Неожиданность (СИ) - Попов Борис. Страница 19

— Ты понимаешь, Игорь, я не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, об этом знал. Ни Любовь, ни другие ведуны, не говоря уже о чужих людях. Если ты в себе не уверен, лучше эту тему закрыть.

Он подумал. Затем спросил:

— Ты может против Новгорода чего задумал?

— Нет. К вам это не имеет отношения.

— Тогда говори.

— Жене особенно это говорить нельзя.

— Почему?

— Она сколько-то потерпит, а потом под страшным секретом и какой-нибудь жуткой клятвой доверит лучшей подруге. Придется мне из Новгорода убегать.

Игорь еще поразмыслил.

— Может быть… Ладно, начинай.

Я вздохнул и стал говорить.

— Прибыл к вам не из других краев, а из другого времени.

Ведун удивился.

— Разве так бывает?

— Теперь точно знаю, что да.

— Но родился тут на Руси?

— На несколько сотен лет позже вас в будущем.

— Ты там умер?

— Нет, я перенесся в чем был. Потом одежду купил новую. Часы вот оставил себе. Окружающие думают, что это браслет.

Отстегнул с руки, дал ведуну поглядеть. Тот их рассмотрел.

— Цифры на беленьком кружочке, три тонкие палочки…, одна двигается!

— Другие тоже, но медленнее. Если часы сейчас оставить, через сутки они встанут и перестанут показывать время.

— А как они его показывают?

Я объяснил.

— По солнцу же видно.

— А если дождь или снег целый день? А зимой еще и темнеет рано.

Он потупился.

— Действительно. А зачем их три?

Объяснил. Затем рассказал про нашу жизнь. Он обалдел. Объяснил, что в Дамаске я никогда не был. Все мои знания и умения из другого мира. — А что будет с нами?

— Если бы я знал хотя бы какой сейчас год. Игорь сказал.

— У нас совсем другой счет.

— А какой?

Объяснил. Он подумал, сказал — иностранцы так считают. Эх я лопух! Не потолковал с англичанами, пел, понимаешь ли.

— Но я могу сказать по их счету, — ободрил ведун.

— Откуда знаешь? Пришел на этих днях швед полечиться от страшной головной боли, сказал случайно. Помню совершенно точно. Сейчас 1094 год.

Теперь обалдеть пришлось мне. Седая древность. Русь расколота на княжества, христианство уже почти сто лет, до монголов лет сто пятьдесят. Вот я где…, то-то никаких князей Давидов и не помню. Отвлек Игорь.

— А что будет со мной и с Новгородом?

— Ближайшие лет сто пятьдесят никаких изменений. До нас еще почти тысяча лет. Так же стоят Русь и Новгород. А вот изменения жизни очень большие. Я до пятидесяти с лишним лет лошади вживую и не видел, только на картинках.

— А у вас они передохли что ли?

— Они есть, но их очень мало. Нужды в них нет. Любители выезжают покататься.

— А вы все пешком ходите?

— Между поездками на машинах — да.

— А что за машины такие? И кто их таскает?

— Из живых — никто.

И я, как мог, стал рассказывать о двигателях: внутреннего сгорания, паровых, электрических.

— Откуда же они взялись?

— Человек сам за двести лет и придумал.

— Не дьявол дал?

— В дьявола у нас мало кто верит. В бога — больше. Есть самолеты. Летают по небу.

— Далеко?

— За тысячи верст. Если ехать далеко, люди летят.

— Так не бывает!

— Сейчас — конечно. А я так вырос, привык. Воюем совершенно иначе, чем вы. Мечи, сабли, алебарды, луки в прошлом. Пришло огнестрельное оружие.

— Это как?

Коротенько объяснил. Игорь подытожил.

— Все, хватит. Голова уже опухла, пора расходиться. Завтра приходи так же, сразу ко мне. Теперь я понял, почему рассказывать об этом нельзя. Мы, ведуны, спокойно ко всему относимся. Церковь проклянет, люди быстро убьют. Скажешь кому другому, останется только бежать.

Мы простились, и я пошел домой. По дороге думал: вот или появился человек, которого можно спросить, о чем угодно, или придется убегать. У нас новости были в том, что Фрол завтра уплывает в Ярославль с караваном. На нашу ладью пустил двоих купцов. Отсыпал мне половину арендной платы. Я от ужина отказался и ушел спать.

