Игра в дружбу (СИ) - Фант Карина. Страница 37

— Оу, — тянет Лика понятливо. — Ну, ясно.

А потом усмехается и спрашивает:

— Кино-то досматривать будем?

— Врубай, — соглашаюсь я, закидывая в рот горсть попкорна. — Кажется, скоро будут постельные сцены.

Глава двадцать вторая

— Да уж, дочь, ты бы ещё до Нового года о нас не вспоминала.

Стыдливо улыбаюсь, бестолково бренча чайной ложкой по стенкам чашки. Мама сидит напротив в тонком шелковом халате, в упреке поджимая свои красивые пухлые губы.

— Мам, я и не забывала о вас. Просто времени приехать не было, — оправдываюсь и прибегаю к действенной тактике: — Но соскучилась очень.

Мама красноречиво вздыхает, но ее взгляд заметно теплеет.

Попробую объяснить, что, вообще, происходит. Дело в том, что вчера ночью я ни с того, ни с сего решила, что завтра наведаю своих родичей. Лика сама вызвалась приглядеть за Фисташкой, поэтому я даже не стала заезжать домой и утром отправилась на вокзал прямо от нее. И вот, спустя два часа дороги, я сижу на своей родной белоснежной кухне и цежу горячий сладкий чай. Наша квартира, вообще, чем-то напоминает больничные палаты. Минимализм и стерильность.

— А папа где?

Мама снисходительно улыбается и говорит как что-то само собой разумеющееся:

— На работе.

Даже в воскресенье. Удивительно, что она сама дома — неужели, чувствовала, что я приеду? Будто прочитав мои мысли, мама говорит:

— А мне что-то нездоровится, наверное, простуду подцепила.

— Ты-то? — недоверчиво улыбаюсь.

— Авитаминоз, — жмёт она плечами. — Мы с твоим отцом работаем над новой диссертацией, времени о себе думать совсем нет.

Понимающе мычу.

По образованию мои родители медики-биохимики, поэтому вся их работа, по большей части, связана с различными исследованиями в смежных областях. Не знаю, как мне так свезло, но меня в свою профессию они посвящать никогда не спешили, поэтому понимаю я в этом мало. Знаю только, что родители частенько получают гранты на дальнейшие опыты и защищают всевозможные докторские диссертации. Их даже несколько раз звали в столицу, но из своего стерильного гнездышка эти два дятла улетать категорически не желают.

— А я котёнка завела.

Слова срываются с языка прежде, чем я решаю, что должна их произнести. Не то, чтобы я собиралась это скрывать, но я ведь говорила, что мои предки не очень-то жалуют всякую живность. Но язык мой — враг мой, поэтому остается лишь наблюдать за реакцией матери, затаив на всякий случай дыхание. Та слегка удивлено вскидывает аккуратные брови (а говорит, что времени на себя нет) и переспрашивает:

— Котёнка? А у тебя аллергии нет?

— С чего бы это? — не понимаю я.

— И правда, — говорит мама, будто не она задала вопрос. Впрочем, новость о котёнке ее не слишком трогает. — А как у Кати дела?

— Работает во Франции. Помнишь, я рассказывала?

— Да-да, что-то припоминаю... — мама вновь вздыхает и предлагает: — Дочь, пойдём в зал? Прилягу.

Послушно встаю следом, так и не допив пустой чай. Здесь никаких сладостей не водится, даже сахар только из-за меня хранят. Моя семья, вообще, предпочитает все пресное, как в еде, так и в жизни. Слабостью для них является собственная работа, ну, и любовь матери к походам к косметологу. Иногда я задумываюсь о том, не роботы ли мои родители? Хотя, мама вон приболела, кажется. Значит, всё-таки человек.

Зал встречает похожей белизной. Даже телевизор здесь молочного цвета.

Сажусь на диван у головы мамы и, перебирая темные длинные пряди, спрашиваю:

— Расскажи, как у вас дела.

— Все по-старому, солнышко. Работаем, работаем, работаем…

— Как-то пессимистично, — замечаю я. Мама всегда с большим трепетом относилась к своей деятельности, поэтому усталый тон в ее голосе меня порядком удивляет.

— Наверное, я старею, — вдруг выдает она. Пей я сейчас свой чай, непременно бы им подавилась. — В последнее время ничего не радует.

Подбадривающе улыбаюсь и отвечаю:

— Мам, это называется осенней хандрой, а не старением.

