Неожиданность (СИ) - Попов Борис. Страница 113

— Твоя мать повитуха, или она лекарь с большим стажем? — поинтересовался я у суженой.

Забава смутилась.

— Да ну нет…

— Как же она берется об этом судить? Были у нее выкидыши после ласки мужа?

— Тоже нет…

— То есть матушка просто пересказывает тебе чьи-то чужие басни?

— Ну зачем ты так про маму…

— Я что, придумал о ней что-то нехорошее? Обхаял зазря? Просто сделал единственно правильный вывод из твоих же слов. И сделал этот вывод не бондарь или печник, не гончар и не скорняк, а лекарь с очень большим стажем, который неоднократно принимал роды, наблюдал за беременными — всякое бывало! Но такой чуши не слыхал ни разу! — гремел мой могучий голос.

— Но наш ребенок… — пискнула, сжавшись в комочек, моя ненаглядная.

Острая волна любви и жалости накрыла меня с головой. Провались оно все на свете! Лучше длительное воздержание, чем мучить Богом данную мне жену.

— Да и я люблю и жду маленького не меньше, чем и ты — заныл я в раскаянии, — не хочешь, не надо…

Забава кинулась, упала мне на грудь, крепко обняла, всхлипывая и орошая нас обоих слезами.

— Я хотела, как лучше! Вдруг у меня родить больше не получится! А хочу я тебя всегда! Сегодня ночью была одна, измаялась вся…

И слезы, слезы, слезы…

Мы стали целоваться, и сами не заметили, как это случилось. Когда супруга пыталась показать прежнюю удаль, я ласково ее пресекал — не горячись, радость моя, теперь уже так нельзя. Мне-то слава богу уже не тридцать лет, обуздывать себя в этом деле несложно.

Потом эта вакханалия страсти закончилась. Забава, глядя мне в глаза, тревожно спросила:

— А точно хуже не будет?

— Точно, точно…, — отвечал расслабленный я.

— Ты уверен?

— Конечно. Меня очень долго учили, чтоб я стал лекарем — целых шесть лет. И наставники были половчей меня. Каждый из них учил тому, чем он был занят всю жизнь. Несколько человек были, как у вас повитухи — следили за беременными, принимали роды и делали это десятками лет. Все они говорили одно: когда женщина в тягости, заниматься любовью можно, но без прежних безумств. Остерегаться резких рывков, подпрыгиваний под весом мужа и тому подобное. И ни в коем случае не терпеть никакую боль, и не переносить никаких неудобств! Тогда все будет хорошо.

— Поэтому ты меня сегодня и сдерживал?

— А какие еще могут быть причины?

— Ну может разлюбил?

— Не дождешься!

Счастливый смешок и опять поцелуи…

— И что, запретов вообще нет никаких?

— Как не быть.

— А какие?

— На последнем месяце все нужно делать плавно и нежно, примерно за две недели до родов лучше и вообще прекратить. А так польза от этого дела большая. Слышала, что первые роды самые трудные?

— Конечно! Бабы это все говорят.

— А знаешь почему?

— Конечно! Первенцу надо все расширить, и даже, бывает, кое-что и порвать. Остальные дети идут уже по проторенной им дорожке.

— Это точно. Но кроме этого есть еще и силы внутри, которые надо развивать. По науке они называются мышцы. Вот они от постельной любви и развиваются.

— Не пойму никак, — скисла Забава.

Ну с этим мы сладим. Я сначала дал ей пощупать мой расслабленный, а потом напряженный бицепс, объяснил поподробнее, как сумел. Она захлопала в ладоши:

— Поняла, поняла!

Вот и славненько. Беседа потекла дальше. Рассказал ей о своих хирургических успехах, получил положенные похвалы за ум, знания и невиданную смелость.

Пожаловался на трудности своего тернистого пути, поделился последними положениями психологии 21 века о том, что лекаря не нужно огорчать, расстраивать и вообще всячески нервировать — он сильно уязвим в моральном плане. Получил все мыслимые заверения по неприкосновенности и охране моего душевного покоя беззаветно преданной женой. В общем, жизнь задалась!

Спросил, чем обусловлено столь раннее появление любимой. Оказывается, для сохранения имущества, она подошла к кирпичникам. Ваня с Наиной обнимались на прежнем месте. На предложение остаться в доме на ночь, ответили бурным выражением восторга.