Матвей утром рассказал, что Елена имитирует дома депрессию, мать уже забеспокоилась. Он скоро уплывает. Вернется или нет, как всегда неизвестно. Поэтому нашел старого ушкуйника, пока он меня поучит.

— Дорого встанет?

— Месяц — десять копеек.

— Почему так дешево?

— Из уважения ко мне и моему отцу.

На рынке подошел Дорофей. Именины завтра в полдень, быть всем и трезвым. Сразу появилось желание прийти сильно пьяными всем. Молодцам эту шутку решил не говорить — неизвестно как воспримут. Спросил, что у них поют для именинника. Оказалось, такой единой песни нет. Велел поэту до завтра написать и отправил домой заниматься. Хорошо было бы вставить имя Дорофей.

Певец освоил еще одну песню. У фокусника движения пока нет. К обеду подошел один из вчерашних скоморохов. Минут тридцать послушал, спросил кто пишет песни. Узнав, стал звать меня влиться в их коллектив. Ребята глядели с постными лицами. Я отказался. Сказал ему, что есть еще парень, который пишет стихи.

— Может с вами пойдет?

— А где он?

— Завтра будет. — Спросил его, — может у нас что не так по сравнению с вами? Мы-то этом деле недавно.

Профессионал немножко подумал и сказал:

— Одеты вы неярко. На нас глядя, у народа сразу внимание появляется. Многие на бубенчики уже улыбаются. Шуток у вас нет, народу скучновато. А у нас и сценки смешные есть. Церковь нас за что не любит? И попы иной раз в числе действующих персонажей бывают. Не приплясываете.

Скоморох пообещал подойти завтра, простился и ушел.

Я, чтобы подумать, поставил петь молодого. Игра на домре мне думать только помогала. Одежду мы разом не сменим — просто нет денег. Хотя кому-то, пока одному, можно сделать бубенчики на шапку. Пока не пришивать, а как-то прикрепить.

С шутками похуже. Я местных реалий толком не знаю, может парни чего выдумают. Хотя можно рассказать какой-нибудь анекдот, которых я знаю массу.

Насчет приплясываний надо спросить у ребят, или пойти поглядеть, как это делают скоморохи. Подобрал ветхозаветный анекдот и решил попробовать немедленно. По реакции народа пойму, можно ли эту идею использовать. Песня окончилась. Вышел вперед, привлек к себе внимание коротким проигрышем из Барыни, и начал говорить:

— В одной семье жил немой мальчик. Слышал вроде хорошо. Как-то вечером подошел к отцу и сказал: там в калитку кто-то стучит, а собака молчит, спит, наверное. Что же ты семь лет молчал? Повода говорить не было.

Народ хохотал от души, мои не отставали. Слышались крики: еще, давай еще! Подождав, пока смех уляжется, рассказал еще парочку. Эффект был тот же. Метод был действенный. Стали петь дальше. Перед обедом, когда шли в корчму подешевле, подальше от рынка, молодежь галдела:

— Мастер, какие у тебя смешные короткие истории! Мы таких и не слышали.

Я шел и думал: и денег дали побольше.

— А у вас есть кто-то с забавными шутками?

Показали на Егора. Рассказал народу идею с колокольчиками. Парни одобрили. Двое сказали:

— Пришьем хоть завтра.

— А где их взять? В церкви, может, надо будет воровать?

Замахали руками: окстись, старинушка! После обеда покажем.

Спросил насчет умения плясать.

— Да все умеем.

Остановился, начал играть.

— Показывайте.

Действительно, получалось у всех сносно.

— Будете делать так кто-нибудь один на каждой песне. Играть в это время не будете. Егор будет командовать.

После обеда зашли и купили два колокольчика. После того, как отпели, отплясали и рассказали еще три раза по два анекдота, я поделил большую, чем обычно сумму, и мы разошлись.

У дверей калитки меня встретил Игорь, провел в дом. Я с напряжением ждал, что он скажет по поводу вчерашней беседы. Возможны были варианты. Он мог просто выслать меня из дома и своей жизни, начать беседу о будущем, мне не интересную и тому подобное. Однако мужчина повел себя иначе.

— О вчерашнем — не будем пока говорить. Сегодня начнем пытаться будить в тебе ведуна. Если у меня не получится, пойдешь к остальным двоим умельцам. Разбудить не выйдет — целителя из тебя не будет. У нас многие так прошли. Ну что же, что будет, то и будет. Ты ел после работы?