Неожиданность (СИ) - Попов Борис. Страница 103
Правда, бояре немножко успокоили: петли кишечника выпали наружу. Теперь промоем чем-нибудь, да хоть просто кипяченой водой, ушьем и вправим назад.
Чистотелом нельзя, обожжем все напрочь. Кетгута хватит, с большим запасом брал. Иголки у меня, конечно, не ланцетные, не режущие, не колющие, а обычные, но с изрядным изгибом, как и положено. С моим навыком ушьем и такими.
Тряпок, чтобы промокнуть кровь, у меня хватит. Ножницы в наличии. Если ситуация не очень плохая, постараюсь помочь. Ну, а если очень плоха, тем более. Будем биться до последнего!
Запрыгнул в седло боярского коня, свои лошади за день устали, крикнул жене:
— На ночь не жди! — и мы понеслись по ночному Новгороду. Молодой крикнул:
— Ты не волнуйся! Мы, что смогли, сделали! Кишки назад засунули!
Я аж застонал от впечатлений! Шарахнуть каловые массы в брюшную полость! Хуже напакостить они, пожалуй, не могли…
В голове всплыла вычитанная в Википедии история, о том, что, когда Мстислава порвал медведь, пришел юноша, похожий на святого Пантелеймона, и князя вылечил. Я, конечно, не святой, но тоже достаточно ловок. На душе стало гораздо спокойнее — сам не справлюсь, Пантелеймон поможет!
Подъехали к терему, вбежали наверх к раненому государю. Он лежал на боку, бледный, перетянутый сомнительной чистоты тряпками.
Возле его кровати поп усердно размахивал кадилом, сильно пахло ладаном. Читал густым басом исцеляющую молитву. Теснились бояре, толкалась многочисленная челядь.
Кристина сидела на табурете возле мужа и что-то тихонько ему говорила. Гордый шведский вид плоховато сочетался с глазами полными слез и прерывающимся голосом.
Нужен был для наведения должного порядка признанный авторитет. Вступать с каждым в дискуссию времени просто не было.
Рыдающая княгиня мне не помощница — будет только помехой. Выбрал среди бояр того седобородого, который распоряжался нами во время сбора денег на постройку церкви. Он стоял немного поодаль от остальной знати.
Подошел, поклонился ему в пояс.
— Здравствуй, боярин! Я врач, зовусь Владимир. Хочу излечить нашего князя. Нужна твоя помощь.
Он внимательно оглядел меня серыми уверенными глазами, оценил.
— Ты немца вылечил?
— Я.
— Многих так спас?
— Не мне судить. Народ должен знать.
— Думаешь и здесь получится?
— Как Бог даст. Надо попытаться.
— Я боярин Богуслав. Мстислава с детства знаю. Мне нравится, что ты не хвастаешься и не пыжишься раньше времени. Помогу, чем смогу. Говори.
— Всех лишних надо убрать — сильно мешать будут. Нужны будут две бабы и четверо крепких мужиков, можно дружинников. Остальных — убрать.
Боярин сразу обозначил препятствие.
— Христину мне убрать не удастся — очень нравная. Попытайся ты.
Занялись каждый своим. Я подошел к Кристине. Обозначил поклон склонением головы.
— Моя королева, — сказал по-шведски, — я врач, сейчас начну лечить князя. Ты будешь создавать неудобства. Конечно, никто не вправе тебе указывать, и ты можешь оставаться возле супруга, но в этом случае он, скорее всего погибнет.
— Ты хорошо лечишь?
Здесь скромность была неуместна.
— Как пою.
— Кристина, не ерепенься, — наперсница положила ей сзади руку на плечо. — Мы пропадем без Мстислава в этой дикой стране! Это нас при нем все любят, а без него придется бежать назад в Швецию!
— Не посмеют! — зарычала гордячка.
— А вот командовать тебе в случае гибели князя никто не позволит. Будут вытирать об тебя ноги, как об последнюю тряпку!
Это решило спор между двумя горячими шведскими девчонками.
— Ты говоришь по-немецки? — спросила меня княгиня на языке, которым я, после излечения Вилли, владел в совершенстве.
— Очень хорошо, — ответил ей.
— Муж почти нет. Не надо, чтобы он знал. Если увидишь, что твой сюзерен уходит, скажи ему на прощанье, что если он и польстился на какую-нибудь местную подстилку, то давно прощен и жена безумно его любит.