Оказывается, ребятам не то, что переночевать, даже и встретиться-то кроме как возле этого сарая негде. Они приезжие, хозяева арендованных ими квартир безжалостно гонят их вдвоем — не венчаны. На улице уже стало дождливо и сыро — наступила осень.

— Ну пусть скажут, что обвенчались.

— Что ты, что ты, окстись! Грех-то какой!

— Тогда пусть обвенчаются.

— Оба очень хотят. Ивану ничто не мешает — прежней жены нет, разница в вере их не смущает — бог у нас один.

— Разве?

— Их еврейский Иегова — это наш Бог отец. Иисус Христос его сын. Это мне Наина объяснила — сказала гордая своей понятливостью наивная русская женщина.

Еврей, он тебе, что хочешь объяснит, если это пойдет ему на пользу, подумалось мне. Но бороться с этими абсолютно не православными идеями сейчас не ко времени.

— А в чем же помеха? Пусть пойдут и поженятся.

— У Наины с прежним мужем развод не получен. Получить его в Новгороде невозможно — нужен раввин (это их поп) и прежний муж, два свидетеля их же нации. Все это только в Киеве. В нашем городе и иудея-то какого-нибудь захудалого не сыщешь — одна наша ведунья проживает.

— Да, замысловато! — крякнул я.

— Поэтому завела молодых в дом, показала где что лежит — тут еда, тут вход в погреб и ледник. А сейчас ты, наверное, ругаться будешь…

— И что же еще ты отчубучила?

— Посмотрела на их оживленные лица, и стало мне ясно — не улягутся они на купленной тобой недавно кушетке — слишком узкая она для двоих. А нужной ширины только наша с тобой постель в спальне. Перестелила им белье.

— И на что тут ругаться? Ваня мне и раньше был верный товарищ. А в поход сходим вместе, закадычные друзья, можно сказать — побратимы, все трое станем.

В голове мелькнуло — те, кто чудом вернется…

— Давай-ка лучше, чтобы их не мучить, поселим пока у нас. Широкую кровать столяры за день сделают. А в Киеве они свои дела и переделают: и разведутся, и поженятся.

— Дай бы Бог! — перекрестилась Забава.

Так мы валялись и беседовали до ужина, на который позвал нас боярин.

Поедая тетерева, Богуслав сказал:

— Мальчишка этот прибегал, как его, столяр.

— Пафнутий?

— Именно. Тут же велел позвать слугу, Мал звать, для проверки крепости этого изделия. Он здоровенный и толстенный, против Мстислава, наверное, вдвое весит. Велел укладываться на эту утку, потом поерзать на ней, затем посидеть. Хряка этого выдержала, не скрипнула, не хрустнула — значит и под князем не подведет. Пафнутию выдал вольную, он, счастливый, унесся. Мстиславу судно поставил вместе с другим слугой — подаст в случае чего, объяснил, как им пользоваться. Караульщики, когда князя погонит облегчиться, легко его на судно закинут.

— Лихо ты все организовал!

— Большой опыт командования людьми имею.

Поели, завели Забаву в наши покои, сами отправились опять к Мстиславу.

— Слушай, мне есть все больше хочется! — не утерпел прооперированный.

Я внимательно проглядел состояние кишечника — все было просто великолепно. Можно и рискнуть.

— Богуслав, а можем мы сейчас для государя легкий супчик сварить? Повар не ушел еще?

— Из-под земли достанем! Пойдем объяснишь, какой суп нужен.

Глядя на боярина, верилось — этот и из преисподней нужного человечка достанет. Либо сам станет варить, но еда князю обязательно будет!

Нам быстро нашли кулинара, и я все ему объяснил.

— Да это я махом спроворю! Может мясца для вкуса добавить?

— Не умничай тут! А то и самого на мясо пущу! — вмешался дворецкий.

Работа закипела. Пока варилось, растолковал повару, как и чем будем кормить больного, что можно, а что нельзя, и как в ближайшие дни надо готовить.

Через полчаса кастрюльку притащили и поставили на стол в княжеских палатах. Вначале несколько ложек супа дал я. Мстислав пожирал скудный харч, рыча, как молодой хищник. Переждали часок, все прошло отлично. Ни болей, ни тошноты, ни дай бог, рвоты.