След менестреля (СИ) - Астахов Андрей Львович. Страница 10

А с ними мы с Уитанни справимся. Плевое дело.

Никогда бы не поверил что я, человек двадцать первого века, способен на такие первобытные штуки, как ночевка в зимнем лесу при морозе в десять-двенадцать градусов ниже ноля (точно не могу сказать, термометров в мире Элодриана пока что не изобрели). Между тем, две ночи пришлось поспать совершенно по-дикарски.

Рецепт для всех путников от Кирилла Москвитина: оказавшись зимой в лесу, выройте в снегу глубокую яму, разведите рядом с ней костер, желательно с подветренной стороны, чтобы дым не доставал, поешьте плотненько, выпейте пару глотков чего-нибудь покрепче для согрева, а потом устраивайтесь в яме на ночлег в обнимку с вашим персональным оборотнем, а яму накройте вашим плащом, оставив пару отдушин для дыхания. Я провел так две ночи, и вот что скажу — ни разу за последние двадцать лет я не спал так сладко и спокойно. И тепло, и безопасно. И все благодаря Уитанни.

На третий день пути погода начала портиться. Мороз спал, но зато пошел сильный снег, и идти по тракту стало тяжелее. Уитанни в своем человеческом облике начала явно уставать, да и у меня ноги болели с каждым пройденным километром все сильнее. Немного успокоило меня то, что, поднявшись по дороге на какой-то плоский холм, мы увидели в долине за холмом несколько избушек, окруженных забором — то ли ферму, то ли факторию.

— О, наконец-то! — обрадовался я. — Теперь хоть узнаем, куда пришли.

— Ллеу ньярр-найн а туата, — сказала Уитанни каким-то нехорошим тоном. — Уитанни фарр тира драннак. Мелай-на брана муин.

Я понял мою кошечку — она почувствовала запах людей, и это ей не нравилось.

— Конечно, тут есть люди, — сказал я, показав на хутор в долине. — Топаем туда, котюлечка. Горячая еда и информация именно то, что мне сейчас нужно.

Уитанни не стала спорить, но очень скоро я убедился, что она была права. Спускаясь по глубокому снегу с холма в долину, я увидел впереди на дороге какие-то темные продолговатые пятна. Когда мы подошли ближе, то увидели торчащие из сугроба у обочины дороги почерневшие и обглоданные кем-то человеческие руки и ноги.

— Тааааак, — протянул я и полез в сумку за флягой, чтобы выпить и избавиться от охватившего меня неприятного озноба. — И что это все значит?

Очень быстро я разбросал руками рыхлый снег, засыпавший трупы, и увидел пять тел, лежавших в ряд. Трое стариков, двое мужчин и женщина, и двое детей — девочка лет семи и совсем еще крошечный младенец-мальчик. Все они, кроме завернутого в рогожу младенца, были совершенно голыми — кто-то снял с них всю одежду. Смотреть в их застывшие искаженные лица без содрогания было невозможно.

— Господи ты Боже! — выдохнул я. Ноги у меня разом ослабли, захотелось сесть, но я подумал, что если сейчас сяду, то встать уже не смогу. — Это еще что такое?

На телах не было ран или увечий, кроме следов звериных зубов и птичьих клювов. Мертвецы выглядели истощенными до предела — кожа да кости, ребра торчат так, что едва не прорывают посиневшую тонкую кожу. Яснее ясного, что несчастные просто замерзли. И кто-то забрал с покойников одежду. Или же их намеренно выгнали на мороз голыми? Похоже, ответ на эту страшную загадку следует искать впереди, на ферме.

Вблизи хутор выглядел необитаемым и давно заброшенным — забор покосился, крыша избы завалилась набок, в соломенной кровле зияли огромные дыры. Окна были заколочены досками.

— Аей, — сказала шепотом Уитанни, показав на дом. — Уитанни фарр тира драннак ваиррр.

— Люди? В доме есть люди? — Признаться, я ожидал услышать что-то подобное. — Отлично, сейчас познакомимся с ними.

Дверь избы, низкая и сколоченная из неструганных досок, была заперта изнутри. Я несколько раз ударил в нее посохом, но внутри было тихо. Если бы не слова Уитанни, я бы усомнился, что в избе кто-то прячется. Но гаттьена не могла ошибаться.

Видимо, моя настойчивость возымела эффект. Я услышал тихие осторожные шаги за дверью, а потом испуганный женский голос спросил, кто стучит.