Она утерла слезы и гордо, по-королевски удалилась, все так же сохранив прямую осанку. Ничего не скажешь — княгиня!
Богуслав тоже времени зря не терял. При нас остались трое мордастых слуг и один призванный им на помощь дружинник с мечом на боку. Три женщины средних лет молча ожидали распоряжений.
— Командуй дальше, — велел мне боярин. — Ты сегодня воевода.
Окинул хирургическим взглядом комнату. Столик, украшенный по бокам фигурками неведомых мне зверей и с витыми ножками, пожалуй, для операции маловат будет. Свет тоже надо усилить, тусклый для таких дел.
— Я, с твоего позволения, раны пока осмотрю. А ты, чтоб нам зря времени не терять, пока покомандуешь.
— Говори, — согласился Богуслав.
— Пусть мужики притащат пока стол побольше и приставят к этому маломерку, — показал на местный шедевр древнерусской резьбы по дереву. — Женщинам вели подать сюда чистую простынку, кипяченую воду, три большие свечи, штук пять обычных, мешочек с солью, одну небольшую серебряную ложку, миску побольше, какую-нибудь лохань или таз, два обычных кувшина, один с кипяченой водой, другой пустой, чистый бокал и три бутылки водки. И пусть тащат побольше чистых тряпок. Упомнишь?
— Постараюсь, — кивнул боярин.
Даже если он и подумал, что я перед лечением решил замочить три пузыря водки и зажрать несколькими ложками осеребренной соли при усиленной свечной иллюминации, после чего завернувшись в многочисленные тряпки и, облившись кипяченой водой из кувшина, положить здоровенную миску себе на грудь для удовольствия, опустить для верности ноги в тазик и задрыхнуть посреди покоев на здоровенном столе, плюхнувшись на чистейшую простынку, то вслух ничего не сказал и с ненужными расспросами не полез. А ведь нужда во втором кувшинчике для доктора-алкоголика, так и осталась неясной…
Богуслав начал командовать беззаветно верными подчиненными, вставляя для образности и пытаясь добиться наилучшего эффекта, выражения типа: засеку, мечом порублю, уволю, а я присел возле Мстислава, усыпил его, вдел жилку кетгута в иголку, еще пару ниток положил рядом и начал разматывать тряпки.
Сейчас прекращу передавливать раненые сосуды, кровь может начать бить толчками и очень интенсивно. Для того, чтобы избавить бледного больного от такой напасти, артерию надо срочно перевязывать, а вену можно и прошить не торопясь. Тут кетгут первое дело. А не дай бог, задет брюшной отдел аорты или нижняя полая вена? Тут и я, и князь хлебнем горя.
Однако все обошлось — кишечник был весь цел. Подкравливали чуть-чуть мелкие сосуды. Опасность порождало только выпадение кишечных петель с последующим их вправлением заботливыми боярами. Не в стерильную же обстановку их вывалил страшнейший зверь наших лесов, который бегает, как лошадь, плавает, как рыба, чует, как собака, на дерево взлетает, как белка и силен, как тигр, на которого медведь при случае любит поохотиться.
И кишечник, и брюшную полость надо промывать, иначе Мстислав заработает совершенно смертельный перитонит. Вот для этого и была запрошена изрядная часть оборудования.
Было понятно, что буду промывать и кишечник, и сальник, и разодранную брюшину. А потом придется пройтись по краям раны.
А местных безобидных антисептиков, кроме поваренной соли, я и не знаю. Главное, ее толково развести в воде. Вальнешь лишка, раствор обожжет, все, что можно — умаешься потом лечить.
А главная заповедь врача, отнюдь не: сорви с больного денег, сколько удастся! И даже иная, чем: завали неосторожно к тебе подсунувшегося рецептами самых дорогостоящих лекарств не от его болезни. Или: дойми направлениями на ненужные анализы!
Основное, это: НЕ НАВРЕДИ!
Набил внутрь живота тряпок, купленных еще на немецкие деньги — прежние, перепачканные кровью и неведомой грязью, изобилующие обрывками одежды, не вызывали у меня доверия и особой симпатии. Ничего, сейчас натащат!
Можно было начинать. Поднялся, огляделся. Здоровенный стол уже втаскивали. Активно вмешался в процесс. Столы были установлены буквой Г — один для князя, второй, в головах, — для инструмента.