа, рубаха прилипла к телу, но он не останавливался передохнуть. Два босоногих мальчугана ссорились у дымящейся кучи собачьего дерьма за право положить его в своё ведёрко, чтобы продать кожевнику. Адам прошёл мимо, и на мгновение они забыли про свой трофей, в унисон насмехаясь над его плащом, надетым в такую жару.
— Мамочка заботится, чтобы тебя не продуло, да? Боится, что у её малыша будут сопельки.
Адам постарался не обращать на них внимания. Он шёл на склад. Ему предстояло объяснение с отцом, но до него было ещё несколько долгих часов, и это лишь кусочек гальки по сравнению с той глыбой страданий, что на него навалятся. Он знал, что его позор стократно усилится, стоит ему спуститься на набережную.
Он ненавидел визиты туда. Фальк был той ещё свиньёй. Когда Роберт был рядом, Фальк изображал рачительность, показывая Адаму, как отмечать прибытие и отправку грузов, как оценивать качество шерсти, флиса и тканей. Он поглаживал Адама по спине, говоря, что у парня острый глаз, что он прекрасно считает в уме.
Но стоило отцу отойти подальше, как Фальк принимался осыпать его оскорблениями и насмешками, намеренно подсовывал ему разные мерные палочки, зная, что они не совпадут, и злорадствовал, когда Адам пытался заново пересчитать тюки. Фальк мог переместить жетоны на счётной доске, так что подсчёт не сходился
Он посылал Адама с поручениями, которые заставляли других работников покатываться над ним со смеху, а однажды даже запер его на ночь на складе, и когда отец пришёл искать сына, заявил, что тот, мол, нарочно там спрятался.
Адам понимал, что Фальк и его отца ненавидит так же сильно. Он слышал его беседы со складскими рабочими, якобы они за свой тяжкий труд не пробовали ничего слаще мякины, в то время как Роберт живет как король за счёт их пота и мозолей. Но Фальк не осмеливался сказать это Роберту в лицо, предпочитая отыгрываться на его сыне.
Слезы навернулись на глаза Адама, и он яростно вытер их рукавом. Фальк и посмотреть бы в его сторону косо не осмелился, если бы Ян по-прежнему был управляющим. Его брат выгнал бы Фалька пинком под зад, но Ян погиб от рук флорентийцев. И Адам скорбел по нему даже больше, чем по матери.
Адам знал, что ждёт его сегодня на складе. Невыносимая жара и духота, а вонь от тюков шерсти сделают атмосферу в четырёх стенах ещё более невыносимой. Полуобнажённые паггеры и Фальк в своей поддергайке. Даже в морозный зимний день Адама засмеяли бы за то, что он ходит по складу в плаще.
В такую жару они наверняка сдёрнут с него плащ и увидят окровавленную тунику. И сразу догадаются, что с ним случилось. От одной этой мысли ему сделалось тошно. Если бы он мог незаметно вернуться домой и отстирать кровь с рубахи…
Он заглянул в конюшню. Там было пустынно. Одна из отцовских лошадей, привязанная в дальнем конце конюшни, задремала, пригревшись. Тенни с конюхом отсутствовали. Адам на цыпочках пробрался через двор, прижавшись к стене дома, чтобы его не было видно из окон, и осторожно заглянул в приоткрытую дверь кухни, небольшое каменное сооружение по другую сторону двора. Беаты там не было. Обычно она торчала там круглые сутки, даже когда не надо было готовить.
Она даже несколько раз там заночевала, говоря, что лучше спать с мышами, чем со свиньёй. Он знал — Беата намекала на Диот, которая так громко храпела, что легче заснуть на колокольне в церковный праздник. Он слышал, как она жаловалась Тенни, что не может находиться в одной комнате с этой неряхой без желания приголубить её сковородкой, и умоляла держать её за руки, если он увидит поблизости Диот, когда у Беаты в руках будет нож, ибо рядом с ней даже святой согрешит.
Адам услышал доносящийся из окна смех. Диот была в доме с Леонией, их голоса разносились в знойном дрожащем воздухе, ему показалось, что он слышал также и смех Кэтлин. Про себя он звал её просто «Кэтлин». Теперь он должен был называть её «мама», но Адам всячески избегал такого обращения.
Он не мог зайти внутрь. Его засыплют вопросами, почему он пришёл домой, а не на склад. Если сказаться больным, то Кэтлин с Диот начнут укладывать его в постель и тогда точно увидят его рубаху. Они не должны об этом узнать, особенно Леония. Он сгорит от стыда, да и Кэтлин всё расскажет отцу.