— Откройте, — сказал я. — Я знахарь, иду в Роэн-Блайн. Не бойтесь, я не причиню вам никакого вреда.

— Знахарь? — Я услышал громкий вздох. — Двенадцать Вечных, вы знахарь?

— Да, именно так. Откройте же!

Внутри началась какая-то возня, дверь дрогнула, послышался стук — видимо, сидельцы приперли дверь изнутри чем-то тяжелым. Потом дверь открылась, и я увидел грязную, закутанную в невообразимое тряпье женщину с больным исхудавшим лицом и расширенными, окруженными темными кругами глазами.

— Господин знахарь! — Женщина всплеснула руками, лицо ее задергалось, на глазах заблестели слезы. — Боги, да вас сама судьба нам послала. Входите же!

Мы с Уитанни вошли в зловонный полумрак, который едва рассеивал свет костра в очаге посреди дома. Вокруг костра сидело пять человек, одетые в лохмотья — мужчина, две женщины и два ребенка, мальчик и девочка. Увидев меня, они встали и начали униженно кланяться.

Разглядывая их, я заметил еще одного обитателя странного дома — он лежал за костром на досках, покрытых соломой. Проникшая в избу следом за мной и Уитанни волна холодного воздуха достигла лежащего, и он начал надрывно кашлять. Видимо, этот человек был болен.

— Кто вы? — спросил я, понимая, что сейчас услышу что-нибудь нехорошее.

— Мы из Ланли, господин знахарь, — ответила та самая женщина, что пустила нас в дом. — Деревня есть такая… была.

— Была?

Женщина не ответила. Прочие тоже молчали, старались не глядеть мне в глаза.

— Послушайте, — сказал я, — я нашел на дороге несколько мертвецов. Они лежат там, выше по склону. Их раздели и бросили умирать на морозе. Там есть даже младенец. Может, объясните мне, что за хрень тут творится?

— Господин, господин! — Старший из мужчин, мрачно сверкнув глазами, шагнул ко мне. — Клянусь, мы не виноваты в том, что они умерли. А одежду мы забрали, признаю, но уже потом, когда бедняги умерли. Им она не нужна, а нам надо выжить.

— Что с вами случилось?

— Я бы не хотел об этом говорить, господин знахарь, — совсем уж недружелюбно ответил мужчина. — Ни к чему вам, господам хорошим, знать о наших простецких горестях.

— Жаль, что вы не хотите рассказать мне правду, — я шагнул к лежавшему на соломе человеку, присел, коснулся его лба. Это был юноша лет двадцати, и он был в сильном жару. — Он что, болен?

— Это мой сын Жано, — всхлипнула женщина, открывшая нам дверь. — Он простудился.

— Немудрено, — ответил я, порадовавшись, что этому мальчику я наверняка смогу помочь. — Простудился, так вылечим.

— Погоди, господин хороший, — мрачный мужчина навис надо мной, как скала, готовая обрушиться мне на голову. — Платить у нас нечем.

— Матис, что ты говоришь? — воскликнула женщина.

— Я к тому, что лекари без платы вошь с головы не снимут, — заявил мужчина. — Нечем нам платить, господин хороший.

— А кто сказал, что я плату возьму? — ответил я. — Нечем, так нечем, не больно и хотелось. А парню помочь надо, он горит у вас весь.

— Это…это ты правду говоришь? — Матис схватил меня за локоть. — Ты ему поможешь?

— Чем смогу, помогу. И твоего позволения не спрошу, приятель.

— Я…ты прости меня, господин. — В колеблющемся свете костра я мог видеть, как побледнело лицо мужчины. — Я ведь…

Жано вновь закашлялся. Кашель был сухой, лающий, нехороший, и хоть я медик еще тот, но почти не сомневался, что у парнишки самая настоящая пневмония. Да и еще и жар такой, что хоть чайник на лоб ставь.

Для отвода глаз я вытащил флягу с самогоном, налил несколько капель в крышку, а сам аккуратненько положил свой посох на землю так, чтобы окованный золотом конец посоха коснулся тела парня. Приподняв голову больного, я влил ему в рот самогон, отчего Жано вновь начал кашлять. Подмигнув Уитанни, я завинтил пробку, убрал флягу в сумку и сказал:

— Ну вот, теперь подождем немного. Так кто же вы такие?

— Мы из Ланли, господин.

— Это я уже слышал. Вас что, вальгардцы разорили?