— Может, нам тоже стоит завести котика, а? — мама не дает мне времени осознать весь абсурд вопроса и говорит еще более нереальные вещи: — Или еще одного ребеночка…

— Ма-а-ам… — тяну испуганно. — Ты точно заболела. Может, сходим к врачу?

Она вдруг поднимается в положение сидя и картинно подпирает голову сложенной на спинке дивана рукой.

— Я чувствую себя одинокой!

— Ты чего? — говорю и придвигаюсь к ней. Аккуратно кладу руку на плечо. — Мамуль, тебе просто отдохнуть, наверное, надо…

— Нам нужно устроить с тобой шоппинг! — заявляет мама и смотрит на меня.

— Эм, ну… Давай! Если тебе полегчает, то, конечно…

Мама тепло улыбается и тянется ко мне с объятиями. Охотно принимаю их и вдруг слышу, как открывается входная дверь. Удивленно переглядываемся.

— Кажется, твой отец вернулся, — говорит мама, отстранившись и вновь приняв отчужденный вид.

Не успеваю удивиться ее реакцией, услышав приближающиеся шаги.

— Ничего себе. Блудная дочь вернулась в отчий дом? — спрашивает папа со слабой улыбкой.

— Только и ты не говори, что я о вас забыла, — добродушно закатываю глаза.

— А это не так?

Коротко обнимаемся и располагаемся на диване. Сославшись на готовящийся в духовке обед, мама удаляется на кухню, оставив нас вдвоем в зале. Рассказываю папе о своей работе, о поездке Катьки, о Фисташке и учебе в универе. Он упорно пытается сделать вид, что его все это интересует, но я то и дело ловлю его задумчивый взгляд, дающий понять, что папа мыслями отсюда очень далеко. Скорее всего, в одной из своих лабораторий или на Марсе, собирающий уникальные образцы. Во время нашего (то есть, моего) разговора у меня вдруг звонит телефон, и на экране высвечивается номер Максима. Скомкано извиняюсь и ухожу в свою комнату, отвечая на звонок только тогда, когда за моей спиной закрывается дверь.

Ладони почему-то мигом потеют.

— Да?

— Почему не предупредила, что собираешься уехать? — сходу спрашивает Макс очень, очень недовольным голосом.

— А должна была? — говорю и тут же прикусываю язык.

Блин, ну, конечно, должна была!

— А как ты, черт возьми, думаешь? — его голос сочится сарказмом. Нехорошим таким сарказмом, от которого по спине мурашки бегут.

Вздыхаю и говорю:

— Прости. Да, я сглупила, — тру лоб, но все-равно не сдерживаюсь от шпильки: — Но ведь ты мог позвонить и узнать, как сделал это сейчас! К чему сейчас этот тон?

— Да что ты говоришь? А я звонил! Три раза! — под конец рявкает он так, что я испуганно съеживаюсь.

Ошалело моргаю и зачем-то смотрю на экран телефона. Черт, ну я и дура! Лепечу:

— Как три раза?.. Наверное, в дороге не было связи…

Макс молчит, тяжело дыша.

— Макс, ну, правда, извини… Я не думала, что это так важно!

И снова глупость. Думала, еще как! Но все равно не сказала.

А все из-за наших ночных разговоров с Ликой.

— Ма-акс? Все в порядке? — прислушиваюсь. — Ты, что, за рулем?

Судя по звукам, так и есть.

— Нет, не в порядке, Эмилия, — наконец, подает Максим голос. К моему счастью, тот заметно смягчился. — Ладно, черт с ним… Когда ты вернешься?

— Сегодня вечером.

Макс еще немного молчит и напоминает уже совсем спокойно, с легкой хрипотцой:

— Ты обещала встретиться.

— Да, обещала, — говорю, оттягивая горловину душного свитера. — Но, наверное, будет поздно. Давай в понедельник?

Сердце бешено бьется о ребра. Макс едва слышно вздыхает и говорит:

— Хорошо. До понедельника.

— Пока…

Он первым кладет трубку, а я чувствую себя как-то… странно. Неправильно. Начиная от осознания своей глупости и заканчивая тем, что фактически отказала ему во встрече. Но и согласиться я тоже не могла. Мне нужно время все вновь расставить на свои места.

Прикрываю глаза и, глубоко вздохнув, обвожу комнату взглядом. Она — единственное темное пятно в нашей «идеальной» квартире. С яркими фиолетовыми обоями, малиновыми шторами в белую вертикальную полоску, большой полутораспальной кроватью, заправленной пледом в тон штор, большим дубовым шкафом и акустической гитарой у стены… Когда-то я училась на ней играть, но вышло совсем неважно.